Смерть Давида

Хроника одной жизни
Весь фильм — хронология одной жизни Давида Левина, 1934 года рождения, уроженца города Минска. Один этот факт биографии — место и время рождения — предполагает ее быстрый финал, но в фильме нет ни газовых печей, ни расстрелов, ни складов отобранных у евреев чемоданов и башмаков. Пересказанная подчеркнуто сухо, эта история содержит, кроме дат и событий, лишь небольшие фрагменты устных свидетельств и хроники. Примерно такие.
1942, Освенцим, Давиду восемь лет: «Мы были настроены, что тоже погибнем».
1943, Зальцбург, Давиду девять лет: «Начались первые эксперименты на нас. Укололи внизу живота и что-то ковырялись».
Аскетичная форма только подчеркивает трагедийное содержание. Тут есть еще фотографии — типические, не персонифицированные, поскольку снимков самого героя взять неоткуда. И единственное его девятичасовое интервью — страшное, но дело не только в рассказанных ужасах. Других подобных свидетельств, боюсь, просто не существует: это кино — уникальный документ.
Маленький Давид стал подопытным кроликом в медицинских экспериментах, проводимых нацистами. Такие дети даже если выживали после опытов, в конце концов все равно уничтожались как ненужные свидетели. А Давид остался жив после операции в больнице в Зальцбурге, и в Дюссельдорфе, и в испанской Ла Корунье, где его превратили в живое учебное пособие для студентов медицинского института. Если вы не бывали в Ла Корунье — это прелестный курорт в Галисии, на берегу Бискайского залива, откуда стартовали шхуны Колумба. Старинная крепость, римский маяк, нарядная набережная — все это и сегодня сохранилось, и вряд ли в 1944-м местных студентов волновала судьба еврейских детей.
Давида перекидывали из страны в страну, от одного врача-убийцы к другому, испытывая на нем разные методы достижения мужского бесплодия, вплоть до самых радикальных и болезненных. Да, их он тоже описывает, иногда переходя на обсценную лексику. Накануне наступления советских войск 11-летний Давид оказался в клинике на франко-немецкой границе и подлежал уничтожению вместе с товарищами по несчастью. Но медсестра, «могучая женщина вроде нашей артистки Зыкиной, настоящая арийка», его пожалела — объявила своим, что мальчик заразен. Сказала ему: «Der Gott liebt dich, ich helfe dir». («Бог любит тебя, я тебе помогу»). 
В жизни Давида был еще Париж, где его порывалась усыновить бездетная еврейская пара из ЮАР, и лагерь для интернированных на Кипре, где содержали в 1947 году пассажиров судов, направлявшихся в Палестину. В том числе судна «Теодор Герцль», на котором плыл Давид. Войну за независимость в Израиле он прошел минометчиком и разведчиком, но в 1949-м его выманили в СССР, пообещав помочь найти родных. И Давид узнал, что такое ГУЛАГ. Причем просидел он до 1973 года — почти в четыре раза дольше, чем при Гитлере. Посадили без суда, и ни статьи своей, ни приговора Левин не знал. На уголовном деле было написано «На сохранении». 
«Я иначе, чем вы, отношусь к смерти, — говорит в кадре человек, лежащий под капельницей. — Она не страшна».

Сильный дебют
Документальную картину «Давид» сделал в 2002 году режиссер Алексей Федорченко — тот самый, что снимет через 16 лет «Войну Анны» — фильм о еврейской девочке из украинского местечка, которая выбралась из-под тел расстрелянных родных и пережила войну,  прячась в камине в здании комендатуры. Игровой фильм почти без слов собрал урожай фестивальных наград и вошел в историю не как очередной дежурный фильм о Холокосте, каковых, к сожалению, чем дальше, тем больше, а как выдающееся произведение, решавшее уникальную художественную задачу. 
Федорченко соглашается с тем, что эти фильмы следует показывать вместе. Но если «Война Анны» — одна из последних его картин, то «Давид» — первая, снятая во времена, когда автор даже не числился режиссером. Его международная известность пришла позже, после «Первых на Луне» и «Овсянок» — фильмов, получивших сразу несколько призов, в том числе на Венецианском кинофестивале. Но в режиссуру Федорченко пришел из финансов.
Родился в Свердловске, окончил Уральский политехнический институт как инженер-экономист. Отдрейфовал в киноиндустрию и в 1990 году стал заместителем директора по экономическим вопросам Свердловской киностудии, где в 2001 году запускался фильм про Давида Левина. Но режиссер, который должен был его снимать, отказался от картины, и замдиректора киностудии проект подхватил. 
Его отговаривали — еще один фильм про евреев, не лучший вариант для дебюта. Но Федорченко по сей день благодарен несостоявшемуся режиссеру картины, что тот подарил ему шанс.
«Я съездил в Израиль в Яд-Вашем, — вспоминал он в интервью, — в архиве поработал, нашел уникальную хронику. Сделал двухчасовой фильм. И мне казалось, что ни кадра убрать нельзя. Подумал, что два часа на это смотреть невозможно — очень страшно. Потом отложил это дело на несколько месяцев, вернулся и отрезал час. Отложил еще на два месяца, вернулся и отрезал еще полчаса. И сейчас он такой, что не сократить — минималистичная и очень страшная картина».
 

Кровный интерес
Пытаясь оценить современные фильмы, обращенные к теме Катастрофы, мы вынуждены признать, что лишь редкие из них стоят внимания. Банальные сюжетные ходы, пафос, имитирующий драму, халтурные и бездарные сценарии — все это опускает тему, у которой однако есть и другая сторона. Фильмы о Холокосте, плохие и хорошие, снимают и снимали в основном те, кто кровно заинтересован в теме.
Луи Маль, Клод Шаброль, Иштван Сабо — все они имеют еврейские корни. Франсуа Трюффо, формально с еврейством не связанный, тоже не просто так снял «Последнее метро» и вставил в сюжет, на фоне главной сюжетной линии, еще одну второстепенную. Действие, напомню, происходит в оккупированном Париже, мама некого мальчика пытается доказать, что отец ее сына — не еврей. Так вот, этот мальчик — сам Трюффо, чей кровный отец таки был евреем. 
Можно привести еще много выдающихся имен, но придется признать, что не евреи о Холокосте обычно не снимают. Хотя и тут существуют исключения. Конечно, это не Андрей Кончаловский с его коньюнктурным «Раем», но нельзя не назвать Квентина Тарантино с его гениальными «Бесславными ублюдками» или Марту Мессарош со «Второй женой», где одну из лучших своих ролей сыграла Изабель Юппер.
Но прежде всего надо возвести на пьедестал Анджея Вайду: он открыл для себя эту тему «Каналом» и закрыл «Страстным воскресеньем». И между этими фильмами был еще «Корчак», вымечтанный Вайдой и обруганный Клодом Ланцманом, автором киноэпопеи «Шоа».
Это известная история: Ланцман как раз считал, что только евреи имеют право высказываться о еврейской трагедии. Объявив в Каннах Вайду антисемитом, он добился того, что великий польский режиссер сам признал свой фильм неудачей, и от него отказались американские прокатчики. Что было чудовищно несправедливо: для Вайды Холокост был личной — польской, вселенской трагедией. 
Для Алексея Федорченко, имеющего украинские корни и знающего о войне от отца, пережившего ее мальчиком под Полтавой, это, похоже, тоже тема, мимо которой невозможно пройти. 
Ирина МАК