Леон Прудовский: «Я верю в человека»

Восьмого февраля в московском кинотеатре «35 мм» состоялся вечер, организованный Израильским культурным центром в Москве при посольстве Государства Израиль в РФ, на котором были показаны две картины молодого израильского режиссера Леона (Леонида) Прудовского. Одна из них — дебютная студенческая работа «Темная ночь» — была снята еще в 2005 году, другая полнометражная лента «Пять часов до Парижа» — в 2009 -м. Обе картины отмечены самыми высокими наградами. «Темная ночь» номинировалась на награду Американской киноакадемии как лучший иностранный студенческий фильм. Кроме того, она получила множество призов на международных кинофестивалях в Венеции, Иерусалиме, Пекине, Нью-Йорке. Фильм «Пять часов до Парижа» стал победителем на международных кинофестивалях в Хайфе, Венеции, Неаполе.
Кроме этих работ, в творческом багаже Прудовского полнометражный фильм «Как рыба без воды» и четырехсерийная картина «Тройка» с участием известных российских и израильских актеров. Одним словом, несмотря на то, что режиссеру нет и 35 лет — Прудовский родился в 1978 году в Ленинграде и в возрасте 13 лет репатриировался в Израиль, — он достиг уже очень многого.
Но в чем причина успеха молодого режиссера? Почему его картины признают и профессионалы, и обычные зрители? Ответ прост: фильмы задевают за живое. Они рассказывают о вещах, близких и понятных людям в любой точке земного шара. Тонкая, изящная лента «Пять часов до Парижа» повествует о том, как любовь делает слабого человека сильным, а сильного — беспомощным перед стихией настоящего чувства («Алеф» писал об этом фильме, см. № 1002. – Ред.). Это картина напоминает лучшее европейское кино, в котором не дают рецептов ни как правильно жить, ни как правильно поступать.
А в «Темной ночи» — драматичной, захватывающей ленте, снятой в документальной стилистике, — рассказывается о том, как израильские солдаты в целях обороны захватывают в плен двух палестинцев — мужа и его беременную жену — и оказываются перед мучительным выбором: убивать или щадить? Сочувствовать или оставаться безучастными? Краткое взаимопонимание неизбежно приводит к драматическому финалу: в результате перестрелки погибают палестинец и один из солдат. Оставшийся в живых израильтянин оставляет роженицу у одного из домов палестинской деревни, а сам уходит к своим.
Наш разговор с Леонидом начался именно с обсуждения фильма «Темная ночь», который долго не отпускал, заставляя снова и снова прокручивать в голове и необычный сюжет, и прекрасную актерскую игру.
– Леонид, вы показывали «Темную ночь» на многих международных кинофестивалях, а также в разных странах. Как на нее реагировали зрители — арабские, израильские, да и другие тоже? Ведь тема противостояния арабов и евреев в картине подана весьма неоднозначно.
– Этот фильм, снятый восемь лет назад, подходит всем, независимо от религии или национальности. И вовсе не потому, что я хотел всем понравиться. Просто, когда я снимал «Темную ночь», я пытался думать о своих героях как о живых людях, способных делать и гадости, и хорошие вещи.
– На большинство крупных кинофестивалей режиссеры сегодня должны привозить картины, в которых преобладает политическая или социальная конъюнктура. Чего ждут от израильских режиссеров?
– От Израиля ждут, конечно, обличения израильского правительства в арабо-израильском конфликте. У нас, разумеется, тоже создаются такие левые картины. Но мой фильм и не правый, и не левый. Может, тогда, восемь лет назад, когда я снимал «Темную ночь», я был и не правый и не левый. Был, наверное, более наивный…
– Но ведь не двадцать же лет прошло с тех пор, а всего восемь. Что же так кардинально изменилось в вашей жизни? В вашем мировоззрении?
– В наших краях восемь лет — это большой срок. Я был тогда другим человеком во многих отношениях. У меня не было сына, я не был разведен, у меня был жив отец. Я во что-то верил.
– Во что же вы теперь верите?
– Иногда я верю в человека. Выбора ведь нет. Если еще и в человека не верить, тогда вообще незачем жить.
– В какой мере ваш герой Игаль из фильма «Пять часов до Парижа» вам близок? Вам ближе сильные люди или более слабые, ни за что не борющиеся, как ваш герой?
