Почему Гоголь переворачивается в гробу

Украинские националисты подвергли фильм даже не критике, а проклятию. Представители Центра национального возрождения имени Степана Бандеры потребовали у министра культуры и туризма Украины Василия Вовкуна положить конец «практике интерпретации украинской истории чужестранцами». В открытом письме бандеровцы возмущенно пишут: «До каких пор будут появляться такие яркие примеры искажения нашей истории и классической литературы?» По их мнению, создатели картины «превратили героику одного из этапов становления украинского государства в рекламу “русской земли”». 
Возмущение украинцев вызвало также то, что Украина упоминается в фильме чуть ли не единственный раз, а про украинцев вообще не сказано ни слова. Казаки бьются и умирают в этом фильме за русскую землю.
Но претензии эти необоснованные — Бортко четко следует линии Гоголя. Последние слова Тараса Бульбы посвящены вовсе не Украине: «Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера. Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая не покорилась бы ему». Завершается книга авторским текстом: «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая пересилила бы русскую силу!»
Все эти цитаты ясно показывают, что великорусская позиция, в которой обвиняют Бортко украинцы, принадлежит вовсе не режиссеру, а самому Гоголю.
Тем более знаменательно, что по отношению к евреям в фильме имеются отступления — и неоднократные — от позиции Гоголя. 
Да, конечно, он был большим писателем. Но и большим антисемитом. Для Гоголя евреи — не просто религиозные враги, он их презирает всеми силами своей души. Это презрение проявляется даже в описании их домов: «Улица, носила название Грязной и вместе Жидовской, потому что здесь действительно находились жиды почти со всей Варшавы. Эта улица чрезвычайно походила на вывороченную внутренность заднего двора». 
Для описания дома Янкеля Гоголь находит такие слова: «Он [Тарас Бульба] прямо подъехал к нечистому, запачканному домишку, у которого небольшие окошки были едва видны, закопченные неизвестно чем, труба заткнута была тряпкою, а дырявая крыша вся была покрыта воробьями. Куча всякого сору лежала пред самыми дверями».
А самому Янкелю Гоголь дает просто убийственную характеристику: «Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и корчмарем, прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно обозначил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось, и осталась бедность да лохмотья, как после пожара или чумы выветрился весь край. И если бы десять лет еще пожил бы там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и все воеводство…» «Янкель… силился подавить в себе вечную мысль о золоте, которая, как червь, обвивает душу жида».
Ничего этого нет в фильме Бортко. Да, Янкель выглядит в нем малосимпатичным, трусливым человеком. Но того презрения, той ослепляющей ненависти к евреям, которыми напоена книга Гоголя, в фильме нет и в помине. Более того, чтобы снизить накал этой ненависти, Бортко вводит небольшие корректировки текста.
В книге диалог, предшествующий еврейскому погрому, устроенному казаками Бульбы, звучит так:
«– Такая пора теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши.
– Как уже не наши?
– Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя править…. И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя».
У Бортко «жид» заменено на «шинкарь». И выходит, что не «жиды», а какие-то неизвестные «шинкари» повинны в осквернении церквей. Резон Бортко понятен — в ситуации нынешнего религиозного ренессанса, набирающего в России силу с каждым годом, такой диалог звучал бы весьма провокативно. Не говоря уже о призыве, которым завершается он в книге: «Перевешать всю жидову! <...> Перетопить их всех, поганцев, в Днепре». После этого у Гоголя следует смачное описание еврейского погрома и того, как казаки топят евреев в Днепре. Зеэв Жаботинский в свое время отметил, что Гоголь является «единственным из первоклассных художников мира, воспевшим, в полном смысле этого слова, всеми красками своей палитры, всеми звуками своей гаммы и со всем подъемом увлеченной своей души еврейский погром… Ничего подобного по жестокости не знает ни одна из больших литератур».
Бортко не может пропустить в фильме погром, ведь тогда пропадет начало сюжетной линии, связывающей Бульбу с Янкелем. Но призыв «перевешать всю жидову» в фильме отсутствует, как отсутствует и убийство евреев. Режиссер ограничивается тем, что показывает трех стремительно убегающих евреев, а затем казаков, крушащих безлюдные дома. Казаки бьют посуду, ломают мебель, пьют горилку из кувшинов и даже лакают ее, засовывая голову в бочку. Но и только. Ни призывов к убийству, ни самого убийства в фильме нет.
Зато есть еще одно весьма показательное изменение, внесенное Бортко в гоголевский текст. В фильме половина запорожского войска уходит из-под осаждаемого Дубно днем. На глазах у поляков, стоящих на стенах, запорожцы раздвигают возы, окружающие город, прощаются друг с другом. В книге все это выглядит совершенно иначе — уход войска происходит ночью, тайно. «В городе не узнал никто, что половина запорожцев выступила в погоню за татарами… Жиды, однако же… пронюхали все: куда и зачем отправились запорожцы, и с какими военачальниками, и какие именно курени, и сколько их числом, и сколько было оставшихся на месте, и что они думают делать, — словом, чрез несколько уже минут в городе все узнали».
По Гоголю выходит, что именно евреи стали причиной гибели запорожцев, осаждавших Дубно, захвата в плен Остапа Бульбы и его мученической смерти. Бортко элегантно выходит из ситуации, хорошо понимая, как такого рода обвинения могут прозвучать сегодня. В новой России, пытающейся войти в семью просвещенных народов мира, подобным антисемитским выпадам нет места.
Фильм «Тарас Бульба» вызывает двойственное ощущение. С одной стороны, цели его создателей ясны: в идеологическом вакууме, образовавшемся в России, когда прежние, советские, герои оказались разоблачены и низвергнуты, а православные святые еще не привились у населения, кинематограф пытается создать новые образцы любви к Отечеству. И эта попытка понятна. Но даже после фильма Бортко, старающегося сгладить зоологический антисемитизм автора «Тараса Бульбы», я не могу не думать, что Гоголь и его идейные выкормыши привели к самому грандиозному в истории погрому — Катастрофе. 
Впрочем, следует признать — в одном Гоголь оказался прав: «Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая не покорилась бы ему». 
Да, русский царь поднялся, и какой! Но Гоголь, наверное, огорчился бы, узнав, что царь этот был не русского, а грузинского происхождения. И, наверняка, огорчился бы еще больше, узнав, что пострадали от царя и его деспотического режима в первую очередь русские и украинцы. Вырезал этот царь в России и Украине почти все достойное, умное и независимое. И вырезал так, что до сих пор Украина с Россией расхлебывают последствия силы того царя и, подобно странам третьего мира, живут за счет распродажи за границу своих недр.
А потомки Янкеля, несмотря на Катастрофу, сумели воссоздать свое государство — демократическое, развитое и богатое. Государство, не имеющее никаких природных ископаемых и благоденствующее исключительно за счет таланта и трудолюбия его граждан. Гоголь вертится, наверное, в гробу, как динамо-машина — ведь Бульбы нищенствуют, превратив свою цветущую страну в пустыню (местами — радиоактивную), а Янкели процветают, восстановив государство и превратив пустыню в благословенный оазис. Но кино об этом в России вряд ли когда-нибудь снимут…
 

Давид ШЕХТЕР, Израиль