ВЕЛИКАЯ АГНЕССА
Элла Митина
24 июля 2007
3134
Я набирала номер Агнессы Генриховны Полубенской со смешанным чувством: с одной стороны, мне не верилось, что сейчас я буду говорить с самой великой Агнессой, с другой стороны ведь ей сейчас уже столько лет: помнит ли она вообще что-нибудь? Я пыталась подсчитать в уме, сколько мне было, когда впервые в мой азиатский город приехала с одним-единственным концертом эта столичная знаменитость. Великая певица, исполнительница романсов, она была олицетворением чего-то столь же недоступного и прекрасного, как, например, коралловые рифы в передаче Сенкевича «Клуб кинопутешествий» или духи «Шанель», которыми душились героини французских романов
Я набирала номер Агнессы Генриховны Полубенской со смешанным чувством: с одной стороны, мне не верилось, что сейчас я буду говорить с самой великой Агнессой, с другой стороны ведь ей сейчас уже столько лет: помнит ли она вообще что-нибудь? Я пыталась подсчитать в уме, сколько мне было, когда впервые в мой азиатский город приехала с одним-единственным концертом эта столичная знаменитость. Великая певица, исполнительница романсов, она была олицетворением чего-то столь же недоступного и прекрасного, как, например, коралловые рифы в передаче Сенкевича «Клуб кинопутешествий» или духи «Шанель», которыми душились героини французских романов.
Совершенно не помню сам концерт, запомнилось только, что после многих бисов певица вдруг сделала своему аккомпаниатору какой-то жест рукой (так герцогини отсылают своих пажей), потом пошла к роялю, и, чиркнув длиннейшим шлейфом красного платья по сцене, села за инструмент, вознесясь над ним как огненный факел, и запела «Ave Maria» Шуберта. Но в ту минуту, когда она взяла первую ноту, в зале неожиданно погас свет. Стало так темно, что не было видно ничего даже собственных рук (я в темноте вытянула их вперед и не увидела). А Агнесса Полубенская продолжала играть и петь. И ее голос, обволакивающий и утешающий, словно слился с темнотой, стал ее частью, ее сладостной печалью. А когда музыка кончилась, зажегся свет, будто специально подгадав под последние аккорды. И тут все увидели, что Агнесса сидит за роялем с закрытыми глазами. Казалось, она даже не заметила, что играла и пела в совершенной темноте. Все оторопели; в зале на секунду повисла тишина, которая продлевала молчание отзвуков прекрасной песни.
Ну, потом, конечно, были овации, крики «браво». Я сама хлопала громче всех. Всем хотелось еще и еще видеть Полубенскую, но она больше так и не появилась из-за кулис.
И вот гудки в телефонной трубке. Какой голос раздастся в ней? Дребезжащий старческий? Немощный? Наконец, слышу «алло». Представляюсь, рассказываю о цели звонка.
Со мной говорит женщина, возраст которой угадать довольно трудно. Я закрываю глаза, как тогда, в темноте, ну, конечно, это она, Агнесса, ее неповторимые «меццо-сопрановые» интонации не стерло никакое время.
Так о чем, деточка, вы хотите со мной поговорить?
О вашей жизни. Я знаю немного, только то, что ваш отец был крупным партийным и хозяйственным работником и что его в 38 году расстреляли.
Да, это так.
Вы могли бы рассказать мне об этом подробнее? Что он был за человек? Что случилось с семьей после его гибели?
Вам это очень нужно?
Ну, видите ли, мы снимаем фильм об истории евреев в России ХХ века. О тех, по чьей жизни «проехалось» наше государство.
В трубке долгое молчание. Потом интонации меняются, становятся более резкими.
Вы хотите рассказать о тех, кто пострадал?
Ну да, знаете ли, дело врачей, разгон Антифашистского комитета, космополиты. Мало ли чего евреи натерпелись в советское время.
Тут деточка, все не так просто... не так уж просто и однозначно... Знаете что, я не дам вам пока своего согласия на встречу. Но я могу прислать вам кое-что из своей биографии. Потом, может, и поговорим. Хорошо?
Через неделю получаю по Интернету письмо Агнесса Генриховна оказалась современным человеком. В послании рассказ о жизни. Письмо заняло никак не меньше десяти страниц. Я поражена тем, что человек потратил на меня столько времени. От прилива чувств вначале кидаюсь к телефонной трубке, чтобы поблагодарить, потом останавливаю себя надо бы вначале прочесть, что же там написано.
