Название следующей главы

Я не очень-то верю в писательский универсализм: необязательно целый день маяться за письменным столом в трудных размышлениях о судьбах мира. Но все же слово и мысль должны вызреть, отстояться, иначе, кроме жестковатой и кисловатой скороспелки, ничего не соберете. И, каюсь, до выхода в свет этой книги я относился к сочинениям Марка Котлярского не то чтобы с настороженностью, но с некоторой отстраненностью. И был неправ…
Книга «Непрерывность текста» состоит из небольших по объему прозаических произведений разных жанров на различные темы, сгруппированных по циклам. Иная из миниатюр кажется простым трепом в компании друзей, другая — глубоким размышлением о природе человека и его месте в жизни. Случается и так: история вроде бы начинается с легкой болтовни, а кончается совершенно неожиданным финалом, бросающим читателя в дрожь.
Не всегда удается сразу нащупать внутреннюю связь, которая позволяет объединять тексты в единый цикл. Что общего, например, в трагедии великого древнеримского поэта («Смерть Катулла») и байке о придурочной еврейской девице, не умеющей адекватно ориентироваться в «предлагаемых обстоятельствах» («Малышка Шальфирер»)? Но эта связь есть, и она — не на уровне темы, фабулы, героев, она запрятана где-то в корневой системе, до которой еще надо докопаться, в том случае, разумеется, если вы решитесь взяться за этот нелегкий труд.
Вот, к примеру, странная полемика четырех «типичных представителей литературной общественности» (используем терминологию советской школы!) о романе Пастернака «Доктор Живаго» («Затеяли сыграть квартет») — спор, в котором никто даже для виду не собирался искать истину. И именно поэтому и еще, пожалуй, из-за антуража простая вроде бы история оборачивается бессмыслицей, небывальщиной. Не зря жанр этой невеселой шутки автор определил как «фантазию для четырех голосов в белой комнате».
Фантазия, или даже фантасмагория, — неслучайный гость в книге Котлярского. Вот еще одна «запредельная» история — «Бесноватый» — «новелла-фантазия к 200-летию Н.В. Гоголя». О чем она? Да, о том, как великий русский писатель оказался замешанным в запутанные виртуальные взаимоотношения благополучного советского классика Николая Тихонова и пропащего изгоя Осипа Мандельштама.
В одном из разделов книги Марк Котлярский рассказывает о людях, которые повстречались ему на пути. Часто поводом для воспоминаний становились старые фотографии, хранящиеся в домашнем архиве. И вот на свет Б-жий выплывают сначала зрительные образы, а затем и осколки событий, особенно прочно засевшие в голове у писателя. «Я видел их такими, какими они были тогда в момент общения», — пишет он. Оценки автора порой кажутся пристрастными, иной раз несправедливыми. Но он и не претендует на объективность… Котлярский — сам себе режиссер.
Эта небольшая заметка, конечно, не дает представления обо всем многообразии тем, сюжетов, образов, времен и событий, точки соприкосновения которых обнаруживаются в недрах четырехмерного пространства книги. Текст в ней — не только форма, не только основа, но и полноценный герой повествования, который живет по специально придуманным для него законам: серьезничает, хихикает, подмигивает, кривляется.
«Жизнь есть непрерывность текста, написанного заранее, — пишет автор, — и бесполезно заглядывать в оглавление, пытаясь выяснить хотя бы название следующей главы».
Леонид ГОМБЕРГ, Россия