Изображение героя

Начну с его личных «показаний». Тем более что одна из книг моего героя — мы еще о них поговорим — называется «Мои показания». Там, в главе «Две жизни», он написал: «…18 августа 2001 года моя жизнь разделилась на две равные половины. Первая прошла в Петербурге, который тогда назывался Ленинградом. Вторая — в Амстердаме». Теперь свяжем в единый узел города и даты, одновременно отдавая должное своеобразному юмору автора: «…ленинградский вариант голландской защиты удивительным образом сплел в себе оба места моего проживания». Могу предположить, что не все читатели поймут, что это за «ленинградский вариант голландской защиты», но уверен, что поклонники древней и мудрой игры легко догадаются, что речь идет о шахматах. Теперь — о датах. Нетрудно подсчитать, что, когда окончилась первая половина его жизни, ленинградская, — 18 августа 1972 года он вылетел в Голландию — ему было двадцать девять. Страну покидал мастер по шахматам, который в турнирах играл нечасто, но уже несколько лет был тренером самого Михаила Таля. Звали его Гена Сосонко.
И спустя всего четыре года, в 1976 году, в Амстердаме проживал человек, который стал международным гроссмейстером, победителем нескольких самых престижных международных турниров и бессменным капитаном сборной Нидерландов. Звали его почти так же — Генна Сосонко.
За разъяснением вынужден обратиться к «показаниям» самого героя, так как наши обычные представления о том, кто кого красит — место человека или человек место — здесь неуместны. Как всегда, слегка подшучивая над нами, он объясняет это так: «Когда я оказался в Голландии, мое имя стало звучать как «Хейна» — в нидерландском языке вообще есть склонность к горловым хриплым звукам. Пару лет я это терпел, пока не решил для твердости и правильности произношения добавить еще одно «н», тем более что с одним ли, с двумя ли «н» — было крайне маловероятно, что имя это когда-нибудь вообще будет напечатано по-русски. Получилось по-другому. Но менять что-либо сейчас уже поздно, тем более что Генна, живущий в Амстердаме, только очень отдаленно напоминает Гену, уехавшего более трех десятков лет тому назад из Советского Союза».
Заключительная часть его «показаний» вступает в некоторое противоречие с его же утверждением, сделанным на страницах первой его книги «Я знал Капабланку», вышедшей в России в 2001 году: «Персей знал, что если собака после долгих усилий рвет наконец свою привязь и убегает, то на шее у нее болтается большой обрывок цепи». Несомненно, Генна Сосонко прекрасно чувствует связь времен и, подводя итог своим противоречивым «показаниям», сам же заключает: «Хотя голландская половина моей жизни резко отличается от первой, проведенной в России, она покоится на ней, как слон на черепахе в индийской притче, и их невозможно отделить друг от друга — так же, как невозможно услышать хлопок только одной ладони».
Уже в Голландии он болезненно ощущал многие отголоски советского режима. Но самым сильным ударом стал запрет, не позволивший ему проститься с матерью.
В 1966 году с Сосонко меня познакомил в Ленинграде его товарищ — Витя Адлер, сильный мастер, с которым мы играли за одну студенческую команду. С Геной мы тогда жили по соседству, посещали шахматный клуб, поэтому встречались часто, но всегда случайно. О чем говорили, абсолютно не помню. Но, как ни странно, «на чердаке моей памяти» сохранились детали и аромат тех встреч. Помню живость его мимики, быстрый, как ласточкин полет, взгляд. Подчеркнутый такт, искренний интерес к собеседнику, а главное — мощную энергию его любознательности. Но в декабре 1968 года я из Ленинграда уехал. И наша следующая встреча, последняя перед его эмиграцией, абсолютно случайная, но чрезвычайно для меня памятная, произошла в Москве в 1970 году. На турнире, где Гена выступал в качестве секунданта Михаила Таля. Тогда, благодаря его чуткости и душевной щедрости, в печать попала первая сделанная мной фотография, — портрет чемпиона мира Бориса Спасского.
Теперь, с 2004 года, ежегодно видимся с Генной Сосонко на турнирах в Москве. Иногда не случайно.
P.S. Хочу просить у читателей снисхождения ввиду обилия цитат. Тем более, что допустил это умышленно. Хотелось поделиться с вами той радостью, которую испытываю, читая и перечитывая замечательные книги Генны Сосонко. Его воспоминания о шахматных колоссах (Ботвинник, Левенфиш, Таль, Капабланка, Геллер, Сало Флор и др.) — это глубокое проникновение в психологию и в историю борьбы мощнейших интеллектов на фоне Времени. Автору удалось то, что получается не у многих — писать объективно. Некоторых его героев мне доводилось неоднократно видеть, кого-то неплохо знать, а с одним из них посчастливилось сыграть одну турнирную партию — с Алвисом Витолиньшем в Риге в августе 1964 года. Уверен, что шахматисты и те, кто шахматами увлечен, и без меня давно знают этого автора. Каждый, кто прочтет его эссе, откроет для себя огромный, исключительно интересный и не всегда постижимый мир шахмат.

Александр ЕШАНОВ, Россия