– Я во многом очень слаб и в чем-то, безусловно, похож на Игаля, хотя стараюсь преодолевать в себе слабости. Например, я научился двигать локтями. Просто заставил себя научиться этому. Но при этом я стараюсь смотреть на то, что делаю, чтобы хоть в какой-то степени нравиться самому себе. Хотя, в отличие от Игаля, я самолетов не боюсь, хотя и у меня есть некоторые фобии. Одним словом, Игаль — это частично и я, и сценарист, с которым я работал.
– Вы считаете себя последователем школы русского кино? Или испытываете влияние израильской киношколы?
– Знаете, я не очень умею различать киношколы. Я воспитывался на русских и советских фильмах, но есть и замечательные картины французских режиссеров, которые мне тоже очень нравятся, — Лелюша, Трюффо. Но мне также очень нравится Рязанов, хотя он проще.
– Особенно вам, наверное, близко то, что вы, как и Рязанов, мелькаете в своих фильмах в маленьких эпизодах. Я заметила вас в «Пяти часах до Парижа»…
– У меня где-то с первого-второго курса была идея фикс — не сняться в кино, а именно промелькнуть. Я думал: «Чем я хуже Рязанова или Хичкока, который тоже всегда появлялся в своих фильмах?» В «Пяти часах до Парижа», где я теперь просто возникаю на 10 секунд и меня можно даже не заметить, изначально была целая сцена с моим участием, которая мне очень нравилась. Но когда мы заканчивали фильм, я всю эту сцену вырезал. Позже я понял, что когда я придумываю себе какие-то актерские эпизоды, то всё равно потом их вырезаю. Теперь я задумываюсь: стоит ли вообще мелькать? Посмотрим…
– В России очень трудно, даже именитому режиссеру, находить деньги на свои картины. А какова сегодняшняя ситуация с израильским кино? Поддерживает ли его государство?
– У нас снимается 15 фильмов в год. Госкино выделяет на каждую картину 500 тысяч долларов. Частично фильмы финансируют телеканалы, частично ищем частные вложения. Так набирается миллион, который необходим для съемок фильма. Конечно, нужно иметь какое-то имя, чтобы получить право снимать киноленту. Я это имя уже сделал своим фильмом «Темная ночь». Мне стало легче получать деньги. И поэтому, когда я подаю на рассмотрение новый сценарий, обо мне уже говорят: «А, это тот, который снял “Темную ночь” и “В пяти часах до Парижа”»? Значит, мне доверяют и понимают, что я могу сделать хорошо. Свой следующий фильм я снимаю во Франции.
– А о чем он, ваш следующий фильм?
– Об израильском парне, который ищет своего отца-бизнесмена, пропавшего где-то в Москве, и находит его следы в Париже. На русском языке фильм будет называться «Отпуск с отцом». Это лирическая драма. Там нет бандитов, пальбы, хотя, признаться, было много искушений это использовать. Я переписал четыре версии сценария, но что-то мне мешало оставить все эти стрелялки.
– Потому что опять же вас больше волновала тема человеческих взаимоотношений?
– Да. Знаете, я понял, что другое мне просто неинтересно. У меня есть очень большая внутренняя претензия к самому себе. Мне не хочется снимать просто еще одну картину. А хочется сделать так, чтобы кто-то или даже я сам, посмотрев, поняли, что этот фильм что-то говорит людям.
– На сегодняшнем просмотре, как мы могли видеть, аудитория очень живо реагировала на ваши картины: смеялась, плакала, вслух сопереживала. Но всегда ли на показах ваших фильмов есть такая реакция?
– В России я со своими картинами второй раз. И в прошлый приезд, и в этот их принимали очень хорошо. Но интересно, что в Европе — в Италии или Франции — смеялись совершенно в разных, порой неожиданных местах. Иногда вообще было непонятно, почему засмеялись. Это ведь всё зависит от ментальности страны, поэтому у людей столь разные реакции.
– Вы сказали, что «Пять часов до Парижа» вы сегодня смотрели после большого перерыва. Вам хотелось бы в этом фильме что-то изменить? Или вы, как композитор Хачатурян, глядя на свое произведение, готовы были восклицать: «Какой же я, право, гений!»?
– Ничего такого я восклицать не хотел. Но, конечно, сейчас я бы в картине кое-что снимал по-другому, но в целом сам фильм остался бы таким же. У меня был период, когда я его не любил. А сейчас смотрю — если бы я начал всё сначала, то мало бы что в нем изменил.
–Ну, что ж, желаю вам новых хороших картин. И удачи, конечно!
– Спасибо.
Беседовала Элла МИТИНА, Россия