ЗАВИСТЬ ОТРАВЛЯЕТ ОРГАНИЗМ

 Марина ГОРДОН
 24 июля 2007
 4623
Так считает доктор Розенбаум
Так считает доктор Розенбаум Александра Розенбаума знают все. Не потому, что он много гастролирует или постоянно «светится» на ТВ, хотя и то, и другое верно. Просто он сочинил в свое время несколько песен, ставших не хитами, не классикой, а настоящим городским фолком. Чтобы пройти мимо них, нужно родиться где-нибудь в зауральской старообрядческой деревне, не имеющей связи с внешним миром. Во всех остальных российских весях Розенбаум не просто популярен – он “в законе”: в контексте будней, праздников, войны, любви… Он неотъемлем, как явление природы. Спорить о художественной ценности его “Уток”, “Глухарей” или “Вещей судьбы” – все равно, что судить о дожде с точки зрения этики. Проще – слушать. Песни Розенбаума – это монологи: горькие, смешные, страстные, разные. Пространство диалога возникает на творческих встречах – там мэтр, сняв галстук, раскрывается перед публикой. Бояться ему нечего – за двадцать пять лет гастролей он всякого понасмотрелся. Человек с таким творческим стажем может позволить себе быть искренним. Итак, Александр Розенбаум – о славе: – Когда в тебя верят тысячи, иногда становится тяжело... Если бы они на меня не надеялись, мне было бы гораздо проще жить. Много ли себе позволишь при народе? Даже в Неву не высморкаться! О личной жизни: – Я никому про нее не рассказываю. За последние пятьдесят лет в нашей семье выросло трое мужчин: мой отец, я и мой брат. И мы никогда не говорили друг с другом о женщинах. Для меня катастрофа, когда мужики начинают рассказывать о своих похождениях, книги про них писать... С точки зрения медицины, это очень смешно. О работе: – Меня одна девушка на концерте спросила: “Где вы работаете?” - “Простите, не понял?” - “Ну, работаете где?” - “Вот здесь, - говорю, – работаю, три часа вживую пою, за вечер два кило как не бывало”. - “Нет, поете вы прекрасно, но работаете-то где?” О ностальгии: – “Я заскучал по старым твердым ценам…” Ко мне журналюги постоянно пристают: “Ах, тогда вам, значит, было лучше? Вы, стало быть, коммунист?» Да в моем возрасте все нормальные люди вспоминают о прошлом! Мы были молоды, у нас в те годы были сплошные права, а обязанность только одна: учиться, учиться и еще раз учиться! Чем старше человек, тем меньше у него прав и больше обязанностей: перед собой, ближними, Б-гом… Даже право на мороженое у бабушки превращается в обязанность на мороженое для внука. О зрительских пристрастиях: – Желания зала я знаю наизусть, потому что просят всегда одно и то же. Это называется нехорошим таким словом – шлягер. У Баха “Страсти по Матфею” – шлягер, у Моцарта - “Реквием”, а у меня - тридцать песен, которые можно петь где угодно и когда угодно, к всеобщему удовольствию. Я мог бы жить на них до глубокой старости – страна большая. Но артист должен двигаться, а слушатель - думать. Окулист, подбирая вам стекла, спрашивает: лучше, хуже или так же? Вот пусть публика и решает, как ей с моими новыми песнями: хуже, так же или все-таки чуточку лучше? О корнях: – Я не пою на идише. Мои ровесники выпали из родной культуры вслед за родителями. Бабушки и дедушки – киевские, витебские, могилевские, родившиеся в пределах бывшей черты оседлости, – те еще что-то помнили. А питерские – ну, какие они евреи? Отрезанный ломоть… Мы не знали ничего. У нас не было ни синагог, ни школ, ни языка, ни музыки. Да, “Семь сорок” – еврейская песня, но это ведь лубок! Пение кантора совершенно иное, и музыканты моего возраста только сейчас к нему приходят. У меня есть, может, три-четыре песни, чья мелодика тянет на еврейскую. О творческих секретах: – Дар перевоплощения – это профессиональная необходимость. Помню, один знаменитый писатель меня упрекал: "Зря вы на военную тему замахнулись. Вы же там не были…” Ну, я, скромно потупившись, начинаю объяснять: мол, дружил с фронтовиками, те рассказывали… Потом осторожно так спрашиваю: “А сами вы над чем сейчас работаете?” - “Да вот, роман пишу, про Древнюю Русь…” О политике: – Зачем я вступил в “Единую Россию”? На мой взгляд, это дело каждого здравомыслящего человека. Мне кресла не надо, у меня есть, чем заняться. Политика – очередной хомут на моей шее, но если не я, то кто? Если все время кричать про плохую, уродливую, дикую Россию – у нас другой не будет. Мне очень хочется провести закон об ограничении беспредела СМИ, о пиратстве, о фанере, в конце концов! Вася Пупкин работает под фонограф? Ладно, мне не жалко. Но на афише должно быть честно указано: “Фанера. Цена – 100 долларов”. И пусть публика решает, отдавать за это свои кровные или нет. Я не мессия, не пророк, даже не истина в последней инстанции, но за свою правду намерен бороться – и побеждать. О превратностях судьбы: – Я клянусь, если, не дай Б-г, что-то случится с моим голосом – найду любое дело, лишь бы жена, дочь и внук вели достойную