Сыграйте за любовь

Зюня открыл магазин одежды в Бруклине, на хорошей стороне улицы. Он нанял какого-то чернокожего, а потом его уволил и что-то недоплатил. Так чернокожий купил через дорогу в магазине пистолет и разрядил в Зюню всю обойму. Чернокожего потом, конечно, посадили, но Зюне таки от этого не легче.
Моня, сыграйте что-нибудь грустного. А после Зюни у меня был Гриша. Какой был талантливый мальчик!.. Он еще в школе покупал в киоске календарики по две копейки и продавал в классе по пять. Гриша создал один из первых в Одессе кооперативов. Они брали макулатуру, которую люди приносили, и находили там письма, документы, альбомы, старинные рукописи. Все это люди несли в макулатуру, чтобы получить какую-нибудь Дюму. Гриша хотел организовать музей человеческой глупости — выставлять то, что люди сдают в макулатуру. Вы будете смеяться, но пачки денег он там тоже находил. Потом он открыл банк, с кем-то там не договорился. Так его застрелили прямо на улице, напротив нашего дома.
Моня, сыграйте что-нибудь веселого. Потом у меня был артист. Какой талант! На одном концерте он сказал голосом Брежнева: «Дорогие товарищи!» За ним приехали сразу после концерта. Это сейчас вы все смелые, а попробовали бы тогда. Он был молодой и красивый, а из лагеря через три года вернулся седым стариком с трясущимися руками.
Дальше был Алик. У него в Ильичевске была фабрика, где шили левые джинсы «Ливайс». Ильичу бы они понравились. Вы же знаете эту историю. Нет? В 1920 году в Кремль пришла посылка из Америки. Две пары джинсов «Ливайс» и записка на английском: «Американские рабочие штаны. Подарок чернокожих-батраков штата Айова вождям мирового пролетариата товарищам Ленину и Троцкому». Ленин хотел лечь в них в Мавзолей, но ему Сталин не разрешил. Если бы этот Леви, извините за выражение, Страусс видел, какие джинсы шьет Алик, он бы закрыл свою фирму и пошел просить милостыню. В джинсах от Алика ходил весь горком партии. А потом он открыл фирму по поставкам во Францию наших мидий. У нас в Одессе этого добра завались, а в Париже они называются «устрицы» и стоят бешеных денег. Мне так говорил Алик. Он кому-то не отстегнул, ему пришили дело, он сидит уже второй срок.
Все умные люди или уехали, или сидят, одна я тут сижу как идиотка. Играйте Моня, вы же больше все равно ничего делать не умеете. Если б вы что-то умели, вы бы здесь не стояли. У вас бы был свой импресарио и график концертов на три года вперед.
Если бы Моше пришел сегодня… Если ты хочешь устроиться на ставку пророка первой категории и нести людям свет истины, так ты должен пахнуть дорогим одеколоном, ездить в «мерсе-600», носить лохмотья от Кардена и вериги от Ива Сен-Лорана. А шляться в рванье по пустыне и изрекать непонятку…
Играйте, Моня, потом зайдете ко мне, я сделала такую фаршированную рыбу, шо ваш Сальери меня бы от зависти отравил. А потом я бы встала и сказала:
– Мосье Сальери, что это за моду вы себе взяли — травить всех, кто талантливей вас? Вот всех перетравите, пересажаете, уволите всех, кто вам не по нраву, а кто останется?
Играйте Моня, играйте за любов. Хотя в Одессе так уже давно никто не говорит…

Марьян БЕЛЕНЬКИЙ, Израиль