Синий мячик

Пятого апреля Ане исполнилось пять лет. Первый в ее сознательной жизни день рождения отмечали всей семьей. Пригласили детей. Аня сама под мамину диктовку написала печатными буквами пригласительные билеты — научилась в гетто читать и писать!
Отец откуда-то принес Ане в подарок мячик. Синий неновый мячик. Краска местами облупилась, и было видно, что от рождения мячик был черный. Это была первая послевоенная настоящая игрушка. Мама с бабушкой хотели как можно лучше отметить канун праздника Песах, освобождение из гетто и совпавший с этими событиями день рождения Аннушки, поэтому постарались на славу. После этого праздника хозяева и гости долго вспоминали, какими вкусными были лиловый винегрет и «горбатики» — пирожки с картошкой.
Когда с трапезой было покончено, все вышли во двор. Военные самолеты еще пролетали над головой, но это были уже наши самолеты! Они и гудели иначе, без немецкого звона, и не бомбили. Освобождение, весна — это был настоящий подарок судьбы! После смрадных подвалов и чердаков, темноты подземелий — ласковое весеннее солнышко! Выжили, выбрались на свободу, какое счастье!
Аня играла со своим мячиком не только во дворе. Ей разрешали выходить за калитку. На обеих стенах дома виднелись глубокие черные следы от пуль. От более гладкой стенки мячик отскакивал, не меняя направления, и Аня успевала, повернувшись вокруг своей оси, поймать его. Девочка не расставалась со своим мячиком и, ложась спать, хотела класть его под подушку. Но мама это запретила.
У забора, отделявшего бабушкин двор от соседнего, опершись локтями об остроконечные доски, часто стояла соседка — тетя Соня Колесова. Она могла стоять часами, тихо разговаривая сама с собой. Но когда пролетал самолет, женщина начинала громко кричать и грозить небу кулаками. Смотреть на нее в эти моменты было страшно. Аня знала, что в первый день, как только в городе была восстановлена советская власть и появился военкомат, 17-летний сын тети Сони, уцелевший в гетто, записался добровольцем. Лева ушел на фронт и вскоре погиб. Потерю единственного сына Соня выдержать не смогла. А позже пришла похоронка на мужа, который «смертью храбрых пал в бою». Но эту беду она уже не смогла осознать…
Мячик был небольшой и хорошо помещался в детских ладошках. После бесконечного сидения на корточках под столом, частого пребывания в погребе в полной недвижимости для пятилетнего ребенка бегать, прыгать и играть с мячом было настоящей радостью.
Однажды Аня не удержала мячик в руках. Он выскользнул, покатился, ударился о камень и, изменив направление, приземлился по ту сторону дороги, на базарной площади. По дороге в это время шел тяжелый грузовик. Аня кинулась было за мячом, но тут же остановилась, увидев, как грузовик задел бабушкин ветхий забор и чуть не свалил его. Пока девочка ждала, чтобы грузовик проехал, ее мячик успели подхватить мальчишки. Перебрасывая его друг другу, они быстро убегали с площади. Их было не догнать. Закусив губу, чтобы не заплакать, Аня смотрела, как исчезает ее мячик...
Через дорогу с другой стороны от бабушкиного дома был неширокий сквер. Теперь от сквера осталось только название. Он был разрушен сначала бомбежками, а потом тяжелыми немецкими машинами. Особенно страшно было в самом начале оккупации, когда немцы только входили в город. Такой техники, таких машин люди никогда раньше не видели. Казалось, от этой ревущей громады никуда не скрыться. Ветхие домишки сотрясало от грохота, штукатурка осыпалась, животные — кошки и собаки — разбегались, а люди, сжавшись в комок и заткнув уши, спешили в укрытия.
Немцев изгнали, а вскоре наступило возмездие и для пособников оккупантов. Прошло несколько недель с тех пор, как мальчишки «увели» синий мячик. Аня играла в «классики» у наружной стены дома, когда заметила, что очень уж много народу спешит в сквер. В конце сквера девочка увидела деревянное сооружение. Люди негромко переговаривались, часто произнося ненавистное имя — Парапан. Это имя было хорошо известно всем обитателям гетто. Парапан оставил страшный след в жизни и памяти людей. После войны «Парапаном» долго пугали непослушных детей.
