ТРАГЕДИЯ ФРАНКЕНШТЕЙНА *

В рождении Валерия Тодоровского замешан Хичкок Кино не может и не должно соперничать в оперативности и актуальности с теленовостями. У художников задачи иные, нежели у репортеров. Но злобу дня никто не отменял. Валерий Тодоровский, чей новый фильм «Мой сводный брат Франкенштейн» вышел в прокат, уверяет, что не гнался за конъюнктурой, так совпало: картина оказалась созвучна реальным событиям из жизни. По сути, новый фильм Тодоровского — современный вариант романа о чудовище доктора Франкенштейна. Герой картины Павлик Захаров вернулся из «горячей точки», на которой потерял глаз и рассудок. Он приезжает в Москву на операцию и приходит в дом к своему отцу, который и не догадывался о существовании взрослого сына. Павел не может избавиться от войны, выбить ее из головы. Единственное, что он научился делать, — это защищать своих и уничтожать чужих. Он не заливает горе водкой, в нем нет обиды на весь мир за поломанную молодость и полученное увечье. Напротив, он милый, улыбчивый и очень трогательный в своей наивной простоте. Но по ночам Павлик отправляется проверять чердаки, подвалы и окрестности: ему повсюду мерещатся «духи». И в какой-то момент он становится опасен для окружающих. Несчастное, изуродованное войной чудовище совершенно не приспособлено для мирной жизни... Впрочем, разговор с режиссером «Любви», «Подмосковных вечеров», «Страны глухих», «Любовника», продюсером сериалов «Каменская», «Бригада», «Идиот» вышел за рамки одной премьеры... — Говорят, мама родила вас, Валерий, будучи под впечатлением от фильма «Психо» Альфреда Хичкока, снимавшего фильмы ужасов? — Документально подтвердить не смогу, но, по рассказам, так все и было. Я появился на свет в Одессе, где на местной киностудии периодически устраивались просмотры запрещенных для широкого проката картин. Однажды из Госфильмофонда привезли «Психо». Мама пошла на сеанс... — Сам Б-г велел вам триллеры снимать! — Очень хочу! Может, займусь когда-нибудь. Но не теперь. Пока задумал неожиданный и трудноосуществимый проект. Мои прежние фильмы были про настоящее, а сейчас планирую сделать нечто историческое. Всю жизнь мечтал снять костюмный мюзикл. Предвкушаю, как проживу год среди людей, которые танцуют и поют, сниму развлекательное кино — яркое, веселое, цветное, хулиганское... Пока есть только сценарий, нужно придумывать все, включая музыку. — Зато с «Франкенштейном» можно больше голову не ломать, осталось ждать реакции зрителей. Подозреваю, предложенная вами развязка картины вызовет немало споров. Из всех возможных концовок вы выбрали самую чернушную (в финале главный герой погибает. — Ред.). — Мы со сценаристом Геннадием Островским провели много дней, даже недель, изощренно пытаясь найти иной выход. Понимали: как есть — слишком мрачно. Пробовали открытые финалы, когда не ставится точка и каждый сам все додумывает. Обсуждали очень симпатичные хеппи-энды, чтобы зритель обрыдался и ушел домой просветленным. Но в любом другом варианте, кроме избранного, присутствовало ощущение фальши, драма превращалась в кукольную историю, в игру понарошку. Ужас в том, что наш герой — свой среди чужих, чужой среди своих. Он приходит в ваш дом, и от него нельзя отказаться, сделав вид, будто его нет. Это существо обитает под одной крышей с вами, но никому не дано проникнуть в его мир. И жалко его, и жить с ним, представляющим реальную опасность, невозможно. Когда неадекватный человек угрожает окружающим, берет заложников, огонь ведут на поражение. Он-то искренне считает, что по-прежнему на войне и сражается с врагами... — Слышал, из-за такого финала у картины возникли проблемы с дистрибуцией на Западе? — Да, там тяжело воспринимают подобные концовки. Впрочем, не только на Западе. После показа фильма на «Кинотавре» многие журналисты были в шоке. Но по-иному этот фильм снять было нельзя. Зачем делать пряничной картину о душевной травме мальчика, вернувшегося с войны, но не закончившего воевать? Наш герой попал в тупик. Не знаю, как из него выбраться, но моя задача заключалась в том, чтобы вскрыть рану, вывернув ее наизнанку. «Франкенштейн» — история социальная. Я нанес удар по аудитории, выплеснул эмоции. Наверное, потом тысячу раз пожалею об этом. — Социальным режиссером вы, Валерий, никогда не были. — В моей жизни все происходит органично. Не пытался совпасть с конъюнктурой, но