СЛИШКОМ БЕСПОКОЙНЫЙ МЫСЛИТЕЛЬ

Льву Шестову — 140 лет (31 января /12 февраля 1866 г.р.). Это был глубокий и противоречивый философ, родившийся из собственной личности, требовавший "будить других" и "будить себя". Писать о нем чрезвычайно трудно. Слишком много в творчестве Шестова крайностей, парадоксов, едкой иронии, дразнящей недосказанности и просто откровенного эпатажа. Современники считали его скептиком, декадентом, нигилистом, проповедующим жесткость и гедонизм. Между тем Шестов занимался не эротическими "штучками", а "проклятыми" вопросами: в чем смысл жизни и смерти, что есть истина, человек и т.д. Лев Шестов родился в Киеве, в традиционной еврейской семье удачливого коммерсанта, владельца мануфактурной торговли, купца первой гильдии Исаака Шварцмана, который сумел из мелкой лавочки организовать миллионное дело. Исаак Моисеевич любил приглашать к себе в дом на Александровской площади знаменитостей, здесь читал свои ранние произведения Шолом-Алейхем. А еще отец Шестова живо интересовался зарождающимся сионистским движением. Но, к сожалению для главы дома, сын Лев был чужд всему: и торгово-финансовым делам отца, и его политическим интересам, они были для него на протяжении долгих лет своего рода мучительной "кармой". Из-за своих революционных взглядов он пострадал — был изгнан из Киевской гимназии. Уехав в Москву, поступил в университет, сначала на физико-математический, затем — на юридический факультет. Закончив, написал диссертацию "О положении рабочего класса в России". "Если эта диссертация состоится, то послужит к революции во всей России", — резюмировал Московский цензурный совет, и диссертация была запрещена к печати. В 1891 году Шестов, вернувшись в Киев, занялся финансовыми делами отца. Он испытывал резкую неприязнь к подобной работе — душа сопротивлялась финансам и рвалась куда-то ввысь. Это раздвоение личности привело к нервному расстройству, и в 1896-м Шестов отправился на лечение за границу — Вена, Карлсбад, Берлин, Мюнхен, Париж. К тому времени Шестов не столь стал сведущ в торговых и финансовых операциях, сколь преуспел на ниве литературных и философских изысканий. Он выпустил аналитическую книгу "Шекспир и его критик Брандес". Помимо этого, он пробовал сочинять стихи, подражая Мюссе и Бодлеру, писал повести и рассказы, героями которых были бедные талантливые молодые люди, мечтающие сказать новое слово, и даже подумывал о карьере оперного певца (у него был отличный голос). Его привлекало все, кроме одного — коммерции. В Риме Лев Шестов познакомился со студенткой-медичкой, православной девушкой Анной Березовской, и в феврале 1897 года женился на ней. Подобный брак по своей религиозной нетерпимости отец Шестова никак бы не мог принять. Поэтому в течение десяти лет семейное положение сына оставалось тайной для родителей. Исаак Шварцман умер, так и не узнав о том, что у него уже две внучки, Татьяна и Наталья. А вот портрет философа, нарисованный Евгенией Герцык: "В первый раз я увидела Шестова в 1903 году в Швейцарии. Два года переписки — откровения я от него уж не жду! Но свесившись из окна отеля, с волнением смотрю на дорогу от вокзала, по которой он придет. Как я его узнаю? Конечно, узнаю. Еврей? С опаской жду типичное московское адвокатское лицо: очень черный волос, бледный лоб. Но нет: он пришел, как из опаленной Иудейской земли, — темный загар, рыже-коричневая борода и такие же курчавящиеся над низким лбом волосы. Добрые и прекрасные глаза. Веки чуть приспущены, точно отгораживая от всего зримого. Позднее в своих бесчисленных разговорах с Ш. я заметила, что для него не существует искусства, воспринимаемого глазом: ни разу он не упомянул ни об одной картине. Доходчивы до него только музыка да слово. Ему 38 лет — он и не кажется старше, но почему какая-то надломленность в нем?.." Так почему? Сложные отношения с отцом? Любовные неудачи? А может, волна развернувшегося антисемитизма, покатившаяся по России на рубеже веков и заставившая взять псевдоним "Лев Шестов"? Или просто давили мысли о жизни и смерти? "Человек, несмотря на свой разум, есть существо, находящееся во власти мгновения..." — писал Шестов в работе "Дерзновения и покорности" (1922). Свое второе, духовное рождение Шестов пережил в сентябре 1895 года, когда явственно ощутил, что "распалась связь времен". Его первым духовным наставником стал Шекспир, а затем Иммануил Кант. Позднее Шестов занимался другими великими мыслителями, изучал классическую европейскую философию, богословие, труды средневековых мистиков и схоластов. Прочитанное осмысливалось