Моему отцу

 Владимир Бравве
 25 апреля 2013
 4368

Дорогой отец, я знаю, что в мае тебе исполнится 95 лет. По документам. Говоря словами Станиславского — не верю! Смотрю в твои лучащиеся иронией глаза, слышу, как ты заразительно смеешься над свежими анекдотами. Не верю. Мне кажется, что еще вчера ты водил меня в московский зоопарк, и мы вместе украдкой кормили волка среднеевропейского обыкновенного кусочками французской булки за семь копеек. Только что ты вел меня в школу, и по дороге мы вместе решали сложные математические задачи, горячо обсуждали очередную статью из еженедельника «За рубежом» о происках коварных американских империалистов и мечтали о том, что когда-нибудь построим надувной катамаран или, если очень повезет, выиграем в лотерею роскошный автомобиль марки «запорожец», ласково именуемый в народе горбатым, и поедем на нем к самому синему в мире Черному морю.

Ты искренне старался приобщить меня к технике. Ты покупал мне разнообразные конструкторы и сам собирал из них танки, пистолеты и подъемные краны. Мне иногда кажется, что и играл в них тоже ты, но в этом я не уверен. Я хорошо помню, как ты купил мне на день рождения редчайший тогда немецкий велосипед с дутыми шинами. Мы вышли на улицу, и в первый раз в жизни я осознал, что такое человеческая зависть. На нас смотрели примерно так же, как в эпоху развитого социализма смотрели на владельцев «мерседесов». Соседские мальчишки провожали меня недоброжелательными взглядами, и только твое присутствие спасло меня от немедленного расставания с этим сверкающим заграничной эмалью чудом техники.
Я вспоминаю нашу поездку к Черному морю в поселок с романтическим названием Архипо-Осиповка. Мне тогда уже шел двенадцатый год. Хозяева, у которых мы снимали комнату, держали свиней, и мне показалось, что свинья по многим параметрам не уступает гомо сапиенсу, а в чем-то даже и превосходит своих хозяев. Я искренне любил этих добродушных хрюшек. Признайся, что в какой-то момент ты испугался, что твой сын может после окончания школы пойти в свинопасы.
По утрам мы довольно долго шли под еще не проснувшимся южным солнцем, выходили на пляж, украшенный огромным плакатом с надписью «Море», и вот здесь начиналось священнодействие. На моих глазах ты собирал и устанавливал разработанный тобой защитный тент, которому не было страшно самое палящее солнце, и солнце понимающе следило за тобой и как будто бы шептало: «Устраиваются же эти евреи».
Мы ловили тогда рыбу в маленькой горной речушке, ходили на местный базар за фруктами и разговаривали. По-моему, мы больше никогда в жизни так долго не говорили обо всем на свете. Это было прекрасное время. Ты забыл о своих рабочих проблемах, а я — о своей первой влюбленности. По вечерам мы смотрели кино под открытым южным звездным небом, и артисты Крючков и Меркурьев пели для нас свою знаменитую песенку: «Однажды вечером, вечером, вечером...» Когда я писал эти строки, я осознал, что в то время ты был моложе, чем я сейчас.
Вспоминаю нашу московскую жизнь. Ты всегда много работал. Уходил, когда я еще спал, а приходил, когда я уже спал. Я не знал, чем ты занимаешься, но однажды ты принес домой и поставил на стол модель космического корабля. Вот тогда-то я понял, что твоя работа связана с космосом, о котором мечтали все мальчишки. Я гордился своим отцом, который если и не летает в космос, то, по крайней мере, связан с ним по таинственным строительным делам. Эта гордость помогала мне пережить ненависть дворовых мальчишек к единственному во дворе еврею. Когда мне приходилось туго, я живо представлял, как ты разговариваешь с самим Юрием Гагариным и терпеливо объясняешь ему устройство нашего надувного катамарана. Иногда по ночам мне снился один и тот же сон. Мы с тобой слетали в космос и идем по красной ковровой дорожке докладывать о выполнении правительственного задания. Почему-то вместо генсека докладывать приходилось нашей маме, и она вручала нам вместо орденов по чашке куриного бульона с клецками.
Шли годы. Постепенно я узнавал много нового о твоей жизни. О том, что мальчишкой ты пережил страшный голодомор на Украине, что во время войны погибла вся твоя семья, что ты сам чудом уцелел в этой кровавой мясорубке и остался совсем один на всем белом свете. Ты прошел всю войну сапером, а о саперах говорили, что сапер ошибается один раз в жизни. Ты не ошибся. Ты не подорвался на мине, не замерз в окопе Северо-Западного фронта, не погиб от немецких пуль и от пуль своих же заградительных отрядов, тебя не судил военно-полевой трибунал и тебя не послали в штрафбат, тебя не застрелил молодой особист, без­успешно пытавшийся сделать из тебя стукача. Ты выжил. Только теперь, узнав всю правду о войне, я понял, что выжить на ней было все равно, что получить от судьбы желанный лотерейный билет, дарующий самое дорогое — жизнь.
