Звезды и молчание Израиля

– Ольга, как вы выбирали работы для этой выставки в Москве?

– Полтора года назад, когда Михаил Яхилевич сказал мне о возможности такой выставки, оказалось, что работ, которые предполагалось взять в Москву, больше нет. Они сгорели вместе с моей мастерской. Мне надо было сделать что-то новое. В тот момент это дало мне импульс на будущее. Благодаря этому проекту я снова начала работать.

– А на какую тему должны были быть работы?

– Мне важно было на этой выставке показать Израиль не пейзажный, а повседневный, более бытовой, в котором я ношусь по Иерусалиму, забегаю на рынок, торчу на автобусной остановке, вижу людей вокруг. Это — Израиль каждодневный, репортерский. Но еще мне захотелось показать не только город и людей со всей их суетой, но пустоту и тишину пустыни, вторую сторону Израиля, — где звезды и молчание. Так и сложилась моя экспозиция.

– Вы живете в Иерусалиме?

– Сейчас нет. Можно сказать, что у меня было две эмиграции в Израиль. Сначала в Иерусалим, где я жила в русской среде и почти не говорила на иврите, а в магазине хватало нескольких слов. А вторая эмиграция — в Рош-Пину, где я попала в своего рода мировую тусовку особенных интересных людей. Рош-Пина — это поселок на Голанских высотах, недалеко от Галилеи, рядом с Цфатом. На русский язык это название можно перевести как «во главе угла». И выглядит он именно так, как вы видите на моих работах. Вот этот белый барак — мой дом, это — наша бензоколонка, это — наша улица…

В поселке тридцать лет назад образовалась колония людей, собравшихся со всего мира. Это были хиппи, или, как их еще там называют, фрики. Музыканты, поэты, философы и всякие искатели приключений. Возникла такая небольшая прежняя Калифорния.

– Сколько лет вы живете там?

– Семь лет я прожила в Иерусалиме. И уже десять лет живу в Рош-Пине.

– И там по-прежнему сохранилась колония хиппи?

– Многие из этих людей там живут до сих пор, и до сих пор там сохранилась атмосфера свободы духа. Так что когда мы приехали, тоже примкнули к ним.

Но, кроме того, в Рош-Пине много простых жителей, которые жили там из поколения в поколение.

Правда, сейчас этот район становится все более модным и туристическим. Там покупают дома, строят виллы и уродуют это место, как могут. Я еще помню поля, по которым ходили лошади, а теперь там новый район. Но пока там красиво по-прежнему. Живешь одновременно на природе и в цивилизации.

– А чем занимается вся эта «калифорнийская» компания?

– Это люди совершенно разных профессий, но все они еще и музыканты, которых объединяет любовь к джазу. Там такая обстановка — как будто попадаешь в большую семью… Когда какой-то человек долго отсутствует, то это ощущается, про него спрашивают, его недостает. То есть каждый человек там еще и персонаж, и каждый вносит свою ноту в это общение. Это мир уходящий, и поэтому там очень важен каждый человек и каждый характер. А кроме того, они меня вдохновляют. Я их часто рисовала и продолжаю рисовать. Эти люди со своей собственной историей. И это не только израильтяне, и не только евреи. Там есть, например, англичанин, который два месяца живет в Израиле, а два месяца в Лондоне работает таксистом. И так уже лет двадцать. Поэтому весь колорит Лондона он тоже привозит с собой. Есть люди, которые часто бывают в Индии…

– Семнадцать лет назад вы уехали в Израиль, чтобы начать там самостоятельную жизнь?

– Можно сказать, что это получилось спонтанно. Я никогда не собиралась эмигрировать. Но очень хотела съездить поучиться в Израиль, потому что интересовалась израильской культурой и философией. Нам с подругой купили билеты, и мы должны были поехать к нашим друзьям. Но так получилось, что в Израиле в это время началась война, а у меня там возникла личная жизнь. Все происходило очень интенсивно и насыщенно. Наверное, потому что во время войны все сразу сгущается.

– И поэтому решили там остаться?

– Не то чтобы я решила остаться, меня там как-то «затормозило». Я провела там вместо трех — шесть месяцев, поэтому возникли всякие сложности с выездом. А потом я забеременела и решила остаться. У меня было ощущение, что я оторвалась на льдине, и меня унесло.

