Еврейские друзья Бетховена

Отмечая особенности характера композитора, биографы указывают на его чувствительность к женскому обаянию. Друг композитора Велегер рассказывает, что не помнит Бетховена иначе, как в состоянии страстной влюбленности. Его увлеченность всегда отличалась поразительной чистотой. В натуре Бетховена было нечто пуританское; вольные разговоры и мысли внушали ему ужас, любовь была для него святыней, и тут он оставался непримиримым. Эдуард Эррио и Ромен Роллан, авторы книг о жизни Бетховена, отмечают имена любимых им женщин — не «донжуанский список»; они связаны с печальным повествованием о крушении надежд и мечтаний. И в то же время эти переживания — один из источников бетховенского вдохновения. Часто называются имена Элеоноры Брейнинг, Джульетты Гвиччарди, Терезы Брунсвик. Элеонору Брейнинг он полюбил в 17 лет, но неудачно. Она вышла замуж за врача Велегера, но вместе с мужем сохранила на всю жизнь дружеские отношения с Бетховеном. Вторая любовь пришла к нему в 30 лет. Джульетте Гвиччарди он посвятил свою знаменитую «Лунную сонату». Она предпочла, однако, скромному тогда еще композитору, к тому же начавшему терять слух, графа Галленберга. Любовь к Терезе Брунсвик не имела продолжения, хотя молодые люди были обручены. Что помешало этому — осталось загадкой. Но мало кто знает, что особое место в сердце Бетховена занимала еврейка Рахиль Левенштейн. Было это в 1792 г., после разрыва с Элеонорой де Брейнинг. 22-летний композитор встретил 18-летнюю Рахиль. Казалось, ничто не могло препятствовать их счастью. Отличавшаяся необыкновенной красотой Рахиль обладала при этом редким умом и к тому же получила блестящее образование. О взаимных чувствах и счастливом начале романа говорят их первые письма. После отъезда из Вены 8 мая 1792 г. Бетховен пишет возлюбленной: «Доколе еще мой грустный взор будет искать понапрасну твой образ? Солнце светит мне лишь только тогда, когда ты со мной. Без тебя же оно гаснет, где бы я ни находился. Я удручен разлукой, чувствую себя покинутым и одиноким». Ответ Рахили, помеченный 11 мая, полон теплых и нежных слов: «Я во власти галлюцинаций! Мои глаза видят твой сладкий образ, но рука не осязает его. Высокие холмы разделяют нас. Наше счастье омрачено расстоянием. Приходится покоряться участи». Не выдержав разлуки, Бетховен уже 19 мая приезжает в Вену, чтобы встретиться с Рахилью. Признаваясь ей в своих глубоких чувствах, Бетховен предлагает Рахили выйти за него замуж, а в случае несогласия родителей — уехать с ним тайно. И тогда Рахиль сообщила ему то, чего он до сих пор не знал: она — еврейка. Пораженный этим сообщением, Бетховен вновь уезжает из Вены. Но уже спустя несколько дней он пишет Рахили и предлагает оставить еврейство. «Не упрекай меня!.. Я не в силах расстаться с тобой, хотя ты и еврейка. Святому писанию известны имена героев твоего народа. Оно повествует нам об их подвигах. Рахиль, любовь моя, никто не жалеет народ твой, и наши священники беспрестанно поносят его прошлое». Ответ Рахили не заставил себя ждать. Он помечен 28 мая 1792 г. и начинается словами: «Я пишу Вам в последний раз. Вы оскорбляете мой народ. Страдания наших предков стяжали благословение Неба для их потомков. Ни один народ не отличается такой стойкостью, как Израиль. То, что гений этого народа создал в течение веков своими силами, вы обратили в свою пользу, вы — пришедшие позже и не воздавшие ему за его наследие ни почестей, ни простой благодарности. На хрупком суденышке мы переносили самые ужасные бури и оглядываемся на прошлое наше с глубоким благоговением. Когда я наблюдаю черты моего отца, мне кажется, я вижу пред собой великие образы нашего народа. Ваш народ, преисполненный самыми злыми чувствами, умерщвлял лучших представителей во Израиле. Они умирали в муках, преследуемые палачами и убийцами. Когда-нибудь, через много лет, ваши потомки поймут свою несправедливость и отпустят на свободу искалеченную жизнь Израиля. В вашей среде не найдется ни одного, вплоть до ваших священников, который не обесчестил бы себя ложью. Но, уважая наиболее достойных во Израиле, они хотели обратить их в свою веру. Некоторые из наших склонились пред власть имущими, приобретя их милость, но вместе с тем и презрение своего народа, который отрекся от них навсегда. Оставьте меня, милый иноверец! Оставьте меня, я умоляю Вас! Не преследуйте меня Вашей любовью. Быть может, предчувствие слабости моей и страх этого заставляют меня умолять Вас — оставьте меня. О Б-же! Что было бы, если бы отец мой знал про это… Сжальтесь надо мною и не губите мою бедную жизнь!..» Такое письмо не могло никого оставить равнодушным. Не устоял и Бетховен. 