Линия среднего лада

Студент Володя Зак в 1952-м, окончив Московскую консерваторию с отличием, не получил распределения, а значит, и диплома на руки. Но почему? Товарищ Чиновник, представлявший государство, следовательно, не имеющий фамилии (хотя она была, и мы ее знаем), изрек в ответ на неоднократные запросы: «Вы понимаете, товарищ Зак, мы не можем распределить вас так, как ваших товарищей. Не можем. Вы — выдающийся талант, и у нас нет пока для вас подходящего места...»
Что значило быть без работы в 1952 году, объяснять не надо. Такое время было. Всем, кто учился в Стасовке с начала 1950-х до начала 1960-х, неимоверно повезло. Всеми мыслимыми и немыслимыми путями, судьбой и провидением, старанием друзей, коллег и Валентины Ивановны в этом маленьком желтеньком домике на Добрынинской улице, чудом уцелевшем среди безликих монстров и до наших дней, в самом центре Москвы, собрались такие музыканты-педагоги, которым впору служить в самой прославленной консерватории. Не могу не перечислить хотя бы некоторых, не по значимости или превалирующим симпатиям, а как подсказывает память. Григорий Абрамович Фридкин, по учебникам сольфеджио которого занималась вся страна; знаменитый король гитары и личный аккомпаниатор Ивана Семеновича Козловского — Александр Михайлович Иванов-Крамской; Александр Аббович Капульский, мастер камерного ансамбля, научивший нас слушать соседа; дирижер Семен Петрович Великов, открывший секрет соединения слова с оркестром; мой педагог, неустанная, деликатная и терпеливая Раиса Наумовна Люстерник; концертмейстер Аллочка Бабинцева, буквально втолкнувшая меня в мир песни; замкнутый теоретик Владимир Клобуков и легендарная Мария Алексеевна Шихова из времен рахманиновской юности; Екатерина Васильевна Головина. Даже среди них, учивших нас, совсем еще неоперившихся, не только музыке и любви к ней, но и умению дружить бескорыстно и жадно, Владимир Ильич Зак, несомненно, выделялся... За дверью его класса всегда кучковались слушатели. Он знал это, и двойные шумопоглощающие двери с тамбуром всегда были немного приоткрыты.
Остается только покаяться, что тетради с диктантами и автографами Владимира Зака у меня не сохранились.
Хочется, конечно, подробно рассказать об этом человеке, который стал моим другом еще со студенческих лет и на долгие годы, вплоть до его кончины, как я это делал уже много раз в своих размышлизмах — о нем и других музыкантах, композиторах. Их можно найти в книге «Шкаф, полный времени», в разных изданиях и Интернете. Но сегодня речь об автографах. Поэтому с сожалением опускаю его монографию о Прокофьеве, книгу о композиторе Андрее Бабаеве, его статьи, выступления на мировых форумах.
Беру в руки неожиданную, как покажется на первый взгляд, книгу Владимира Зака «Шостакович и евреи?». Издана она в Нью-Йорке в 1997 году. Как все, что писал Владимир Зак, книга эта интересна и далеким от музыки читателям, и профессиональным музыковедам — это стало ясно сразу же по выходу ее из печати. Хочу привести два небольших отрывка из авторского вступления «Вопросительный знак не снимается!».
«Подлинные поступки оцениваются с позиций общечеловеческих. Подлинное искусство — тоже. Вряд ли на свете есть музыка более близкая, понятная, родная для всех людей мира, чем музыка Шостаковича. Русская музыка? Безусловно. И прежде всего русская. Но не только русская. Заголовок моей книжки венчается вопросительным знаком, ибо обсуждение любого национального наклонения в искусстве Шостаковича имеет относительный смысл. Относительный, а не абсолютный. Даже если бы книжка называлась «Шостакович и русские».
Почему же все-таки я взялся за тему, связанную с евреями? Потому что мне точно известно: о еврейском в своем искусстве даже Дмитрию Шостаковичу говорить не очень-то позволялось. Тоталитаризм наложил на эту тему строжайшее табу. Какое там еще еврейское?! Коммунистическое! Увы! Некоторые серьезные исследования о музыке гения, написанные в советском прошлом, грешат реверансами в адрес власть предержащих, уступками господствующей идеологии. В каждом из нас, музыковедов, сидел внутренний цензор. Бескомпромиссный и страшный. Предвосхищавший цензуру официальную, государственную. Я участвовал в этой самоэкзекуции и сейчас спешу сказать хоть что-то».
Последние строки относятся, конечно, не только к музыковедам — все пишущие знали тогда, «что пройдет, а что зарежут»! И сколько же исковерканных этим внутренним цензором сочинений появилось на свет, а сколько душ этим искалечено?!
Цитировать эту книгу невозможно — она написана как кантилена, и любые купюры совершенно недопустимы. Читается она, как беллетристика, хотя написана музыковедом и о музыке, нет, все же о жизни, а потому доступна для понимания буквально любому человеку. Она интересна музыковедам, о чем они сами писали и говорили, она доступна и интересна людям далеким от музыки, а еще она интересна всем, кто интересуется прошлым нашей страны, ее историей, преодолениями и достижениями духа вопреки плотным стенам клетки, в которой мы все жили.
Мы встретились в нью-йоркской квартире Зака. Если не смотреть в окно, она мало чем отличалась от московской: заваленный нотами рояль, полки с книгами — их очень много! И такие же мало изменившиеся хозяева — Володя Зак и Майя Корсунская, его жена, замечательный педагог, пианист.
Хорошо, что можно было обменяться книгами в подарок — пришло время, когда стали печатать мои стихи для взрослых. То, что писалось в стол годами, безо всякой надежды на публикацию, теперь я держал в руках. Мы обменялись книжками и, конечно, автографами. Почерк у Володи Зака четкий, понятный. Можно на фотографии прочесть его строчки на титуле книги, но я с удовольствием и благодарной памятью воспроизвожу их:
«Моим дорогим и любимым Риточке и Мишеньке Садовским с чувством восхищения и огромной радости по поводу нашей встречи на новом континенте. Владимир Зак. New York. Февраль 2001».
Он здесь прожил последнюю часть своей жизни — пору мудрости и высшего мастерства. Все время работал, писал. Последние несколько лет — по заказу американского издательства о своем открытии: линии среднего лада. Может быть, книга эта еще вый­дет в свет, но автографа моего дорогого друга на ней уже, к великому сожалению, не будет…
Ведущий рубрики Михаил САДОВСКИЙ, США