Еврейские страхи Василия Розанова

 Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙО, Россия
 24 июля 2007
 5358
Прежде чем говорить об этих страхах, еще раз представим великого (и это без преувеличения) русского мыслителя, Василия Васильевича Розанова, которому в этом году исполнилось 150 лет со дня рождения. Он родился 20 апреля (2 мая) 1856 г. в Ветлуге (Костромская губерния). Окончил историко-философский факультет Московского университета. Написал множество книг и статей. Умер 5 февраля 1919 года в Сергиевом Посаде Московской губернии.
Как определить Розанова? Кто он? Философ, религиозный мыслитель, писатель, публицист, эссеист, — все это правильно, но как-то уж очень общо и расплывчато, учитывая его эксцентричность и противоречивость, как в творчестве, так и в жизни. «Русский Ницше» — это как комплимент. Человек с «двоящимися мыслями» — это критика. «Шелудивая собака» — уже ругань, так, кстати, назвал Розанова Леонид Андреев. Розанов — это Распутин русской философии и публицистики, метафизик мещанского духа. «Чувствительный и хладнокровный» — по определению Сергея Трубецкого. «Монтень с авоськой», как выразился Мераб Мамардашвили. А вот оценка Николая Бердяева: «В.В. Розанов один из самых необыкновенных, самых оригинальных людей, каких мне приходилось в жизни встречать. Это настоящий уникум. В нем были типические русские черты, и вместе с тем он был ни на кого не похож. Мне всегда казалось, что он зародился в воображении Достоевского, и что в нем было что-то похожее на Федора Павловича Карамазова, ставшего писателем. По внешности, удивительной внешности, он походил на хитрого рыжего костромского мужика. Говорил, пришептывая и приплясывая. Самые поразительные мысли он иногда говорил на ухо приплевывая… Литературный дар его был изумителен, самый большой дар в русской прозе. Это настоящая магия слова… Сам о себе Василий Розанов рассыпал по своим книгам бесчисленные признания. «Я был рожден созерцателем». «Грусть — моя вечная гостья. И как я люблю эту гостью». «Я задыхаюсь в мысли. И как мне приятно жить в таком задыхании. Вот от чего жизнь моя сквозь тернии и слезы все-таки наслаждение». Как правило, писатели скрывают свои подлинные мысли, а Розанов, напротив, весь раскрывается, ничего не тая. «Моя душа, — говорил он, — сплетена из грязи, нежности и грусти. Это золотые рыбки, «играющиеся на солнце», но помещенные в аквариум, наполненный навозной жижей. И не задыхаются. Неправдоподобно. И, однако, так». Если б только золотые рыбки! Но в розановском аквариуме резвились и прожорливые щуки, и устрашающие акулы. Щуки и акулы — это антисемитизм Василия Васильевича, ярко проявившийся в «деле Бейлиса». Розанов был среди тех, кто доказывал, что Бейлис убил мальчика Ющинского, чтобы напиться крови. За этот бред Розанова исключили из Религиозно-Философского общества. Но он не унялся и продолжал клевету в антисемитских брошюрах (1914): «В соседстве Содома», «Европа и евреи» и «Ангел Иеговы у евреев». Сыпал махровыми афоризмами: «Потерся об еврея — загадился». Утверждал, что евреи в России — это «собачья свадьба» в семь миллионов голов. «Конечно, она съест всех и разорвет всякого, кто встретится… Стая бежит. Воет. Преуспевает. Все одолевает. И вот «весь еврейский вопрос». Такая жгучая неприязнь вызывает оторопь и недоумение: откуда у умнейшего человека эта паранойя? Она не свалилась с неба. Выражаясь современным языком, у Розанова были две навязчивые фишки: пол и еврейский вопрос. Он постоянно сравнивал евреев с русскими и считал, что евреи более активные, более приспособленные и жизнестойкие, чем русские. Уровень их выживаемости значительно выше, чем у титульной нации, как мы говорим сегодня. В книге «Опавшие листья» Розанов утверждает: «Сила еврейства в чрезвычайно старой крови… не дряхлой: но она хорошо выстоялась и постоянно полировалась (борьба, усилия, изворотливость). Вот чего никогда нельзя услышать от еврея: «Как я устал» и — «отдохнуть бы». Удивительна переписка русского Розанова с евреем Гершензоном, где сражение ведется с открытым забралом. И вот как Розанов представлял своего адресата: «Мих. Осипов. Гершензон к печали русской и стыду русских — лучший историк русской литературы за 1903‑1916 гг., хотя… он слишком великолепен, чтобы чуть не было чего-то подозрительного. «Что-то не так». «Он такой русский». Но у русского непременно бы вышло что-нибудь глуповато, что-нибудь аляповато, грубо и непристойно. У него «все на месте». И