ЗВЕЗДНЫЙ БИЛЕТ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО СТИЛЯГИ

Могу утверждать, что я появилась на свет благодаря Василию Аксенову. Не в том смысле, как могут подумать некоторые. Дело совсем в другом. В Эстонии, где я родилась, нас, некоренное население, считают чужаками, оккупантами. Но моя мама, мечтатель и романтик, приехала в эту прибалтийскую республику по аксеновскому «Звездному билету». В Таллине она познакомилась с моим будущим папой... С Василием Павловичем Аксеновым, который и не догадывался, какую роль его повесть сыграла в судьбе моей семьи, мы встретились в Москве, когда он с группой известных российских писателей по приглашению Еврейского агентства готовился к поездке в Израиль. Итогом этой поездки стал сборник «В Израиль и обратно» (издательство «Вагриус», 2004). Мы говорили об этой книге и не только... — Василий Павлович, какие из ваших рассказов вошли в книгу? — И старые, и новые. Сразу после поездки я написал статью для «Огонька» о теракте в московском метро, где было много израильских впечатлений. Во время нашей поездки произошел один довольно зверский теракт — на автобусной станции. После двухмесячного перерыва. Мы сидели в гостях, пили чай, был чудный вечер, хорошее настроение... Хозяин ушел звонить, затем вернулся, присоединился к нашей травле анекдотов, сам рассказал парочку. А потом сказал: я должен сообщить, что произошел теракт, шесть или семь убитых, много раненых... Всем нам тогда бросилось в глаза, что город ни капли не изменился, никакой паники. Рестораны полны, люди гуляют, никаких чрезвычайных мер не было принято. Есть такая пьеса у Славкина — «Плохая квартира». Там люди живут в тире. Мимо них все время летят пули. Они сидят за столом и говорят: «Да, у нас плохая квартира. Но это наша квартира». Да, у них война, но есть время — давай посидим, выпьем, поговорим. Россия пока к этому не готова... — Известность пришла к вам сразу после публикации первых повестей. Действие «Звездного билета» происходит в Эстонии. Как вы там оказались? — После института я числился корабельным врачом Балтфлота, меня то и дело гоняли на сборы. В Таллине я провел три месяца. Наша офицерская казарма была в парке Кадриорг. Подобралась очень хорошая компания, много куролесили — как и положено молодым офицерам. У меня как раз проходила первая повесть в журнале «Юность» — «Коллеги». Я сидел в Таллине и дрожал от страха — а вдруг сорвется? И вдруг получаю письмо, что Валентин Петрович Катаев, главный редактор, сказал: повесть замечательная, давайте ее скорей печатать. Я был счастлив, ходил в поношенной офицерской форме (новую нам не выдали) и воображал себя маститым писателем, этаким молодым Хемингуэем. И тогда возникла идея отправить молодых героев следующей повести в Таллин. В то время была официальная программа партии и комсомола отправлять молодежь на восток. Знаете, «Там, где речка, речка Бирюса...», «Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги...» и т.п. Мои герои отравились на запад, и это вызвало колоссальное возмущение. Тем более что они были предвестниками движения хиппи, этакая бродячая интеллигенция. А хиппи как раз и нацеливались на Прибалтику — для нас, выросших за «железным занавесом», Прибалтика была эрзац-Европой, и это очень много значило. Таллин — это даже больше, чем Европа, потому что такого цельного, чистого комплекса готики нигде больше в Европе нет. — Вы — писатель и человек с большим жизненным опытом. Каким вам видится будущее нашего мира? Что ожидает «горячие точки» — Ирак, тот же Израиль? — В Ираке, насколько я знаю, создано марионеточное правительство, и вопрос как-то утрясен. Что там будет дальше — сложно сказать, я не политик, а скорее метафизик войны. Человечество никак не может найти себя, обозначить смысл своего существования и постоянно занимается саморазрушением. Периодически какие-то этнические группы людей охватывает стремление разрушать — это было с русскими во время революции, сейчас это же происходит с арабами. И непонятно, куда это приведет. Можно предполагать в будущем прекращение нефтяной цивилизации. Нефть и бизнес — вот те крючки, на которых висит наш мир. И эти крючки очень ненадежны. Разрушение их может вызвать колоссальные последствия. Если не выдержит нефтяной крючок, то падет весь мусульманский мир, да и весь финансовый, и политический мир тоже... — Чем для вас стал XX век? — Это век страшных утопий, таких, как коммунизм, фашизм. Сейчас идет мусульманская утопия, возможно, самая страшная из всех. Все они оборачиваются катастрофами. Что делать дальше в социальном плане — совершенно непонятно. И только одну революцию XX века можно считать состоявшейся — эмоционально-артистическую. Мы поняли, что мир — это не только то, что мы видим, что существуют и другие миры. — Мог ли сын врага народа, студент Казанского мединститута, предположить, что станет гражданином США? — Нет, конечно. Но среди молодежи того времени царил культ Америки, эдакая страна Халигалия, в которой никто не был, но уже грезили о ней. Приведу только один пример из моей юности. Как-то на танцах в казанском клубе Дома ученых появилась ослепительной красоты девушка, словно сошедшая с картинки американского журнала. Когда мы с ней танцевали, она закатывала глаза и громко говорила: «Я обожаю Соединенные Штаты Америки!» По тем временам это было потрясающе смело. — Может, и вы «осмелитесь» озвучить, кто станет будущим президентом Америки — Буш или Керри? — Вы знаете, американцы привыкли избирать действующего президента на второй срок. Так что надо быть ну очень большим дураком, чтобы продержаться только один срок. Мне Буш не нравится — ведь в предыдущих выборах он победил не совсем легальным путем. Я голосовал за Гора и теперь чувствую себя обманутым. И я думаю, многие в Америке чувствуют то же самое. Хотя то, как Буш повел себя после 11 сентября, как он наказал этих гадов, — мне нравится. — Вы сказали, что мир висит на нефтяном крючке. Но ведь этот крючок во многом американский. Каким вы видите будущее Америки в нашем мире? — Да, это крючок американского бизнеса. Который очень недальновиден. Я прожил двадцать четыре года в Америке. Это великая страна, огромная общество, там очень много Хорошего. Например, Американский университет. Он никогда меня не подводил, никогда не предавал. А вот американский бизнес — предавал. И не раз. Это беспринципный мир бессмысленной наживы. Я думаю, что именно бизнес виноват в том, что человечество топчется на месте. У них нет стратегии, нет философии, нет ответственности за мир. Когда мы жили под коммунистами, то привыкли относиться критически к антиамериканским и антикапиталистическим лозунгам, считать их пропагандой. Но теперь я могу сказать: «акулы Уолл-стрита» — это вовсе не пустой звук и не пропагандистский лозунг. «Оскал капитализма» — это действительно оскал, да еще какой! Но настоящие, живые акулы пожирают тогда, когда хотят есть. А эти пожирают все время, и не от голода, а от обжорства. И поэтому возникает тупик и какое-то разложение. Америка, как любая империя, чревата распадом. Ее спасает то, что у нее нет этнических территорий. — Вы много ездили по свету. Какая страна понравилась больше всего, в какой вам комфортнее? — Я очень хорошо чувствую себя в Израиле. Может быть потому, что я — галахический еврей? Хотя моя мама, еврейка по крови, никогда не была еврейкой «по содержанию». Да, я был в Израиле три раза, чувствую себя там среди своих. Там много людей, говорящих по-русски. А если не говорят — значит, с ними можно общаться на английском. Для эмигранта это очень важно. Хотя я не собираюсь туда эмигрировать. Живу немного во Франции, немного в Америке, немного в России. Но если бы был моложе — обязательно пошел бы служить в израильскую армию! Для меня Израиль — это не только возродившаяся страна, которая вдруг явилась из небытия. Это оплот кошмарного Средневековья и века Просвещения. Первое — со стороны арабов, второе — со стороны евреев.