Встречи

Встреча первая: воспоминания детства
– СССР оказался не готовым к войне, зато я был готов, — сказал он шутливо. — И выжил. У меня были крепкие кулаки, натренированные родителями-спортсменами.
Но не только крепкие кулаки сделают Эфраима лидером таких же, как он, беспризорных мальчишек военной поры, хотя поначалу сгодились и кулаки.
– Во время эвакуации из Бобруйска, где мы жили, взрывная волна от бомбы, разорвавшейся неподалеку от мчавшегося на Восток поезда, «смахнула» меня под откос с открытой железнодорожной платформы. Швырнула меня, двенадцатилетнего подростка, в самостоятельную жизнь, суровую и беспощадную. Оставила один на один со своей судьбой...
И он пойдет дорогой, которую выберет сам. Сбежит из детдома, ремесленного училища, с военного завода, уйдет в никуда из совхоза под Новосибирском. И осядет на полустанке, где-то между Уралом и Сибирью. Здесь никто не принуждал его жить по чужим законам, ни к чему не обязывал. Он был свободен. И это возникшее у него, еще подростка, стремление к личной свободе станет доминантой всей его жизни.
Бездомные мальчишки, намаявшись в поисках хлеба насущного, собирались в полуразрушенном сарае, служившем им пристанищем, и, затаив дыхание, слушали рассказы Эфраима. Он сочинял их сам. Так еще в детстве в Эфраиме родился талантливый рассказчик, способный увлечь слушателей.
Бродяжничая, он исколесил на товарняках весь Урал, пол-Сибири, спал в товарных порожняках, на полу в вокзальных закутках, а в теплую погоду — и под случайным кустом. У него был звонкий мальчишеский дискант, и он пел «жалостливые» песни на вокзалах, в железнодорожных вагонах с беженцами, солдатами. В благодарность перепадали монетки, хлеб, вареная картошка, огурцы...
Осенью 43-го среди его слушателей оказался командир направлявшейся на фронт бригады. Песня беспризорного мальчишки вышибла слезу, да и сам певец, видимо, приглянулся. И Эфраиму приглянулся полковник. И он ушел вместе с бригадой на фронт. «Сын полка», он прошел вместе с ней весь ее боевой путь до Нойбранденбурга, заслужил медаль «За отвагу».
Встреча вторая: в эмиграции
Способность рассказчика ярко проявится у Эфраима Севелы и годы спустя, когда он, преуспевающий киносценарист, будет лишен советского гражданства (заодно и медали «За отвагу»), выдворен из страны и временно окажется в Париже.
– Много времени спустя, уже вырвавшись из СССР, я мучительно докапывался до истинных причин, побудивших меня сломать прежнюю, хорошо налаженную жизнь во имя туманного и неясного будущего. И понял, что моими поступками двигало стремление начать новую, нравственно более чистую жизнь. Для этого следовало окончательно порвать с советской властью и страной, которая задыхалась под ее безжалостной пятой. Обязанность подчиняться «руководящей и направляющей» КПСС лишала меня свободы творчества. Иного выхода не находил, как бежать из страны, погрязшей во лжи и демагогии. К тому же мне все чаще стали напоминать, что я — еврей. Я стремился в Израиль, в свою страну, для которой еще не сделал ничего хорошего...
11 февраля 1971 года Эфраим принял участие в «забастовке 24-х» в помещении приемной председателя Президиума Верховного Совета СССР, добившейся — впервые в СССР! — права на свободную эмиграцию советских евреев в Израиль.
Воздушная дорога пролегала тогда через Париж. В аэропорту имени де Голля Эфраима с женой и дочкой встретил барон Эдмонд Ротшильд. Они подружились. Эдмонд мог без устали слушать рассказы Севелы. Это он, барон Ротшильд, заставил Эфраима записать их.
Так родилась первая книжка Севелы «Легенды Инвалидной улицы», в которой автор рассказал о городе своего детства и его обитателях.
Так родился писатель Эфраим Севела.
Первой по просьбе Ротшильда рукопись прочитает Ида Шагал, дочь Марка Шагала. «Вы не знаете, что написали! — скажет она Эфраиму. — Вы последний еврейский классик на земле!» А сам Марк Шагал рукопись читал всю ночь и наутро вышел с красными глазами. «Молодой человек, — скажет он Севеле, пригласив его к себе, — я вам завидую: эта книга будет самым лучшим витамином для евреев, чтобы они не стыдились называться евреями».
Позже критик, анализируя творчество Севелы, напишет: «Эфраим Севела, писатель небольшого народа, разговаривает со своим читателем с той требовательностью, суровостью и любовью, которые может позволить себе только писатель большого народа».