это подозрительно. Я думаю, что он «хорошо застегнутый человек», но нехороший человек. В конце концов, я боюсь его. Боюсь для России…» Боится Розанов Гершензона, а сам к нему так и тянется: интересно!.. В сентябре 1909-го он пишет: «Увидав конверт, я подумал: «это от милого Гершензона». Спасибо за тон письма. Итак, — будем дружны. Антисемитизмом я, батюшка, не страдаю: но мне часто становится жаль русских — как жалеют и детей маленьких, — безвольных, бесхарактерных, мило хвастливых, впечатлительных, великодушных и ленивых. Что касается евреев, то, не думая ничего о немцах, французах и англичанах, питая почти гадливость к «полячишкам», я как-то и почему-то «жида в пейсах» и физиологически и художественно люблю и, втайне, в обществе, всегда за ними подглядываю и любуюсь. Это вытекает, из большой моей fallичности, т.е. интереса к полу и отчасти восторга к полу: — в отношении сильного самочного племени. Мне все евреи и еврейки инстинктивны милы…» Вот эти постоянные сравнения, эти захватывающие дух качели «русский — еврей» буквально завораживают Розанова. Он порой мечется между «да» и «нет», между юдофильством и юдофобией. «Евреи — выживут, а русский народ погибнет — в пьянстве, распутстве, сводничестве, малолетнем грехе», — из другого письма к Гершензону (конец 1912). И там же: «Конечно, евреи умнее (ибо исторически старее) русских и имеют великое воспитание деликатных чувств, деликатных методов жизни — от Талмуда, от законов Моисея, да и оттого, что все дурное и слабое выбито погромами, начатыми в Испании…» Погромы как благо? Еще один розановский парадокс. Розанов в письмах отдает дань восхищения книгам Гершензона и нападает на своих братьев-русских: «И вы, черви русские, антисемиты, Балашовы и Розановы, ничего не поделаете с тем фактом, что я буду о вас и вашей истории писать так хорошо, как вы сами не сумеете, и ума не хватит, и таланта нет. Хорошее всегда хорошо, и поскольку хорошо — оно непобедимо… А у меня, дорогой, именно когда беру Ваши книги в руки — душа плачет: куда же русские девались? Все разбежались по Парижам и Берлинам. Я ужасно плачу о русских, ибо думаю, что погибает самое племя, что вообще попирается все русское …» Розанову постоянно мерещится наступление евреев на «наших». «Евреи подходят к русским с содомическою улыбкою обоюдополого существа… и говорят: «Какая вы талантливая нация», «какое у вас широкое сердце», и под этим звучат только — «отдай мне, пустой человек, все, что можно…» И подчас розановский текст взрывается воплем: «Иго еврейское горчайше монгольского, не «угрожающее», а — наставшее теперешнее… Царь, слышишь ли ты вопли наши? Одна против евреев надежда — Царь. Оттого-то «вытолкнуть из России» Царя, подорвать в русских (молодежь) авторитет Царя, поднять восстание на него — их лозунг…» Боль за Россию — пронзающая боль Василия Розанова. «У нас нет совсем «мечты своей Родины»… У греков есть она, была у римлян, у евреев есть, у французов есть — chere France, у англичан — старая Англии, у немцев — «наш старый Фриц». Только у прошедшего русскую гимназию и университет — «проклятая Россия». Как же удивляться, что всякий русский с 16-ти лет пристает к партии «ниспровержения государственного строя»?» Розанов снова и снова возвращается к национальному противостоянию и с печалью подводит итог: «Вообще, «спор» евреев и русских или «дружба» евреев и русских — вещь неоконченная и, я думаю, — бесконечная». Умирал Василий Васильевич Розанов тяжело («Я постигнут мозговым ударом») — и в голоде, и в холоде. И, тем не менее, написал несколько писем-обращений. В записке «Моя предсмертная воля» неожиданно заявил: «Веря в торжество Израиля, радуюсь ему, вот, что я придумал». Покаяние?.. И в записке «К евреям» (17 / 01 / 1919): «Благородную и великую нацию еврейскую я мысленно благословляю и прошу у нее прощения за все мои прегрешения и никогда ничего дурного ей не желаю и считаю первой в свете по назначению…» И приписка в конце: «Многострадальный, терпеливый русский народ люблю и уважаю». Земные страхи Розанова закончились. Как никто другой он понимал, что «человек искренен в пороке и неискренен в добродетели», «порок живописен, а добродетель так тускла». Отчего это? Отчего такой ужас? Да посмотрите, как хорош «Ад» Данте и как кисло его «Чистилище», — писал Розанов. И еще: «Душа озябла». Так куда же отлетела озябшая и смятенная душа Василия Розанова? В ад или рай?..


Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции