Убийство журналистки

Следователь Дорит Винкель обычно на происшествия не выезжала, занималась рутинными делами, не требовавшими большого опыта. Беркович был готов через семь минут. Когда подъехала машина, он сел рядом с водителем и, обернувшись, поздоровался с сидевшими сзади Дорит Винкель и экспертом Роном Ханом.
– Что случилось, в конце-то концов? — спросил старший инспектор. 
– Убийство в пансионате Ханы Зусман, — начала рассказывать Дорит. — Это очень небольшой пансионат, восемь номеров, находится между Рамат-Авивом и Герцлией на берегу моря. Убита Рената Каштовиц, журналистка. Она прибыла в пансионат вчера вечером.
– Рената... — протянул Беркович. Он читал ее судебные очерки в «Едиот ахронот». Хорошие материалы, профессиональные.
– В полицию позвонила сама Зусман. Она утром вошла в комнату Ренаты и обнаружила женщину на кровати всю в крови.
– Кроме Ренаты в пансионате еще есть постояльцы? — поинтересовался Беркович.
– Да, — сказала Дорит. — Но подробности я не знаю.
Пансионат Ханы Зусман оказался двухэтажным коттеджем, окруженным каменным забором. У резных ворот стояла патрульная машина, вновь прибывших встретил полицейский, представившийся Йосефом Кармазом. На первом этаже слева располагался небольшой холл, где ждала хозяйка заведения, а справа находилась столовая американского типа, отделенная от холла невысоким ажурным барьером. Здесь стоял прямоугольный стол с четырьмя кофейными приборами и блюдом с салатами. У Ханы было заплаканное лицо, и она не знала, куда деть руки.
– Это на втором этаже, — сказала хозяйка. — Там комнаты постояльцев.
– Есть в доме другие жильцы, кроме... м-м... убитой? — спросил Беркович.
– Да, — ответила Хана. — Шуля Мазин, Лея Вейземан и Алона Бакер. Они сейчас в своих комнатах. Ваш сотрудник, — хозяйка кивнула в сторону патрульного, — велел им не выходить.
– Все женщины, — констатировал Беркович, поняв, наконец, почему начальство послало на происшествие Дорит Винкель. — Я слышал, что госпожа Каштовиц приехала вчера. А остальные?
– Тоже приехали вчера вечером, — сообщила Хана. — И самое важное... Вы это все равно обнаружите, так что я скажу сразу. За всех заплатила госпожа Каштовиц. Она позвонила неделю назад и заказала четыре комнаты, назвав свою фамилию и фамилии этих женщин.
– Они приехали вместе?
– Нет. Они познакомились здесь вчера вечером.
– Вот как... — нахмурился Беркович. По выражению лица хозяйки он видел, что ей есть что сказать о своих гостях, но новые вопросы старший инспектор оставил на потом.
– Позавтракать ваши гости не успели, — заметил он, проходя через столовую к лестнице, ведущей на второй этаж.
– Как раз собирались к завтраку, когда я вошла в комнату госпожи Каштовиц и увидела... Я и сама бы выпила кофе, всегда завтракаю с гостями, а тут...
Комната, в которой на кровати лежал труп молодой женщины, была второй со стороны лестницы. Зрелище оказалось не для слабонервных, и Беркович попросил Дорит подождать за дверью. Ее услуги еще пригодятся — возможно, придется проводить личный осмотр женщин, остановившихся в пансионате.
– Она мертва часов шесть, не меньше, — сказал Рон Хан, осмотрев тело. — Три ножевых удара, один из них — в область сердца. Скорее всего, этот удар и оказался смертельным.
– Занимайся своим делом, — вздохнул Беркович, — а я поговорю с женщинами. Странная история, ты не находишь?
Хан не ответил, и Беркович вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
– Соберите ваших гостей в столовой, — сказал он Хане. — И для начала ответьте на вопрос: ночью мог кто-нибудь войти в дом незамеченным?
– Нет, — покачала головой хозяйка. — Дверь была заперта изнутри на задвижку, окна тоже закрыты, можете убедиться сами.
– Иными словами, вы утверждаете, что убила Ренату одна из женщин, находившихся в доме.
– Получается так... Мне очень неприятно... Я просто в шоке.
Несколько минут спустя за большим столом собрались все, кто ночевал в пансионате. Беркович и Дорит Винкель принесли себе стулья из салона.
Шуля Мазин оказалась высокой блондинкой лет тридцати, она работала секретарем в адвокатской конторе. Лее Вейземан было на вид лет сорок, но могло оказаться и больше, она представилась менеджером компьютерной фирмы. Алона Бакер была самой молодой — вряд ли ей исполнилось двадцать.
– Давайте разберемся, — начал Беркович, вглядываясь в расстроенные лица женщин. — Я никого не собираюсь обвинять без оснований, но, похоже, что кто-то из присутствующих имел серьезный мотив для убийства.
– Я вам вот что скажу, — вмешалась Лея Вейземан, у нее был низкий прокуренный голос, говорила она четко, будто читала по писаному. — Мотив для убийства был у каждой из нас. Причем один и тот же. У каждой — включая хозяйку этого заведения.
– Вот как? — поднял брови Беркович.
– Каждой из нас позвонила позавчера эта журналистка, Рената Каштуниц, и сказала, что заказала комнату в пансионате Ханы Зусман. Каждая из нас, естественно, удивилась и сказала, что никуда ехать не собирается. Тогда журналистка заявила, что речь идет о смерти мальчика, сбитого машиной, номер которой начинается на 886. После этого никто из нас не смог отказаться от приглашения. Видите ли, офицер, — продолжала Лея Вейземан, налив себе в чашечку остывший уже кофе и отпив глоток, — примерно в километре от пансионата около года назад белая «мазда» сбила мальчика десяти лет. Водитель с места происшествия скрылся. Единственный свидетель успел увидеть, что за рулем сидела женщина, и заметил первые три цифры номера.
– По этим данным преступника легко было найти, — заметил Беркович.
– Конечно! Дорожная полиция обнаружила четыре белых «мазды», записанные на имя женщин, с номерами, начинавшимися с цифр 8, 8, 6. Это наши имена, как вы наверняка догадались.
– Вас трое, — сказал Беркович, — а машин...
– Четыре, — вступила в разговор Хана. — Четвертая машина — моя.
– Так, — кивнул старший инспектор. — Теперь я, по крайней мере, понял, почему журналистка собрала всех именно в вашем пансионате. Продолжайте, пожалуйста.
– Расследование зашло в тупик, — сказала Лея Вейземан. — Мы не были знакомы друг с другом, но вчера вечером выяснили, что каждую из нас вызывали в свое время в полицию, наши машины были обследованы, но улик не нашлось, подтвержденного алиби не оказалось ни у кого. В конце концов дело прекратили.
– Ясно, — сказал Беркович. — Рената была судебным журналистом, этот случай ее заинтересовал...
– Сбитый мальчик был ее братом, — тихо сказала Алона Бакер и заплакала.
– Вот оно что... Сообщив, что ждет вас в пансионате, она сказала, что обнаружила доказательства, верно? И может их предъявить? Но ведь те из вас, кто не убивал мальчика, могли отказаться от приглашения...
– Не могли, — покачала головой Шуля Мазин. — Не знаю, кто сбил мальчика, знаю только, что не я. Но все равно... Она сказала, что если я не приеду, то в материале, который будет опубликован на первых страницах, окажется и мое имя. Мне это надо?
– Мне она сказала то же самое, — прошептала Алона Бакер.
– И мне, — подтвердила Лея Вейземан.
– Ну, вам-то, — повернулся Беркович к хозяйке пансионата, — Рената не могла сказать того же.
