Русская литература в звучании

– Илья, расскажите о своей передаче, ее предназначении, содержании, стилистике.

– Предназначение — удовлетворять духовные и культурные запросы телеаудитории, которая отличается высоким образовательным цензом, немалым жизненным опытом и привязанностью к русской культуре и литературе. По содержанию наши передачи делятся на две группы. 75% составляют «исполнительские» программы. Их можно назвать телевизионными литературными концертами. У произведения появляется второе, «чтецкое» измерение, придающее ему объемность. Основой репертуара является русская классическая и современная литература. Но мы уделяем внимание и европейской и американской литературе, разумеется, в переводах на русский. Особой моей заботой является пропаганда произведений наиболее талантливых авторов, представляющих русскоязычную общину Соединенных Штатов, а также русскоязычных писателей Израиля (Вл. Фромер, И. Деген, И. Руднева и др.). Вообще, широко представлена в наших передачах художественная публицистика, так или иначе связанная с еврейским вопросом, с историей еврейства и Холокостом, с жизнью и борьбой Израиля (Семен Резник, Юрий Окунев, Борис Кушнер и многие другие). В 2010 году я вывел в эфир шесть передач по произведениям Шимона Фруга (1860–1916) к 150-летию со дня рождения выдающегося русскоязычного еврейского поэта, жившего в России. Еще одно предназначение — уберечь от забвения такой вид актерского искусства, как чтецкий жанр. Его часто называют литературной эстрадой. Наши великие мастера — Александр Закушняк, Владимир Яхонтов, Антон Шварц, Дмитрий Журавлев и многие другие — заложили замечательные традиции, создали теорию жанра и выдающиеся образцы этого благородного искусства.

Вторая группа передач, составляющая приблизительно 25% их общего числа, — это беседы с партнером, гостем программы. Обычно я приглашаю писателя, произведения которого исполнялись или будут вскоре исполняться в программе, литературоведа или литературного критика, издателя или члена редколлегии того или иного периодического издания.

– Вы выступаете с концертами перед живой публикой?

– Поначалу в США я много выступал на публике. Особенно запомнился 1999 год. Тогда весь мир отмечал 200-летие со дня рождения А.С. Пушкина. И я исполнял произведения великого поэта в разных штатах, при том что в зрительных залах, наряду с русскоязычной публикой, присутствовали американцы, не владевшие русским языком. Конечно, я тоскую по публике в концертном зале: прямой контакт, мгновенная обратная связь, дыхание зала… Ведь в съемочном павильоне я вижу перед собой лишь объектив телекамеры. Но как профессионал я выработал в себе способность отвлекаться от этого обстоятельства и воображать тех, кто смотрит в данный момент на меня. В телевидении есть своя прелесть, которая заключается в творческом покое. Ничто не мешает тебе оставаться самим собой. Можно рискнуть и взять в работу вещь повышенной трудности, при этом передаче будет обеспечено полноценное внимание аудитории. Ничто не отвлекает меня от дела, которому служу.

– Кто ваши учителя?

– На мое профессиональное становление оказали влияние многие выдающиеся мастера. Это Александр Абрамович Перельман (1905–1996), один из старейшин ленинградского цеха чтецов. Острохарактерный актер с великолепной фактурой: высокий, красивый. Обладатель обширного и разнообразного репертуара. Под режиссурой Александра Абрамовича я подготовил несколько концертных программ, в частности, по произведениям Пушкина и Евтушенко. Георгий Евсеевич Хазан (1903–1989), замечательный чтец и выдающийся чтецкий режиссер (особая профессия, отличная от театрального режиссера). Человек острого иронического ума. Владел отчетливой комедийной краской. Под его руководством я сделал много программ, среди которых творчество Блока, Пушкина, Тютчева, Паустовского, Нагибина… Дмитрий Николаевич Журавлев (1901–1991), один из первопроходцев жанра, единственный из профессиональных чтецов, имевший звание народного артиста СССР, флагман нашего жанра в течение десятилетий. Меня с ним связывали двадцатилетние (почти до самого его ухода из жизни) дружеские отношения и неформальные консультации, которые он мне дарил во время моих приездов в Москву. Эту дружбу и эти консультации считаю драгоценным подарком судьбы. Я старался не пропускать ни одной его премьеры. Его творчество оказало на меня огромное воздействие и сделало убежденным сторонником журавлевской школы литературного исполнительства.