3 июня он в последний раз писал: «Рахиль, прекрасная моя! Какие дети мы еще с тобой! Прощай, прощай! Мы не суждены друг другу. Но запомни мои последние слова: твое сердце страждет, и ты можешь быть достаточно мужественной, чтобы победить недуг». И свое мужество Рахиль проявила. Она осталась верной своему народу. Дальнейшая жизнь неоднократно убеждала Бетховена, что не только его единоверцы чтут принципы нравственности и обладают благородным сердцем. Сталкиваясь с евреями, композитор встречает у них внимание и поддержку. Порой отдельные его странные высказывания носили безобидный характер. Одним из друзей Бетховена был, по его признанию, Игнац Мошелес — чешский еврей, пианист и композитор. Автор биографической книги, посвященной великому композитору, Эдуард Эррио напишет: «Мошелес остался верным учеником Бетховена». Игнац (Исаак) Мошелес искренне радовался растущей славе Бетховена и очень переживал из-за его болезни. Ученик был на 25 лет моложе учителя. Он был еще ребенком, когда наставник застал его проигрывающим «Патетическую сонату». Их встреча произошла в 1810 г. в Вене и переросла в добрые и близкие отношения. В 1814 году по поручению Бетховена Мошелес подготовил фортепьянный вариант «Фиделио» для певицы Мильдер. Спектакль, состоявшийся 18 июля того же года в пользу Бетховена, прошел с успехом, что явилось для него серьезной поддержкой. Аранжировки бетховенских произведений Мошелес осуществлял и в последующие годы. В 1811 году почти оглохший Бетховен оказался в г. Теплице. Здесь собиралось самое блестящее общество: ученые, писатели из германских земель, Франции, Чехии. Жила здесь и Рахель Левин, в последствии хозяйка известного салона в Париже, где собирались видные представители искусства, литературы. Поэт и будущий муж Рахели Левин Варнхаген отмечал, что композитор отказывался играть для отдыхавшей здесь богатой публики. Исключение он делал для нежной и поэтической Рахели. В книге «Достопамятные факты» Варнхаген рассказывает: «В Шлоссгартене, во время одиноких прогулок, он (Бетховен) несколько раз встречал Рахель и был поражен выражением ее лица, напомнившим ему иные черты, дорогие его сердцу». Не воскресала ли перед композитором пора молодости и связанный с ней образ прекрасной Рахили Левенштейн? Бетховен питал дружеские чувства к старому товарищу Рису, концертмейстеру в Бонне. Бетховен занимался с его старшим сыном Фердинандом и сделал из него отличного пианиста, а также вполне солидного композитора. Временами Бетховен подумывал о поездке в Англию, чтобы улучшить свое положение. Часто он делился своими замыслами, невзгодами с близким ему Мошелесом. После успеха Девятой симфонии в 1824 г. в Вене он пишет в Лондон Мошелесу: «Целая симфония набросана у меня и лежит на моем пюпитре, а также и новая увертюра, и другие вещи». Но его замыслам не дано было свершиться. Находившийся постоянно с Бетховеном его друг Антон Шиндлер сообщил Мошелесу о все ухудшающемся здоровье композитора, а «его средства до такой степени иссякли, что он принужден был экономить на своей пище». С прекращением концертных выступлений наступили и серьезные материальные лишения. Бетховен, оставшись почти без средств, обратился в Лондон в Филармоническое общество и к Мошелесу с просьбой устроить концерт в его пользу. Мошелес добился того, что члены общества единогласно решили поддержать просьбу Бетховена. По настоянию Мошелеса из Лондона было отправлено сто фунтов стерлингов в качестве задатка. Чтобы не задеть больное самолюбие композитора, Мошелес в приложенном к переводу письме сообщал, что филармония сочла своим долгом препроводить в распоряжение Бетховена выручку с концерта, на котором исполнялись его произведения. Перевод и письмо растрогали Бетховена до глубины души. «Это было душераздирающее зрелище, — говорил один из его друзей, — когда он, получив письмо, сжал руки и зарыдал от радости и благодарности». Получив перевод, Бетховен диктует письмо, в котором благодарит «за участие в его печальной судьбе». Он поручает Мошелесу сказать «…этим благородным людям, что, если Б-г вернет мне здоровье, я приложу старания воплотить в моих сочинениях чувства признательности, я отдам себя на волю общества и напишу то, что оно пожелает. Никогда, никогда еще, — закончит он, — ни за одну вещь я не брался с такой любовью, с какой возьмусь за эту». Среди последних писем прикованного к постели Бетховена, сохранилось и письмо Мошелесу, датированное 14 марта 1827 г. «Мой милый, добрый Мошелес! 27 февраля меня оперировали в четвертый раз, а сейчас уже обнаруживают явные симптомы того, что мне скоро предстоит пятая операция. Если так и дальше будет продолжаться, уж не знаю, что из всего этого выйдет и чем для меня кончится. Поистине жестокая мне выпала участь. Но я отдаюсь на волю судьбы и только молю Б-га, чтобы, пока я жив и терплю эту смертную муку, Он своей Б-жественной властью, избавил меня от нужды. Это дает мне силы претерпеть мой жребий, как бы он ни был тяжел и жесток, с покорностью воле Всевышнего. Ваш друг Л. Бетховен». Письмо написано незадолго до кончины. Уже на смертном одре Бетховен обратился к Антону Шиндлеру: «Не забывайте благородного поступка Мошелеса». 26 марта Бетховен скончался. После смерти композитора Мошелес переведет на английский язык биографию Бетховена, дополнив ее новыми документами и фактами. Вместе с Феликсом Мендельсоном примет участие в память учителя и друга в основании Лейпцигской консерватории. И еще — небольшой, но примечательный штрих, свидетельствующий об уважении евреев к памяти Бетховена: одна из молитв, исполняемых во французских синагогах в пятницу вечером, переложена на мотивы его 2-й симфонии.