Ты остался совсем один, но судьба опять оказалась милостива к тебе и наградила тебя по-царски. Ты встретил нашу маму, с которой ты в любви и согласии живешь уже шестьдесят пять лет. Были в вашей жизни трудности, была Средняя Азия, куда маму, молодого специалиста-врача, сослали по распределению. Были долгие годы борьбы за эмиграцию. Много чего было, но никогда, я клянусь, никогда я не видел, чтобы вы повышали друг на друга голос, ругались или конфликтовали. Сегодня я могу признаться, что мой закоренелый цинизм неоднократно вдребезги разбивался о ваш неисправимый романтизм и вашу пора­зительную нежность по отношению друг к другу.
Ты всегда был для меня примером того, каким должен быть настоящий мужчина. Помню, как в детстве мы ехали в переполненном поезде метро, и ты показал мне на стоящую в отдалении пожилую женщину и попросил уступить ей место. Когда мы с женщиной подошли, на моем месте уже комфортабельно расположился какой-то пьяный в дымину жлоб. Все твои попытки усовестить его окончились неудачей, но с тех пор я всегда с уважением отношусь к старшим и с презрением — к пьяным жлобам.
Помимо самой жизни я обязан тебе еще и многим другим. Ты всегда рядом, всегда готов подставить свое плечо, помочь и советом и делом. Чем бы ты ни занимался, ты делаешь все спокойно, без суеты, глубоко вникая во все проблемы, как и подобает настоящему мужчине.
Я высоко ценю твое чувство юмора, твою способность видеть смешное даже в грустном. Вот уже больше полувека я упорно пытаюсь брать с тебя пример. Увы, практика показала, что мне никогда не удастся стать таким же, как ты, порядочным, мудрым, тактичным, добрым. Совсем недавно в госпитале молоденькая медсестра, с которой ты общался всего двумя словами, а именно «спасибо» и «о’кей», сказала, что очень бы хотела, чтобы ее будущий муж был хотя бы немного похож на тебя. Сделала паузу, грустно улыбнулась и добавила: «Только сейчас таких не делают».
Ты всегда пользовался уважением как близких, так и не очень тебе людей: милиционера-алкаша Володьки, занимающего трюльник на бутылку по случаю столетия русской кровати, старого знакомого, признающегося в порыве откровенности, что ты хоть и еврей, а хороший мужик, и даже буфетчицы Маши на волжском теплоходе, для которой все, кроме тебя, были сволочами и паразитами.
Ты никогда не сидишь без дела. Ты всегда в движении, что-то ремонтируешь, изобретаешь, читаешь, отгадываешь. Первый вопрос, когда я захожу вас проведать: «Ты не знаешь, человеческое качество, семь букв, третья буква “б„?» Ты невероятно любознателен. Тебе всегда хочется докопаться до сути целых явлений и отдельных технических изделий. Моя поверхностность и нетерпеливость всегда уступает твоей глубине и вниманию к мелочам. Если я перевожу тебе очередную анкету, то ты не успокоишься, пока не поймешь в ней каждое слово. Если ты ставишь под ней свою подпись, то можно быть уверенным, что в анкете правильно указан твой пол, раса, номер социального страхования и средняя стоимость газа и света в пересчете на среднестатистический месяц с поправкой на погоду.
Ты удивительно порядочный человек. Ты всю свою жизнь живешь по закону, и не только по закону юридическому, но прежде всего по закону, данному тебе Б-гом. Часто я думаю о том, насколько совершеннее был бы наш мир, если бы его населяли люди, подобные тебе, но об этом приходится только мечтать. Такие, как ты, не становятся президентами, главнокомандующими и даже крупными начальниками. Для этого надо преступать закон, идти на компромиссы с собственной совестью, быть безжалостным к людям, а ты не способен на все это.
Сегодня я хочу еще раз поблагодарить судьбу за то, что она подарила мне счастливую возможность стать твоим сыном.
Владимир БРАВВЕ, США



Комментарии:

  • 31 мая 2013

    ГостьЛоктева (Гончарова) Надежда

    Володя,с великой радостью прочла статью о Григории Абрамовиче.Присоединяюсь к поздравлениям_желаю дожить ему до 100 лет в здравии и быть с вами, радовать вас, заряжать энергией жизни.Я недавно нашла тебя . но не получается связаться-я новичек в мире интернета. Мы в Волгограде. Моя почта nadlokteva@mail.ru У меня есть страничка в Одноклассниках. Я надеюсь. что этот комментарий дойдет до тебя и ты мне напишешь. Очень рада что Нелля Семеновна жива, а как Софа?Обнимаю вас всех, мои дорогие. Надеюсь на ответ. 27 лет ничего не знать о вас-и вдруг столько радости. Ваша Надька.

  • 2 мая 2013

    Владимир Бычков

    Я имею счастье быть с Гришей Бравве вместе в Еврейском Реабилитационном Центре в Бостоне. Достаточно побыть с ним несколько минут н посмотреть в его лучистые глаза и сразу становится понятно что он за человек. Если бы все мы были такими же как он, Мир был бы прекрасен. Посдравляю Володя тебя с таким отцом, а его с таким сыном!


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции