ДАВИД ТУХМАНОВ: «ЧАЕВЫЕ В ГЕРМАНИИ Я НЕ БРАЛ — МНЕ ИХ ДАВАЛИ»

Давид Тухманов — человек-парадокс. 15 лет назад, когда его музыка разливалась по всем радиоточкам страны, прославленный композитор вдруг решился на отчаянный фортель. Влюбленный в него Союз он променял на чужую и холодную Германию, успех — на свободу, концертные залы — на фойе ресторана, овации — на чаевые, а легкий жанр — на громоздкий. Теперь классик советской эстрады живет на три страны, время от времени судится с музыкальными пиратами и сочиняет оперу. Недавно отметил 65-летие. В Израиле. В Берлине «День Победы» не поют — Давид Федорович, нарочно сбежали со своего юбилея так далеко? — Да нет, так происходит каждый год. Моя дата приходится на июль, а лето мы обычно проводим не в Москве. Поэтому нет, не специально. — Но это же не простая дата — надо было собрать коллег, друзей? — Мы и собрали. В Израиле у нас с женой есть несколько друзей, отметили в хорошем ресторане. — Вы по натуре компанейский человек или одиночка? Тишина или звон бокалов ваша стихия? — Профессия композитора в какой-то мере двойственная. С одной стороны, требует уединения: в кабинете, в студии. С другой — связана с большим количеством контактов. Мой характер, по-моему, с такой двойственностью совпадает идеально. «Напрасные слова» — Вопрос, который наверняка слышал каждый композитор. Как сочиняется музыка? Ну, хоть вы можете на него ответить? — Нет, этого и я не знаю. Какую работу нужно провести чисто практически, как музыку записать и аранжировать — рассказать могу. А как рождается сама мелодия — вот это объяснить довольно трудно: процесс достаточно непонятный и иногда даже мистический. — А известные исполнители не названивают, не просят сочинить какой-нибудь очередной хит? — А смысл? Они ведь знают, что это не ко мне. — То есть песня, банальный шлягер — уже не ваш уровень? — Не в этом дело. Песня — довольно большая часть моей жизни. Но она прошла. Сейчас я пишу оперу, которая называется «Екатерина Вторая». Уже около года над ней работаю, нахожусь как бы на середине пути. И надеюсь, если все будет хорошо, закончить это сочинение. — Извините, не в курсе — это ваша первая опера? — Да, как оперное произведение — первое. Хотя уже сейчас, когда показываю некоторые куски своим друзьям, начинаются споры — что это: опера или мюзикл. Мне бы хотелось, чтобы это была опера. «Как прекрасен этот мир» — Где лучше пишется: в России или за границей? — В России, там более привычный режим жизни. А за границей, особенно летом, никак нельзя отделаться от ощущений, что ты на курорте. Тем не менее я пытаюсь что-то делать и здесь. — Давид Федорович, история, конечно, давняя. Но какая главная причина того, что в 90-м году вы переехали жить в Германию? — Трудно сказать. Скорее всего, мне просто захотелось пожить там и посмотреть мир. То, чем советские люди были в достаточной мере обделены. Да и много читал про художников и композиторов прошлого, которые часто уезжали жить за границу, и это было только на пользу их творчеству. Ко всему прочему 90-й год: беспролазная рутина, режим, который порядком уже надоел. Так что в определенной мере это был и внутренний протест. Но эмигрантом себя никогда не считал. Просто был период длительного, скажем так, путешествия. — Правда, что ради хлеба насущного вам приходилось выступать в немецких ресторанах, играть там на пианино? — Ну и что. Чтобы заработать деньги, всякая работа хороша. Не говоря уж о том, что в Советском Союзе почему-то игра в ресторане считалась занятием третьего сорта. А в Кельне, когда люди узнавали, что я играю по ресторанам и отелям, мне говорили, что это очень хорошая и престижная работа. Тем более что при всей своей известности в СССР на Западе я был абсолютно неизвестен. Занимался же не классическими жанрами, которые более экспортируемы, а советской песней, которую в Европе не знали, не знают и не будут знать. Кроме разве что «Катюши» и «Подмосковных вечеров». — А зарабатывали прилично? — Достаточно для того, чтобы нормально жить. Без излишеств, конечно, но