«Мой отец был крупным партийным и хозяйственным работником. Вообще-то он был из украинского местечка возле Александрии, но так страстно участвовал в жизни революции, что очень быстро сблизился с ведущими партийными деятелями страны Орджоникидзе, Ежовым. Мы жили в Москве, и у нас в квартире перебывали все знаменитости того времени военачальники, артисты Большого театра, писатели. Потом партия послала отца строить первый машиностроительный завод на Урале, и он поехал и построил этот завод. Мы с мамой тоже к нему приехали. Отец работал сутками, но праздники отмечались дома очень широко и разгульно, с танцами под патефон и пением под гитару папа очень хорошо пел. Меня тоже просили что-нибудь спеть я уже тогда подавала надежды, и неизменно папин подчиненный Семен Аркадьевич Фишман после таких выступлений дарил мне огромную шоколадку. Я так его и называла «Шоколадный Дед Мороз». Наша домработница Нина прятала эти шоколадки, она не любила Фишмана и уверяла, что от шоколада у детей болят животы.
Один раз помню, это было осенью папа вернулся очень взволнованный. Его вызывали к Сталину. Мама ночью гладила его рубашку и говорила, что папин труд оценен даже в Кремле и это справедливо. А наутро папа уехал в Москву.
Больше мы его не видели. Мама кому-то писала, что, мол, вышла ошибка и папу арестовали неправильно. Но все было без толку от папы не было никаких вестей. Нас выселили из нашей огромной квартиры, мы стали жить на окраине города, в рабочем поселке, в доме нашей домработницы Нины.
Теперь Фишман стал директором завода вместо папы. Однажды зашел к нам, был очень участлив, правда, шоколадки не принес и петь не просил, но маме сказал: «Приходите ко мне завтра в мой кабинет, приносите заявление, я попробую помочь». Мама засобиралась. Помню, тетя Нина плакала и отговаривала маму ходить к Семену Аркадьевичу. Но мама пошла. Ведь Фишман был другом. Бывал в доме у нас. Ничего, что он теперь на папином месте, это ведь наверняка временно!
...Мама не вернулась. Ее арестовали прямо в кабинете Фишмана. Я осталась жить у тети Нины. Уже потом я узнала, что, когда Фишман к нам приходил, папы уже два месяца как не было в живых, и Фишман это знал лучше других.
Два года я писала Сталину письма. Другие дети и родственники арестованных писали Поскребышеву или еще кому-то из правительства, а я писала Сталину. Так и начинала свои письма по-детски наивно (мне ведь тогда было всего 12 лет): «Дорогой дяденька Сталин, моя мама ни в чем не виновата, она очень хорошая». И вот однажды звонок в дверь. На пороге мама. Седая, сгорбленная, с трясущейся головой. Моя красавица-мама за два года превратилась в старуху. Ей тогда исполнилось 37 лет.
Я не знаю, какое чудо случилось, что маму отпустили: или уж совсем незаконным был арест, или нужно было выполнить какую-то норму по «освобожденным», но только еще многие годы люди вспоминали «ту самую Розалию Михайловну, жену директора завода, которая просидела всего 2 года».
А Фишмана тоже посадили. Правда, только в конце 39-го. Но его не расстреляли, он отсидел всего 20 лет и вышел. А я ищу его всю оставшуюся жизнь. На улице, в толпе всюду. Иногда на концертах я пела с закрытыми глазами, мне казалось, открою их и увижу Фишмана. И тогда я скажу людям а теперь аплодируйте как можно громче, потому что исполнилась моя самая заветная мечта: я его нашла. Я расскажу всем, что сделал он с моей матерью, с отцом и со мной. И люди подхватят его под руки и уведут. И тогда я успокоюсь. Возможно, этого Фишмана давно уже нет в живых. Но ведь я не знаю этого точно. Поэтому продолжаю его искать. И найду обязательно.
Вот тогда мы с вами и поговорим. Не обижайтесь.
С уважением Агнесса Полубенская».
Я не смогла ответить Агнессе Генриховне, не было у меня слов утешения, да она в них и не нуждалась. Я разыскала старенькую пластинку, на которой Агнесса Полубенская пела «Ave Maria» Шуберта, закрыла глаза, представила ее той, молодой и прекрасной, и на ум мне пришло недавно прочитанное изречение раби Нахмана из Браслава: «Ад существует, но не на том свете, а на этом. Только никто не осмеливается это признать»...
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!