и переплавлялось в книги — о Лютере, Толстом, Ницше. В 1913 году Шестов начал работать над книгой "Sola fide" ("Только верою"). Вот характерный отрывок: "Тот, кто не испытал хоть раз, что наряду с нашей обыкновенной жизнью есть еще какая-то жизнь, в которой происходят события совершенно своеобразные и нисколько не похожие на те, о которых свидетельствует повседневность, тот может быть превосходным землепашцем или даже историком, но тот не подходит даже близко к преддверию последней тайны". Это тайное, скрытое, неявное всегда волновало Шестова, отсюда его интерес к таким героям, как библейский Иов, подпольный человек Достоевского, Сократ. Особенно много общего в подходах к жизни и смерти у Шестова оказалось с Сереном Кьеркегором (Шестов называл его Киркегардом). После европейских скитаний Шестов поселяется в Москве, на Плющихе, общается с Вячеславом Ивановым, Сергеем Булгаковым, Бердяевым, Гершензоном и другими своими коллегами по философии. После гибели на фронте единственного сына Шестов с семьей в 1918 году перебирается в Киев, затем на юг России и в начале 1920 года на пароходе отплывает в Константинополь, а затем через Италию в Париж. В отличие от всех своих коллег Шестов практически не писал на актуальные социально-политические темы, можно назвать лишь две публикации — "Жар-птицы. К характеристике русской идеологии" (1918) и "Что такое русский большевизм" (1920). В первой статье Шестов писал: "Русские люди презирают в глубине души всякую науку и всякое знание и в этом отношении черпают свои силы и вдохновение..." "Щучье веленье — наша тайная вера..." "Что угодно — только не устроение и благополучие. Люди должны жить для высшей идеи..." — так критиковал Шестов большевистских идеологов. Однако в творческом наследии Шестова главное — не инвективы против большевизма и большевиков, а его "странствование по душам", попытки найти у великих созвучность своим мыслям и переживаниям. Это был метод и стиль сочинений Шестова. До революции вышли следующие его книги: "Достоевский и Ницше" (1903), "Апофеоз беспочвенности" (1905), "Начала и концы" (1908), "Великие кануны" (1911). И прекрасная работа о Чехове — "Творчество из ничего" (1905). Говоря о чеховском дяде Ване и его окружении, Шестов пишет: "Все чрезвычайно обременены, ни у кого нет сил вынести собственные ужасы, не то что облегчить другого. И последнее утешение отнимается у бедных людей: нельзя жаловаться, нет сочувственного взгляда. На всех лицах одно выражение — безнадежности и отчаяния. Каждому приходится нести свой крест — и молчать". По Шестову, русский человек не принимает жизнь, как она есть, и губит ее, губит себя и губит других. И вся главная тема Шестова — трагизм индивидуального человеческого существования. В эмиграции Шестов много работал, парижский период в его жизни — самый творческий и самый продуктивный. Он вел курс в Сорбонне по русской религиозной философии, выступал с докладами и лекциями, публиковал статьи в крупнейших французских журналах, выпускал книги: "На весах Иова" (1929), "Киркегард и экзистенциальная философия" (1536), "Афины и Иерусалим" (1938). Шестов общался с такими властителями дум, как Эйнштейн, Гуссерль, Хайдеггер, Томас Манн, Бубер, Мальро. Сам Шестов был весьма популярен и почитаем во Франции. О нем говорили как о "пророке мировой мысли XX века". Он оказал влияние на творчество Альбера Камю, Жоржа Баттая, Эжена Ионеско. В России — старая история: своих пророков не очень-то чтят. С 1937 года Шестова одолевали недуги, которые и свели его в могилу в 72 года. Он умер 20 ноября 1938 года и похоронен в Булонском предместье Парижа. Философ-экзистенциалист Лев Шестов предлагал не бежать и не закрывать глаза на трагедию, а занять твердую стоическую позицию перед лицом смерти, и тогда, как он считал, может что-то открыться: "Мы не слепые, которых насмешливая или бессильная судьба загнала в лес и оставила без проводников, а существа, сквозь мрак и страдания идущие к свету". После смерти Шестова Николай Бердяев признавался: "Это был единственный человек, с которым я вел философские беседы... Он всю жизнь искал истину, и хотя мы расходились с ним в пути, но беседы наши были всегда на высоте философских проблем. Смерть его для меня большая потеря". Архив Шестова разбросан по всему миру, от библиотеки Сорбонны до Национальной библиотеки Иерусалима. До издания полного собрания работ этого удивительного и своеобразного мыслителя еще не близко. Но даже того, что известно и издано, достаточно, чтобы потрясти любую отзывчивую душу: кто мы? зачем мы? куда идем?!