А. Айзенштат: «Без определенного места жительства»

Александр Айзенштат родился в 1951 году в Москве, здесь получил художественное образование в мастерской художника С.П. Скульского. В 1974 году он покинул СССР и с тех пор проживал во Франции и в Израиле, порой наведываясь — уже в новейшее время — в Россию. В 1980-х годах презентации его творчества проходили в частных домах в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Антверпене, Цюрихе. В России он начал демонстрировать свою живопись с 2003 года. Первой выставкой стала презентация в доме известного коллекционера Моше (Вячеслава) Кантора на Большой Ордынке. Его работы можно было увидеть, в частности, в музее «Другое искусство» в РГГУ, в залах Московского музея современного искусства (ММСИ), галереях «Триумф», «Престиж», «На Чистых прудах».
Перемещения по разным странам представляют Айзенштата в некотором смысле как гражданина мира. В пользу такого сравнения говорит еще и стандартная проблема, считать ли его просто художником современной эпохи или еврейским современным художником. Вопрос о еврейской принадлежности живописца всегда довольно сложен — не всегда ясно, насколько следует акцентировать этот момент. И, в зависимости от конкретного случая, арт-критики склоняются к тому или иному выводу.
Скажем, в случае Марка Шагала очевидно его обращение к еврейской традиции. Что касается Айзенштата, учитывая его ортодоксальность, безусловно, его также следует относить к представителям еврейской традиции в живописи.
Между тем сам художник, отвечая на вопрос о степени национального выражения в его искусстве, в ходе интервью агентству Shalom News сказал: «Что национального? Ну что же, я еврей. А кроме этого, я не стремлюсь сделать ничего национального». Влияние на его творчество среды, образа жизни, семейных традиций, конечно, присутствует, однако, по словам Айзенштата, тематика, которую он ищет для своих работ, скорее, общего порядка.
– Я художник, пытаюсь выставиться, показать свои работы. А вот то, что я весь такой религиозный еврей в шляпе и с бородой, может, конечно, вызвать соответствующую реакцию. Но только какое отношение это имеет к искусству? — риторически спрашивает Айзенштат.
Название прошедшей в мае выставки Айзенштата имеет прямое отношение и к его биографии, и к общей теме еврейства и его восприятия — «Без определенного места жительства». Это серия из 27 полотен, в которых нашли отражение опыт зачастую вынужденных перемещений художника и тема внутреннего скитания каждого человека, и историческое воспоминание о скитаниях еврейского народа и рассеяния его по многим странам. При этом стоит напомнить и о вечных вопросах, волнующих многих мастеров, независимо от их национальной принадлежности. Первым на ум приходит Поль Гоген с его известной картиной «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?». Или еще шире — все человечество как граждане мира, скитающиеся в своих мыслях от идеи к идее, от концепции к концепции, от принятия того или иного образа жизни к смене его на противоположный, в поиске своего личного «места-дома» в этом глобальном мире.
Кто же изображен на полотнах Айзенштата? Анонимные персонажи — люди, сидящие поодиночке или небольшой компанией перед шапкой для мелочи, которую подают им прохожие; за нехитрой трапезой, состоящей из хлеба, консервов, рыбы и напитка. Порой это человек, лежащий на лавке, он снял обувь, поставил рядом небольшую сумку с пожитками и пытается поспать. Женщина с ребенком, перед которой вместо шапки — консервная банка. Человек, укутанный в нечто похожее на плед, сидит на скамье в темноте в парке. Два человека в метро или автобусе прислонили головы друг к другу и сидят, закрыв глаза.
Кстати, о глазах. У всех персонажей серии глаза будто слепы — они всегда затемнены, иногда это почти черные глазницы, сливающиеся с темным фоном полотна. Такой прием весьма интересен — вероятно, он не только символизирует полную анонимность персонажей картин, но и имеет духовное значение: их взгляд обращен внутрь себя. В последнем случае на первый план выходит тема внутреннего скитания каждого человека — вовсе не обязательно бомжа, тема духовного путешествия и попытки найти свое собственное место в этом мире, определиться с отношением к окружающему миру и его восприятием. При этом, глядя на картину, зритель без труда может понять, на что обращен взор изображенного на ней человека: чаще всего это колени, если он сидит на земле, младенец, которого держит женщина, стакан или остатки скудной еды, которыми утоляют голод бездомные.