– Вы работаете преимущественно с русской литературой. А ощущали ли вы в душе зов предков?

– Едва ли не с самого начала жизни! С ранних лет меня интересовало все, что связано с еврейством. Посмотрев фильм «Профессор Мамлок», я был совершенно потрясен. Меня притягивало все относившееся к еврейской судьбе. С жадностью читал сохранившуюся у одного из родственников 16-томную «Еврейскую энциклопедию», изданную еще при Николае II, книги историка Семена Дубнова, погибшего в 1941 году в Латвии. Постоянно обходил букинистические лавки, в которых, в частности, с радостью приобрел трехтомник Шимона Фруга 1912 года, издательство Маркса (не Карла). Очень скоро у меня возник обширный репертуар из стихотворений и поэм этого выдающегося еврейского поэта. Репертуар подпольный: исполнять эти произведения на официальных площадках было совершенно немыслимо. Создание Государства Израиль в 1948 году перевернуло мою жизнь. Врезался в память в том же 1948 году приезд Голды Меир, первого посла возрожденного еврейского государства. Ну а Шестидневная война 1967 года пробудила, кажется, уже всех знакомых в еврейской среде, даже самых идеологизированных, оторванных от национальных корней, с мозгами, промытыми массированной советской пропагандой.

– Илья, расскажите, пожалуйста, о своей семье.

– Я ленинградец в первом поколении. Мать приехала с Украины в конце 1920-х годов, отец — из Сибири, а повстречались они в Кировске, на Кольском полуострове. Один из еврейских предков отца был кантонистом, прослужил 25 лет в николаевской армии, после чего получил право на землю и разрешение поселиться не за чертой оседлости, как другие, а в Сибири. К религии в семье отца относились по-разному: один его родственник был старостой в томской синагоге, другие просто чтили и передавали традиции. Но были и те, кто больше тяготел к русской культуре, общественной деятельности. Одна из теток отца даже стала революционеркой, участвовала в революции 1905 года, потом работала помощницей Н.К. Крупской в Наркомате просвещения, лично была знакома с Лениным, чем я в детстве очень гордился. Наша же семья была вполне светской. Родители немного понимали идиш, но говорить не могли. Отец до войны работал главным инженером завода штурманских приборов. В годы Великой Отечественной войны он служил на севере: сначала — в береговой службе Беломорской флотилии, затем и до конца войны — в береговой артиллерии на полуострове Рыбачий. Дважды ранен, к счастью, легко. Старший брат служил на Белом море на военном тральщике кем-то вроде юнги; ему было всего 16 лет. Моя мама, пианистка, в годы войны заведовала музыкальной частью Драматического театра Северного флота, который возглавлял Валентин Николаевич Плучек. Театр базировался в поселке Роста, который сейчас является частью Мурманска. Труппа много гастролировала, театральные бригады разъезжали по горячим точкам Кольского полуострова, давали концерты или ставили отдельные сцены из готовых спектаклей в боевых частях Советской армии. Маме доводилось выступать и на боевых кораблях. Еще два слова о знаменитом предке по линии моей мамы. Ее двоюродный дед Лазарь Перельман, впоследствии взявший псевдоним Элиэзер Бен-Иехуда, — выдающийся лингвист, предтеча политического сионизма, возродивший иврит для повседневной жизни в еврейском ишуве в Палестине. В Израиле нет, наверное, ни одного города, где хотя бы одна из улиц не носила его имя.

Наталья ЛАЙДИНЕН, Россия