жизнь. Перейду дорогу, подойду к работягам. Они обрадуются: "О! Розенбаум!" А я скажу, что мне нужно заработать тысячу рублей, и я пришел разгружать с ними доски. Поверьте, я смогу. О бизнесе: – Новые рестораны, кафе, магазины – это ведь прежде всего для народа. Если они приносят тебе доход, а в них грязь и мухи над витринами, то ты негодяй, а не бизнесмен. Делая бизнес, нужно думать о своей чести и совести, а не о деньгах, которые рассовываешь по карманам. Как только человек начинает думать о деньгах, он кончается. Поэтому у нас столько нуворишей, а нормальных бизнесменов минимум. Но они останутся, а эти все, нахапавшие “зелени”, умрут. О русских традициях: – Я завязал со спиртным, напрочь. Видите ли, есть такая болезнь - хронический алкоголизм. Им у нас страдает каждый второй мужик. Как доктор говорю: если регулярно пить, хотя бы через день, даже в небольших дозах, это приводит к заболеванию. Культурного пития в нашей стране не было и нет. Меня самого ни пятьдесят, ни сто граммов не интересуют – нужна как минимум бутылка… В общем, однажды я понял, что должен еще и нашим детям попеть! О медицине: –Я родился и вырос в халате, у меня родители – врачи. Дома они говорили о своих пациентах, мне передавалась их тревога. Потом уже сам на "скорой" мчался к больным – лишь бы успеть. Так я созрел для своих песен. Кстати, в пропедевтике внутренних болезней, которую изучают на третьем курсе, есть такой маленький раздел, посвященный отношениям врача и пациента, – этиология. Основной ее постулат звучит примерно так: все, что положено слушать медработникам, совершенно необязательно знать пациентам. Поэтому “скорую” и “неотложку” я раньше исполнял только в узком профессиональном кругу… О формуле успеха: – Успех – это гены, опыт и терпение. Взять, к примеру, Ньютона: у него и наследственность была, и знания, добытые колоссальным трудом. Без них дело кончилось бы шишкой, а не законом всемирного тяготения. Еще один секрет: никогда никому не завидуйте. Зависть так отравляет организм – никакого успеха не получится. О казаках и ворах: – Если бы я жил в Грузии, то написал бы “Сулико”. Родись я Бобом Циммерманом, сочинял бы рок-н-роллы, стал бы Диланом. Но я – русский еврей, и ничего тут не поделаешь. Казачью тему через меня Б-г провел – я бы сам так не смог. А одесский цикл родился на лесоповале - в студенческие годы мы каждое лето выезжали лес валить. У нас с ребятами была своя “капустная” команда: после весеннего капустника сразу же брались за следующий. Как-то раз задумали мы сделать сцену из Бабеля, где бандиты заходят в ресторан и обирают граждан. Нужна была песня, я сочинил “Ах, ночи, ночи…” Там как раз и появился Сэмэн… В общем, года на три я просто “подсел” на тему - ходил блатной пружинистой походочкой, разговаривал сквозь зубы… Откуда я узнал одесский выговор? Да ниоткуда! Ну, бабушка говорила: “Саша, подай мне стуло…” Несколько лет назад на чердаке я нашел черновики, и сам поразился - там почти нет помарок! Видно, мне свыше диктовали. О вечном: — Есть три вещи, которых я не представляю: любовь мужчины к мужчине, бесконечность космоса и переход из состояния жизни в состояние смерти. Мне случалось находиться на границе между ними: один раз в Австралии остановилось сердце, а второй раз я попал в тяжелейшую автокатастрофу. Но ничего такого я там не видел. Хотя так хочется надеяться, что после смерти мы не уходим в небытие… У меня есть стихотворение: "Смерть, конечно, человечество страшит. / Но какие там у нас с тобой года? / Возраст – это состояние души, / Конфликтующее с телом иногда". Я верю, что Г-сподь ничего зря не делает. Выражаем благодарность дирекции культурных программ МЕОЦ и лично Михаилу Мельману за содействие в подготовке материала. Из досье “Алефа” Александр Яковлевич РОЗЕНБАУМ Певец и композитор. Родился в 1952 году в семье врачей. Окончил медицинский институт, работал на "скорой помощи". Параллельно с основной школой учился в музыкальной, а после ее окончания поступил на вечернее отделение музыкального училища. В период рождения авторской песни оказался причастным к этому движению, начал сочинять песни и выступать с концертами. С 1984 года выступает как солист, позже организовал свою группу "Аргонавты". Поначалу отношение к творчеству Розенбаума было уничижительное: его концерты запрещались, его фамилия не печаталась на афишах. О Розенбауме распространяли самые невероятные слухи, его даже арестовывали. За исполнение казачьих песен и песен о репрессиях 37-го года Розенбауму не раз предлагали немедленно завершить гастроли и уехать из города. Сегодня он много выступает в России, часто бывает в других странах. Творчество Розенбаума особенно любят те, кто по разным причинам оказался в эмиграции, ведь в его песнях - "Налетела грусть", "Вальс-бостон", "Утиная охота" - к ним возвращается их молодость.


Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции