Торжество справедливости

В столицу Белоруссии фашисты вошли 28 июня 1941 года. Немцы устроили в помещении Политехнического института лазарет для раненых советских военных. Но поступили они так не из гуманных соображений, это был своего рода селекционный лагерь. Нацисты допрашивали военнопленных, в первую очередь выпытывали у них, есть ли здесь комиссары, офицеры, евреи и коммунисты. Тех, кто соглашался на сотрудничество, нередко определяли в полицию. Отсюда же вывозили людей на расстрел.

В этот лазарет, по заданию подпольного комитета, Маша устроилась работать медсестрой — она должна была помогать советским бойцам бежать к партизанам. Непосредственным руководителем Брускиной был Кирилл Трус. Вместе с ними работал и Володя Щербацевич.

Маше было гораздо трудней, чем ее товарищам, ведь мать Брускиной звали Лией Моисеевной, а отца Борисом Давыдовичем. И девушка, и ее родители подлежали физическому уничтожению за то, что они были евреи. Внешне Маша не была типичной еврейкой, но все же ей пришлось обработать волосы перекисью водорода и стать блондинкой.

Брускина собирала в городе лекарства и одежду для раненых. Однажды Кирилл попросил ее раздобыть фотоаппарат, необходимый для изготовления документов. Но фашисты предупредили — вся съемочная аппаратура должна быть сдана новым властям. За несоблюдение этого приказа полагалась смертная казнь. Аппарат Маше отдали родители знакомого фотографа, который ушел на фронт.

В Минске создавалось гетто, в которое переселяли еврейское население. Известны случаи, когда минчане прятали евреев от немцев, но нередко местные жители и доносили на еврейские семьи, а потом забирали себе их имущество и квартиры. Подпольщики тайно слушали советское радио, затем распечатывали сводки Совинформбюро и распространяли их не только в лазарете, но и за его пределами.

Маше нередко приходилось приносить на территорию бывшего Политехнического института одежду, топографические карты, компасы, холодное оружие, пистолеты.

Четырнадцать советских офицеров, тайно покинувших лазарет, нарвались на большой полицейский отряд. Завязался неравный бой. Почти все офицеры погибли или были схвачены. Один из беглецов, лейтенант Борис Рудзянко, на допросе заявил фашистам, что ненавидит советскую власть и мечтает служить великой Германии. Он рассказал о том, как готовился их побег, и выдал подпольщиков. Предатель верой и правдой служил своим новым хозяевам. В конце войны удрать вместе с немцами ему не удалось. 15 мая 1951 года уроженец Витебской области Борис Рудзянко был приговорен к расстрелу.

Брускина, Трус и Щербацевич были арестованы. 26 октября 1941 года всех троих повели на казнь. В центре шла Маша Брускина, на шею которой фашисты повесили фанерную табличку с надписями на немецком и русском языках: «Мы партизаны, стрелявшие по германским войскам».

Подпольщиков повесили на воротах минского дрожжевого завода при большом стечении народа. Это была первая публичная казнь, проведенная фашистами на территории Советского Союза. Активное участие в убийстве приняли литовские полицейские-добровольцы под командованием майора Антанаса Импулявичюса. Расправу над подпольщиками тщательно фотографировали.

Эту «фотосессию» фашисты отдали проявлять и печатать этническому немцу, проживавшему в Белоруссии, Борису Вернеру. Его фотоателье пользовалось среди нацистов большой популярностью, сюда они обычно и сдавали отснятые пленки. Проявляя свою лояльность, любили заходить в это ателье и полицейские. Работы было столько, что Борис с ней не справлялся. Ему порекомендовали помощника — Алексея Козловского. Откуда Вернеру было знать, что он берет на работу подпольщика? Козловский и обрабатывал пленку с места казни. Одной из его задач было собирать документальные материалы о зверствах фашистов. Дубликаты и этих, и многих других снимков Алексей всю войну прятал в надежном месте. После освобождения Минска Алексей Сергеевич передал около 300 фотографий командованию 3-го Белорусского фронта.