в какой-то момент почувствовал в себе некий дискомфорт, тревогу. Вроде бы живем вполне уютно, сытно, решаем личные проблемы, но в шкафу у каждого притаился скелет. Решил снять про это кино, сознательно убрав прямые аналогии с Чечней, с происходящим там. Хотел выйти на общечеловеческую историю, а сценарий позволил показать войну, не сняв ни секунды боевых действий... Специально рассказал о благополучной семье, представителях среднего класса, которые не бедствуют, но и не жируют. Ездят на подержанном «Гольфе», живут в симпатичной квартире в центре. Их словно взорвали изнутри. Нам всем пора качнуться, выбраться из норки и посмотреть на то, что происходит вокруг. Работая над картиной, постоянно ловил себя на мысли: как бы поступил, окажись в подобной ситуации? Так и не смог ответить, а Елена Яковлева, очень любящая, заботливая мать, не стала долго раздумывать: «Защищала бы своего ребенка. Любым способом». А если твои дети по разные стороны баррикад? Не дай Б-г оказаться перед таким выбором... — Выход фильма практически совпал с серией терактов в России, которая завершилась трагедией Беслана. Вы словно предугадали их. — Спасибо, не сказали, что накаркал. Это все страшно. Не верил, что подобное случится, хотя и пытался уловить витавшее в воздухе, передать квинтэссенцию тревоги, которую скрываем от себя, вытесняем из сознания. Не хочу рядиться в ясновидящие. Все люди склонны внутренне отстраняться от тяжелых эмоций. Мы же не ходим по улицам, ежесекундно помня, что в городе опасно и на тебя могут напасть преступники. Но профессия режиссера обязывает затрагивать больные темы. Впрочем, фильмы не снимаются под конкретные события. Делал «Франкенштейна», не думая что-либо предугадывать или провоцировать. — Исполнитель главной роли Даниил Спиваковский в вашей картине предстает в неожиданном ракурсе. Стремитесь подтвердить репутацию человека, зажигающего новые звезды? — Периодически встречаю симпатичных людей, они мне нравятся на биологическом уровне, хотя ролей для них сразу не нахожу. Беру на заметку, а когда появляется вариант, обязательно зову. Так получилось, что именно в моих фильмах Женя Миронов, Володя Машков, Дина Корзун, Чулпан Хаматова сыграли первые заметные роли. Думаю, и к Максу Суханову я приложил руку, сняв его в «Стране глухих». — Полагаете, и Спиваковский теперь станет более востребован? — Даня уже сыграл у Павла Лунгина в новом фильме, получил другие приглашения. Начинает складываться карьера. Спиваковский того стоит, он хороший артист. — Поделитесь секретом, как разглядеть в актерах то, чего не видят другие? — Надо не лениться и доверять интуиции. Режиссеры, включая меня самого, часто не утруждают себя поиском. Всегда есть артист, который сразу подходит на роль. Без проб и ошибок. Но рядом может оказаться кто-то еще, незнакомый тебе, но способный сыграть лучше. Кастинг — мучительно трудный, но увлекательный и жутко интересный процесс. Есть другой путь: приглашать в картину профессионалов высокого класса. На «Любовнике» я работал с потрясающим дуэтом асов — Янковским и Гармашом. Тот случай, когда ничего не нужно открывать. Без Олега Ивановича фильм не состоялся бы. Кто еще мог бы это исполнить? — Проследил динамику: похоже, вы, Валерий, ускоряете шаг как режиссер. Сначала выпускали картины реже, потом паузы сократились. Спешите жить? — Чем дольше топчу ногами земной шарик, тем яснее вижу, насколько для меня важно снимать. Как ни странно, стимулирующую роль играет телевидение. Пожирающая силы и энергию работа продюсером на канале «Россия» порождает страх, что ничего больше не сделаю как режиссер. Эти опасения и заставляют торопиться. На съемки «Любовника» ушло тридцать два дня, «Франкенштейна» сняли за сорок дней. — Вам по работе приходится смотреть все «мыльные» сериалы, которые массово поставляет российское ТВ. Идиосинкразия не возникла? — Да, есть ощущение внутреннего кризиса. Делается безумное количество сериалов, девальвация неизбежна. Уже сегодня чувствуется толкотня в эфире. Места всем не хватает. Специально этой арифметикой не занимался, но, думаю, не ошибусь, сказав, что сейчас по разным каналам идет до десяти премьер одновременно. Это очень много. Пока ТВ переваривает все, но, надеюсь, сериальный бум постепенно пойдет на убыль. — Выживут сильнейшие, и вы в их числе? — Могли бы уже понять: я человек скромный...