вполне. — А чаевые брали? — Вообще-то обычно их дают, а не берут. Естественно, мне их давали. Сколько? Уже не помню. Старался как-то на этом не зацикливаться. Кроме того, у меня не было какой-то постоянной работы, играл время от времени, даже не так часто, как нужно было, ведь еще и продолжал заниматься сочинительством, кое-что делал для оркестров телевидения и радио. Но самое главное — я по-прежнему продолжал зарабатывать музыкой. — А немцы знали, что за роялем — тот самый человек, который написал гимн Победы? — А они не знают гимн Победы. — Даже в Берлине? — Я не знаю, какие нужно проводить опросы на эту тему. Зато прекрасно отдаю себе отчет, что никакого имени у меня в Европе не было и сделать его уже нельзя. Скажем так, поздновато. «Мой адрес — Советский Союз» — Возвращаться было сложнее, чем уезжать? — Нет, ничего сложного не было. В первый раз я приехал в Москву в 1994-м, потом стал приезжать чаще. А с 98-го года уже живу в Москве. Конечно, попал в совершенно другую страну. — Спустя четыре года узнали Москву? — Узнал. Она была в плохом состоянии, еще хуже, чем до моего отъезда. Но сейчас, надо сказать, Москва выглядит вполне прилично. — За семь лет не успели пожалеть о возвращении? — Нет, все нормально. Тем более я могу жить там, где мне нравится. С этим сознанием намного приятней. — Теперь, если не ошибаюсь, вы живете на три дома? — В Германию, я думаю, через некоторое время ездить перестану. Там мне становится трудно. Скорее всего, мы будем жить в Москве и иногда ездить в Израиль. У меня жена израильтянка. «Остановите музыку» — Последнее время ваше имя часто упоминалось в связи с различными судебными процессами. С телеканалом «Россия» судитесь, потому что они урезали ваш концерт, со звукозаписывающими студиями — за то, что незаконно тиражируют ваши песни. — Могу лишь сказать, что сам судебными делами не занимаюсь и никогда бы не стал тратить на это время. Но поскольку есть доверенные лица — юристы, адвокаты, я только приветствую эту ситуацию. Совсем ничего не делать в этом смысле было бы неправильно. Ведь это касается не только меня, но и других авторов, чьи права здесь нарушаются. А во всем, считаю, должен быть порядок. — Россия в этом плане — страна беспорядочная. Порядку в Германии научились? — Ну, в принципе — и без Германии люблю, чтобы все стояло на своих местах. По моему характеру, так жить удобнее и приятнее. Но в данном случае речь идет не о каком-то порядке в доме, а о куда более важных вещах. Мы, авторы, не ходим на работу, мы живем исключительно со своих гонораров. И, естественно, недополучаем в результате неправомерных действий неких неизвестных нам лиц. Надо восстанавливать порядок. По возможности. — И все-таки денежный вопрос здесь — главный? — Ну, я ведь не питаюсь воздухом. Может, есть любители, для которых сочинять или писать — большое удовольствие и хобби. А я профессионал, и других источников дохода у меня нет. — Еще один судебный процесс был по поводу использования ваших мелодий в качестве звонков на сотовых телефонах. Вот у меня на мобильном ваш «День Победы». Я вас этим оскорбляю или, наоборот, выказываю пиетет? — Это вполне нормально. Песня существует, кто-то ее любит слушать, кто-то — петь, а кто-то закачивает в телефон. Это уже не имеет ко мне отношения. «Эти глаза напротив» — Давид Федорович, композиторы — народ влюбчивый? — Не знаю, за других сказать не могу. — Так скажите за себя. Нужна Муза? — Я в своей жизни много влюблялся. Но непосредственно к моей работе это как-то не относилось. — Максим Дунаевский семь раз был женат. А вы? — Я третий раз. В этом плане отстаю от Дунаевского. — Вы встретили свою Любовь. Я имею в виду вашу супругу Любовь Викторовну. Это последняя любовь? — Надеюсь, что да. — С ней вы познакомились в Израиле? — Нет, в Германии. Дело в том, что Люба — пианистка, музыкант, певица. И она всю жизнь проработала в отелях, ресторанах, кафе. Собственно говоря, там мы и познакомились. — Говорят, поздние романы — самые крепкие. — Хотелось бы так думать. Надеюсь на это.