«Легенды Инвалидной улицы» в том же году издадут в Америке, затем в Англии, Германии, Японии и лишь три года спустя — в Израиле, на иврите и русском. Став бестселлером после публикации крупнейшим издательством США Doublеday, «Легенды» принесут автору мировую известность и признание. Но лишь в начале 90-х книга наконец-то появится в России: произведения авторов, выдворенных из страны и лишенных ее гражданства, в СССР не печатались.
– Я прожил в Париже почти полгода. «Куда ты рвешься? Оставайся, поживи здесь», — уговаривал меня Ротшильд. Но я хотел своими глазами увидеть Эрец Исраэль.
Встреча третья: на Святой земле
Резервистом ЦАХАЛа Севела участвовал в войне Судного дня. За полгода объездил в Америке более трехсот городов и городишек, где живут евреи, на митингах и собраниях «долларовых доноров» рассказывал об Израиле, в одиночку победившем в войне и нуждавшемся в материальной помощи. Собрал для Израиля огромную сумму.
Ему плодотворно работалось на Святой земле. «Остановите самолет, я слезу», «Моня Цацкес — знаменосец», «Мужской разговор в русской бане», «Почему нет рая на земле?», сборник рассказов «Попугай, говорящий на идиш», киноповесть «Мама» — все эти замечательные произведения написаны в Израиле.
Но жилось ему там трудно. Его книги подолгу не издавались. К любимому кинематографу и близко не подпускали — ниша оказалась прочно занятой коренными израильтянами и олим, приехавшими ранее. Попытался организовать израильскую киностудию — не разрешили. Все чаще давали понять, что он, «русский еврей», еврей «второго сорта» и обязан следовать предначертанной ему дорогой. И это несвобода погнала его из страны. Он уехал в Америку. Скажем так: Севела и Израиль друг друга не поняли. Севела и Израиль, который он нежно любил со всеми его недостатками, друг друга не приняли...
Встреча четвертая: человек мира
В Нью-Йорке на Брайтон-Бич, где поселился Севела, ему жилось вольготно и работалось плодотворно. Здесь родились его «Тойота Королла», роман «Зуб мудрости», повесть «Все не как у людей». Но и в Америке он подолгу не задерживался. Казалось, пьет и никак не может утолить жажду свободы.
Не обремененный никем и ничем, он объездил полмира, нигде не задерживаясь подолгу. Он много писал, его книги издавались и переиздавались на разных языках мира. Но он мечтал о кино, умел его делать. Чужаку пробиться на киностудию какой-либо европейской страны — и не мечтать! И Севела становится одним из спонсоров, продюсером, сценаристом и режиссером фильма «Колыбельная», снятого в Польше. Он покажет этот фильм в Америке, и газета «Чикаго Сан Таймс» назовет его самым сильным фильмом о Холокосте европейского еврейства в годы Второй мировой войны.
Встреча пятая: возвращение
– 18 лет эмиграции, скитаний по белому свету, и в 1991-м я получил приглашение Союза кинематографистов СССР посетить страну.
Кто-то из встречавших меня в Шереметьеве спросил: «Ты к нам надолго?» Я неосторожно пошутил: «До полного обвала». И зазвучала по радио классическая музыка. И на телеэкранах затанцевали «белые лебеди». И по улицам Москвы поползли танки Кантемировской дивизии. Россия встала на дыбы...
Севеле восстановили российское гражданство. По собственным сценариям один за другим он снял фильмы «Попугай, говорящий на идиш», «Ноктюрн Шопена», «Благотворительный бал», «Ноев ковчег», «Господи, кто я?». По предложению Госкино он проехал с фильмом «Колыбельная», собирая переполненные залы, по всем крупным российским городам, побывал в Тбилиси, Одессе, Кишиневе, Вильнюсе, Риге, Минске. Огромными тиражами издавались его книги. Наладилась и семейная жизнь.
– Знаю, читатель любит мои книги, их по-прежнему издают. А фильмы? — и добавил с грустью: — Разве что по военным праздникам покажут по ТВ «Годен к нестроевой», снятый по моему сценарию еще в 1968 году.
О моих книгах, фильмах и сегодня пишут за границей. В Польше известный критик Анджей Янковски издал книгу «Проза Эфраима Севелы». А для российских СМИ я словно и не существую. Хоть бы выругали разок! В родной стране — чужой.
Эфраим Севела — прозаик, кинодраматург и режиссер, оставил в наследство людям 15 блестящих повестей и романов, выдержавших 280 изданий на различных языках; 13 кинофильмов, три из которых — «Колыбельная», «Ноктюрн Шопена» и «Попугай, говорящий на идиш» — признаны классикой современной кинематографии.
Спасибо тебе, Эфраим, за этот великий дар.
Майя НЕМИРОВСКАЯ,
Владислав ШНИЦЕР