Железнодорожная станция находилась в семи километрах от города. Немецкие эшелоны останавливались там на погрузку-разгрузку, затем шли дальше. В любое время дня и ночи немцы могли налететь со станции с облавой, навести «порядок» и умчаться, оставив полицаев разбираться с живыми и мертвыми. В той части города, которую освободили от евреев, немцы были постоянно заняты какой-то работой, но не забывали при этом наведываться в гетто.
В отсутствие немцев полным хозяином в гетто чувствовал себя полицай Парапан. Полицай был главным среди других полицаев, самым жестоким и грубым. Сухопарый, длинный — на голову выше любого обитателя гетто, он не спеша прохаживался по улицам, заложив за спину руки с нагайкой (плеткой), которую пускал в ход сразу же, как только ему что-то не нравилось. Стоило Парапану показаться в конце улицы — весть об этом мгновенно разносилась, и улица пустела. Если он со своими подручными появлялся на так называемом базаре, крестьянки быстро прятали свой товар, а еврейки, надвинув платки почти до самых глаз, спешили скрыться. Орудуя нагайками и палками, полицаи быстро разгоняли людей. И горе зазевавшимся!.. Бабушку Любу — мамину маму — так избили на базаре, что она слегла и через несколько дней скончалась.
Прятались от Парапана еще и потому, что в основном он решал, кого, когда и на какие работы следует послать. От него зависело, отправится ли человек в лагерь или пока еще нет. А из концлагеря, известно, была одна дорога — в могилу, на тот свет...
Почти сразу после освобождения советские органы власти стали арестовывать людей, которые помогали немецкому режиму: полицаев — украинцев и молдаван, а также евреев, работавших в гетто в юденрате (Совет евреев). Юденрат создал определенный порядок в гетто, организовал больницу и даже парикмахерскую, собрал сирот в детдом и занимался другими, в общем-то важными в то время делами. Но Совет евреев участвовал в составлении списков для отправки людей на разные работы, в том числе в концлагеря. Теперь этих евреев, не успевших скрыться, арестовывали. Всех пойманных привозили в Балту для опознания и тут же вершили скорый суд.
Аня, оказавшись около сквера, услышала, что откуда-то привезли Парапана, и для него уже приготовлена виселица — то самое странное сооружение. Около виселицы суетились люди, но они не спешили приводить приговор в исполнение. Наверно, ждали высокое начальство.
В сквере оказалось также много детей. Никому в голову не пришло, что предстоящее зрелище — не для них.
В этот момент Аня увидела в руках у мальчишек свой мячик. Прошло уже несколько недель с тех пор, как он пропал. А мальчишки спокойно играли, не обращая внимания на взрослых. Тем более не обращая внимания на какую-то девочку, которая через дорогу внимательно смотрела на них. Задумавшись, Аня постояла некоторое время, понимая, что мальчишки не отдадут ей мячик. Она побежала домой — в это время отец как раз собирался в сквер, чтобы посмотреть в последний раз на изверга Парапана. Он хотел оставить Аню дома, но услышав про мячик, взял ее с собой.
Тем временем вокруг деревянного сооружения собралось много народу. В толпе было очень тесно. Аня едва нашла мальчишек с мячиком и уже старалась не упустить их из виду. У виселицы что-то происходило. Но ребенку видна была только перекладина. Вдруг стало как-то сразу очень тихо. Даже мальчишки перестали играть. Через перекладину бросили веревку, потянули ее за концы и... над толпой повис человек. «Как ванька-встанька», — подумала девочка.
– Ах! — выдохнула толпа, — это не Парапан!
Все разом заговорили, зашумели, закричали. Ничего нельзя было понять. Человек под перекладиной был другой, тоже известный своей жестокостью полицай. А народ так ждал возмездия Парапану!..
Аня потянула отца за рукав:
– Они уйдут! Скорее!
– Да, да! — отец вспомнил о ребенке и направился к мальчикам. — Давайте-ка мячик сюда! Он же не ваш! — И, указав на виселицу, добавил: — Вот видите... Нельзя обижать тех, кто не может дать сдачи.
Мальчишки без слов вернули мячик. Толпа медленно расходилась.
…Парапана нашли и арестовали позже. Судили и привели приговор в исполнение.
Сусанна ЛАНГМАН, Германия