Великая и ужасная книга
Трудно сказать, испытали ли израильтяне культурный шок, прочитав в 1973 году поэму в прозе «Москва – Петушки». Но, вероятно, прозвучала она потрясающе — как голос далекой родины. Подпольное и первое издание «Москва – Петушки» увидело свет в «тамиздате» в Израиле летом 1973 года в третьем и последнем номере журнала «Ами». Этот первый израильский литературный журнал на русском языке — детище Владимира Фромера и Михаила Левина, и они его около трех лет тащили на своих плечах. В ту пору соавторы рыскали по всей стране в поисках материалов. И наконец, третий, Веничкин, номер появился благодаря щедрости Независимой либеральной партии. Вот кому обязан Ерофеев своей всемирной славой! Уже через год его книга была переведена на добрый десяток языков. Ее печатали, переводили, а текст растащили на цитаты еще в Москве. Рассказывали, что вскоре после выхода третьего номера «Ами» Ерофеев сказал одному из друзей: «Меня издали в Израиле с предисловием Голды Меир».
«Москва – Петушки», переведенная на иврит Нили Мирской, долго возглавляла в стране список бестселлеров. Хотя израильтяне — народ непьющий и соответствующего жаргона в иврите нет, равно как и матерщины. Сам автор говорил: «Мой антиязык от антижизни». Безмерно трудна работа по переводу ерофеевской прозы. Как передать на нем «Зверобой», «Храпуново» или коктейль «Слеза комсомолки»?
Возникли сложности в переводе некоторых мест, к примеру, этого: «Ведь что сейчас в головах? Один гомосексуализм. Ну, еще Израиль в головах, арабы, Моше Даян. А если прогнать Моше Даяна с Голанских высот, а евреев с арабами помирить — что останется на уме у публики? Один только чистый гомосексуализм…»
1970-е годы, похоже, стоит отсчитывать со 100-летнего юбилея Ильича. «Оттепель» закончилась — «разговора» не будет. Эмиграция стала весьма масштабной, и хотя власти называли ее исключительно еврейской, многие тогда много бы дали, чтобы стать «евреем».
В 1977 году некто Гершович послал Ерофееву вызов в Израиль. Но Веня как раз женился. Родился ребенок, тот самый, который в Петушках. Так он и не поехал на Землю обетованную, а продолжал кататься на самой знаменитой электричке в русской литературе. Никаких далеких земель, никакой экзотики. Где красавицы, где чудовища? Монотонное застолье мерзлой брежневской Москвы...
Но удивляет то, что Ерофеев не был алкашом, не принадлежал к «потерянному поколению». Он просто не мог вписаться в советский образ жизни. В те годы Михаил Танич говаривал: «Я — Челкаш, я — Жак Кусто, я — солдат Иван Чонкин, я — Веничка Ерофеев!»
Жизнь Ерофеева — добровольного изгоя, бродяги — не укладывается ни в какие рамки. Кажется, что Ерофеев — вне времени и пространства. Но живы еще люди, знавшие его. И решили они рассказать о дорогом человеке в маленькой книжке воспоминаний — «Про Веничку» (М.: Пробел, 2008). Издатель — Алексей Плигин, а авторы мемуаров — их 24 — самые разные: от Андрея Битова до племянницы Ерофеева.
Книжка вышла малым тиражом к 70-летию со дня рождения писателя и вмиг была сметена с прилавков. Ее презентация состоялась в Москве в октябре 2008 года в кафе-клубе «Апшу». Здесь царила непередаваемая атмосфера советской квартиры — в лучшем смысле этого образа. Находишь заветную дверку и спускаешься в прохладный подвал. Это не совсем кафе и не очень клуб. Скорее, среда обитания. Здесь-то и собрались подвальные флибустьеры, члены «ордена венедиктинцев». Ведущий Алексей Плигин всех представил, чтобы было о чем выпить. А ведь русский интеллигент не может не пить, видя страдания народа.
Скончался Венедикт Ерофеев 11 мая 1990 года. Не почувствовал он свежего ветра горбачевских перемен, умер во внутренней эмиграции. И многое задуманное им осталось неоконченным, к примеру, пьеса «Диссиденты, или Фанни Каплан».
Перед смертью Веня учил немецкий.
Наталья ЧЕТВЕРИКОВА
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!