– Нет, она заказала комнаты, вот и все.
– А если бы здесь оказались и другие постояльцы?
– Сейчас зима, комнаты пустуют второй месяц.
– Ясно, — вздохнул Беркович. Он чувствовал себя очень неуютно — одна из этих приятных женщин была убийцей, причем убила она дважды: сначала мальчика, брата Ренаты, и это было трагической случайностью, но потом она расправилась с журналисткой, поскольку смертельно боялась разоблачения и тюрьмы.
– Ваши комнаты сейчас осмотрят, — сказал старший инспектор, — а потом придется провести личный обыск, прошу прощения. От всех этих процедур вы можете себя избавить... То есть, не все вместе, конечно... Но та из вас, кто виновата... Ну, вы понимаете, добровольное признание...
Беркович окончательно смутился и замолчал. Молчали и женщины, напряженно глядя друг на друга.
– О Господи, — сказала наконец Хана. — Все равно никто не признается. Нужно искать — ищите. Если хотите, начните с меня, все-таки я хозяйка. Вам нужно орудие убийства? Так я вам скажу сразу — нож, скорее всего, взят из моего комплекта кухонной посуды.
– Почему вы так думаете? — спросил Беркович.
– Да потому что утром, когда я накрывала на стол, одного кухонного ножа в коробке не было.
– Его мог взять любой?
– Конечно. Коробка открыта, стоит на виду.
Беркович взял в руки средних размеров кухонный нож — единственный, оставшийся в коробке. Еще четыре таких же лежали на столе, каждый рядом с тарелкой. Женщины отвернулись — этот предмет кухонной утвари вызывал неприятные ассоциации. «И особенно — у одной из них, — мрачно подумал Беркович. — У кого же именно?»
– Пожалуйста, — сказал он, — перейдите в салон и подождите, пока будет идти обыск.
– Вы оставляете нас вместе? — удивилась Лея Вейземан. — Мы ведь сможем говорить друг с другом...
– Да сколько угодно, — пожал плечами старший инспектор. — Или вы собираетесь коллективно покрывать убийцу?
Женщины встали из-за стола.
– Я бы хотел сначала поговорить с вами, — обратился Беркович к хозяйке. — Останьтесь, пожалуйста.
– Вы действительно всегда едите с гостями? — продолжил он, оставшись с Ханой вдвоем.
– Да, — кивнула она. — Это принцип моего заведения. Знаете... создает интимную атмосферу.
– Вчера вечером вы тоже ужинали вместе?
– Конечно, — нахмурилась Хана. Она не понимала смысла задаваемых вопросов. — А что...
Лицо ее неожиданно застыло, а в глазах появился испуг.
– Вот именно, — сказал Беркович. — Вы поняли, верно? Ведь это вы убили Ренату.
– Я не...
– Нож мы все равно найдем, вы не могли его вынести из дома. А добровольное признание...
Хана опустила голову на руки и зарыдала.
– Ну хорошо, — сказал Хан старшему инспектору по дороге в управление, — а если бы у нее не сдали нервы?
– Я предъявил ей улику, которую она не могла оспорить.
– Какую улику? — удивился эксперт. — В тот момент ты даже не начинал обыск!
– Стол был накрыт на четверых, — объяснил Беркович, — а Хана всегда ест с постояльцами. Она знала, что пятой — Ренаты Каштовиц — утром за столом не будет.
– Но это же глупо! — удивленно проговорил Хан. — Она понимала, что это улика, почему же...
– Привычка, Рон. Хана думала совсем о другом, а не о том, как сервировать стол к завтраку. Руки действовали как бы сами по себе... Руки-то знали, что за завтраком будут четыре человека, а не пять.
Машина свернула на стоянку управления полиции, и Беркович увидел, как патрульный Кармаз вел к зданию Хану Зусман.
 

Песах АМНУЭЛЬ 
Израиль