Один из снимков, на котором зафиксировано убийство Брускиной, был продемонстрирован на Нюрнбергском процессе. Эта же фотография была отображена в фильме Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм», в книгах о войне, в школьных учебниках. Снимок стал знаменитым, а его героиня оставалась неизвестной. Казнь какой девушки была на ней запечатлена? Ведь ее лица на этом снимке видно не было. До конца 1960-х годов уверенно ответить на этот вопрос не мог никто. Но ведь процесс казни был отснят фашистами 28 раз. И на многих фотографиях лицо было хорошо видно.

Вдова Труса Александра Васильевна утверждала, что эту девушку знала, потому что та неоднократно появлялась у них в квартире, приносила типографские шрифты и какие-то свертки. Муж ее инструктировал и называл Машей.

Побывав в Минске и увидев эти фотографии, специальный корреспондент «Труда» Лев Аркадьев решил узнать имя героини. И начал расследование. В 1968 году он опубликовал статью о неизвестной девушке и ставший уже легендарным снимок в газете «Труд». На следующий день в редакцию позвонил мужчина. Аркадьев поднял трубку и услышал взволнованный голос:

– Вы опубликовали вчера фотографию казни минской девушки.

– Да, опубликовали. Вы что-нибудь о ней знаете?

– Знаю, — голос мужчины дрогнул, — это моя дочь.

Вскоре Машин отец, пораженный мучительной смертью дочери, сошел с ума, то же самое произошло с его женой, но намного раньше, в Минском гетто. Кстати, еще одной жертвой этой трагедии стала немецкая журналистка Аннегрит Айхьхорн, которая узнала в одном из палачей собственного отца и покончила с собой.

В то же самое время в «Вечернем Минске» вышла статья о Брускиной Владимира Фрейдина. Оказывается, оба журналиста, независимо друг от друга, проводили одинаковое расследование. Опираясь на неопровержимые доказательства, оба утверждали: на снимке изображена Мария Борисовна Брускина 1924 года рождения. Аркадьев написал на эту тему повесть, в которой привел весомые аргументы.

Главные редакторы газет «Труд» и «Вечерний Минск» обратились в руководящие партийные органы с просьбой отдать должное Брускиной, увековечить ее имя. Но это значило и признать, что на той самой фотографии, обошедшей весь мир и ставшей одним из основных символов белорусского сопротивления, запечатлена еврейка. Этого антисемитски настроенное руководство республики признавать не желало. Было заявлено, что собранных доказательств недостаточно. К их дополнительному поиску подключилась радиожурналист Ада Дихтярь, которая записывала рассказы очевидцев на магнитофон.

Машу Брускину опознали по фотографии ее друзья, одноклассники и родственники. Едва взглянув на снимок, фамилию девушки назвал и директор 28-й минской школы.

Журналисты предоставили экспертам-криминалистам 40 магнитофонных кассет с записями свидетельских показаний, 18 запротоколированных подтверждений, а также несколько новых документальных доказательств. Московские эксперты сделали вывод: «Подлинность этих показаний и достоверность фактов доказаны. Девушка на фотографиях с места казни действительно является Марией Брускиной».

Но все это не произвело на белорусских товарищей никакого впечатления. В 1988 году Аркадьев писал: «То, что произошло с юной героиней после ее гибели, можно уподобить вторичной казни. И если первая свершилась в считанные минуты, то вторая длится десятилетия. Но самое непостижимое то, что инициаторами и исполнителями новой расправы стали соотечественники нашей героини».

Тем временем в мае 2006 года был установлен первый памятник Маше Брускиной, но не в Белоруссии, а в Израиле. В 2007 году ее именем была названа одна из улиц Иерусалима. Борьба за признание девушки героиней минского подполья длилась десятилетия. Состоялось оно лишь в 2008 году.

Текст мемориальной доски, установленной в Минске, в доме 14 по Октябрьской улице, звучит теперь так:

«Здесь 26 октября 1941 года фашисты казнили советских патриотов К.И. Труса, В.И. Щербацевича и М.Б. Брускину».

Илья БУТМАН, Россия