Внимание зрителя притягивают высвеченные фрагменты полотна, и свет играет главную роль в формировании объема. Многие работы имеют желто-охристый колорит, и свет четко акцентирует нужные детали. Мазки пастозные, и художественная техника, опять же, подчеркивает детали, которые вроде бы и ни к чему выделять, но они снова возвращают зрителя к теме внутреннего взора. Детали, на которых останавливается взгляд и персонажа полотна, и зрителя, выбраны художником, как кажется, совершенно хаотично и нужны только чтобы сконцентрировать взгляд на чем угодно, позволив мыслям обратиться к вечным темам.
Некоторые изображения более силуэтны, например, полотно со скрипачом, фигура которого написана темным, почти черным цветом на градуированном лиловом и темно-розовом фоне. Или изображение сидящего на земле человека, которого трогает за плечо, очевидно, обращаясь с вопросом, второй персонаж, фигуры обоих довольно темные на абстрактном темно-синем фоне.
Самые яркие из наиболее сильно приковывающих к себе внимание деталей — это руки персонажей. С одной стороны, они не очень хорошо проработаны и написаны довольно однотипно, с другой стороны — в их изображении кроется некий смысл, который хочется прочитать. Лицо и руки — самое выразительное в образе человека, а руки к тому же являются инструментом, который позволяет ему творить и уподобляет его тем самым Всевышнему, по образу и подобию которого он был создан.
На полотнах Айзенштата руки часто становятся смысловым центром композиции, выхваченными светом, будь это руки людей, принимающих пищу за столом, нищих, сидящих перед своими шапками с монетами, кисть руки мрачного человека с бородой и в шляпе, закрывающего свое лицо.
Обладатели этих рук будто получают надежду на то, что они еще на что-то способны, надежду на труд и выход из круга скитаний, обретение собственного дома.
Правда, сам художник отрицает намеренный акцент на руках, обусловленный идеей: по его словам, это чисто интуитивный момент. Однако в соответствии с концепциями современных философов смысл произведения искусства не связан с волей автора и может меняться в зависимости от того, как воспринимает его зритель.
Еще один интересный момент: иногда лицо персонажа остается за границами полотна, например, в случае человека, сидящего перед своей котомкой, или саксофониста, играющего за подаяние. При этом руки неизменно остаются в центре зрительского внимания. Порой же только руки и видны на изображении обеда — тянущиеся к хлебу или сложенные в ожидании начала трапезы. Это своего рода натюрморты, когда участники полной сцены остаются за кадром.
Что касается художественных традиций, при рассматривании работ Айзенштата вспоминаются образы Давида Штеренберга, Хаима Сутина, Марка Шагала, Винсента Ван Гога, Эдварда Мунка, Амедео Модильяни. Стиль его живописи близок к немецкому экспрессионизму (термин происходит от латинского expressio — «выражение»).
Это подтверждает и высказывание самого художника: «Основная идея — создание произведений живописи, которые в рамках европейской концепции искусства смогут наиболее ясно выразить мои личные переживания». Суть занятия искусством, по его словам, в том, чтобы попробовать смоделировать своеобразную манеру, сделать при помощи красок и всякого рода философии нечто интересное. Главная тема творчества Александра Айзенштата, как он сам ее видит, — это «человек и мир, но мир не только как среда обитания, но как поле деятельности — как в узком бытовом плане, так и в глобально-космическом».
Ольга БИАНТОВСКАЯ, искусствовед, Россия
Репродукции картин художника Александра Айзенштата любезно предоставлены Фондом поддержки и развития современного искусства «25 кадр»