– Как вам удается совмещать творчество и воспитание четверых детей?

– Муж тоже во всем этом участвует. Иногда помогает мама мужа. Дети тоже друг другу помогают. Раз такие родители, то детям приходится отдуваться.

– Сколько детям лет?

– Сыновьям — восемь, одиннадцать и семнадцать, а дочке — пятнадцать.

– В каком возрасте вы начали рисовать?

– С раннего детства мне было важно, приходя домой, перенести свои впечатления на бумагу. А в десять лет мне очень повезло. Я встретила своего главного учителя — Юрия Савельевича Злотникова. Это произошло благодаря Рене Яловецкой и Леониду Ронину, которые, на мое великое счастье, нашли мне просто потрясающего педагога, художника и человека. Я считаю его своим главным учителем.

– Кто для вас наиболее значим из классиков?

– Походив недавно по музеям, я поняла, что как любила Матисса, так и продолжаю его любить. Как действовал на меня Сезанн просто до оторопи, так и действует. И еще в последнее время я увидела, как никогда, пожалуй, Пикассо. Конечно, я многих еще люблю: Ван Эйка, Брейгеля, Вермеера. Очень люблю северное Возрождение. Бывают всякие другие увлечения. Например, вдруг начинаешь любить Рубенса. Любишь его заново, месяц или два, потом он постепенно отходит на второй план… А те трое — всегда остаются.

– Вы где-то работаете или живете за счет продажи своих работ?

– Я еще, к сожалению, никогда не жила за счет продажи своих работ. Может, до этого тоже когда-нибудь дойдет. Но пока все время приходится искать какую-то подработку. Иногда даже работать в кафе. В этом году я преподавала рисование в Рош-Пине в местном «доме творчества».

– Несколько лет назад вы сделали замечательные иллюстрации к книге Рены Яловецкой «Сибирские палестины»…

– Кстати, не так давно я сделала иллюстрации ко второй ее книге. Еще у нас есть идея насчет мультфильма по ее рассказу «Белый

Шандор». Это было бы очень интересно.

– Вы участвуете в каких-нибудь творческих группах или всегда двигаетесь самостоятельно?

– Официально я ни в какой группе никогда не была. Я участвовала в молодежных выставках от Союза художников. В какой-то момент на меня очень повлияло творчество питерских художников — «Митьков». Я была их почетной московской сестренкой Оленькой. Но мы познакомились под Вологдой, в Ферапонтово, еще до того, как они стали «Митьками». Я увидела, что люди рисуют и у них здорово получается, и мы подружились. А уже потом на моих глазах возникло движение «Митьков». Очень интересно было видеть, как все это получилось из разговоров и баек. И как они вдруг стали такие прославленные, что пол-Питера носило тельняшки в их честь…

– Из стран, где вы побывали, в какой для вас самый «близкий воздух»?

– Я не так уж много ездила. Три дня я была в Риме и поняла, что такое итальянская живопись - через воздух. В Италии действительно все так,

как мы видим на их картинах! Наверно, с удовольствием пожила бы в Италии. И во Франции. И в России.

– В чем для вас особенность московской выставки?

– Очень хорошо, что эта выставка проходила не просто в случайной галерее, а в стенах музея. Это привнесло свою особую атмосферу. Было интересно «встретиться» с Фальком и Лабасом. То, что возможно вот так оказаться с ними в одном зале, я не ожидала! Для меня это большое событие.

Я хочу выразить огромную благодарность Михаилу Яхилевичу за то, что он всех нас осчастливил этой экспозицией. Именно здесь я увидела, что в нашем творчестве действительно есть что-то общее, есть связь, которую я прежде не ощущала.

– Вы уже знаете, какая будет ваша следующая картина?

– На самом деле, когда я куда-то уезжаю, а потом возвращаюсь в Израиль, всегда возникает ощущение, что я еще не начала рисовать эту страну. Этот период очень короткий. Потом опять углубляешься в свои более частные темы. Но хочется все-таки выйти на этот уровень — передать первое ощущение страны, воздуха, цвета.

Фото Вячеслава МИХАЙЛОВА