Моисей Марьяновский. Герой Советского Союза

 Майя Немировская, Владислав Шницер
 2 апреля 2015
 2377
Рассказывает Моисей Марьяновский   Звенящие осколки В 1982 году я с группой ветеранов Великой Отечественной войны летел в Тель-Авив по приглашению израильского Союза ветеранов Второй мировой. Прямого авиасообщения СССР с Израилем тогда не существовало, летели до аэропорта Ларнаки на Кипре, оттуда на израильском самолете в аэропорт «Бен-Гурион». На аэродроме в Ларнаки пассажиров нашего рейса подвергли тщательной проверке. Все прошли беспрепятственно, но едва я ступил на таймер прибора контроля, он зазвенел. Освободил все карманы — прибор звенит. Пришлось согласиться на рентгеновский осмотр. Снял плащ, повесил на спинку кресла пиджак с военными регалиями: Золотой Звездой Героя Советского Союза, орденами Ленина, Красного Знамени, Александра Невского, Отечественной войны, многочисленными военными медалями. Пограничник обрадованно воскликнул: «Они-то и звенят!» Ошибся. Раздевшись догола, стал под рентгеновский аппарат. Врач опешил: вся моя спина, плечи были нашпигованы вросшими в тело металлическими осколками брони моего танка, подбитого немецким снарядом. В госпитале решили их не доставать, иначе пришлось бы исполосовать всю мою спину, а я и без того был тяжело ранен. ...На обратном пути в аэропорту Ларнаки дежурила та же бригада пограничников. Командир, увидев меня, скомандовал им «Смирно!», они отдали мне честь, и я через строй прошел к нашему самолету.

Стоять насмерть!

Война настигла меня солдатом очередного, 1940 года призыва в Красную армию. Я тут же подал заявление с просьбой отправить в действующую армию. Видимо, учитывая, что я окончил 10 классов школы рабочей молодежи (одновременно работал на автозаводе им. Сталина), направили в Горьковское танковое училище. В 1942-м, окончив танковое училище, я, командир танковой роты, получил на фронте новенький, современный по тому времени танк Т-34. С марта 1942-го командовал танковой ротой, батальоном, бригадой.

После третьего тяжелого ранения в 1944-м, когда в боях за польскую крепость Осовец снаряд угодил в мой танк, полтора года провалялся в госпиталях. В 1945-м уволен в отставку в звании майора. 

Самый тяжелый бой? А были ли они — легкие? Как сейчас помню танковую военную операцию за город Спасск-Демянск, прикрытый господствующей высоткой, где обосновались сильные немецкие части. Брали ее ночью не только силой, но и солдатской смекалкой. Чтобы создать видимость наступления сильной танковой колонны, все машины батальона, включив огни, какое-то время двигались по кругу. Обман удался, немцы испугались и дрогнули. Совместно с пехотой мы в кровопролитных боях взяли высоту и город. За эту операцию я награжден орденом Александра Невского, а ранее за участие в тяжелейших боях при форсировании Днепра — орденом Красной Звезды.

Тяжелейшие бои завязались на шоссе Могилев – Минск. Наше командование перехватило радиограмму Гитлера командующему всей могилевской группой войск с приказом немедленно двигаться к Минску, чтобы воспрепятствовать его освобождению советскими войсками. Наша задача — не пропустить группировку. В ожесточенных сражениях погибли командир бригады, полковник Ершов и командир 2-го батальона Александр Погодин.

Командующий фронтом приказал мне, 24-летнему капитану, взять на себя командование танковой бригадой. Старше по званию, более опытного в боях командира в нашей армии не оказалось.

Немцы, чтобы вырваться из окружения, согнали из ближайших деревень уцелевших жителей, надеясь таким живым щитом отгородиться от нас и ­вырваться из окружения. Верно рассчитали: советские танкисты не стали бы стрелять по своим.

По моему приказу командир танка отсек от немецких вояк живой щит, и люди, воспользовавшись этим, разбежались. К сожалению, всем спастись не удалось.

Семь суток шли кровопролитные бои. Немцы то и дело получали подкрепление. У нас же был только приказ: не пропустить противника к Минску. И мы стояли насмерть. Погибали танкисты, сражавшиеся с нами пехотинцы. Напряжение невероятное. Наступил критический момент, когда я почувствовал, что мои ребята вот-вот не выдержат, дрогнут. Выскочив из танка, поднял знамя нашей танковой бригады. И это подействовало. Никто не покинул поле боя.

Не выдержали немцы. Группами сдаваясь в плен, умоляли меня сохранить им жизнь и, словно выкуп за это, бросали к моим ногам золотые кольца, цепочки, портсигары. Стоит ли говорить, что никто из танкистов не притронулся к этой «драгоценной куче». Тыловики оприходовали ее как положено.

За эту успешную операцию мне присвоили звание Героя Советского Союза с вручением Золотой Звезды и ордена Ленина. 

Кстати, узнал об этом случайно. Прохаживаясь по городу, в санатории которого проходил реабилитацию после длительного лечения в госпиталях, остановился у стенда «Известий» со свежим номером от 24 марта 1945 года. Советские войска вели успешные бои на подступах к Берлину. Подумал завистливо: «И мне бы воевать там». Пробежал глазами Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза и, недоумевая, нахмурился: показалось, что в списке награжденных моя фамилия. Перечитал вторично... в третий раз. Не скрою, обрадовался и (смеется) возгордился.

 

Эхо истории

Нашему послереволюционному поколению начала 1920–1930-х годов довелось пережить немало политических катаклизмов и разочарований. С пеленок нас воспитывали «строителями коммунизма во всем мире». Позже советских людей пожалели, и мы строили социализм уже в одной отдельно взятой стране. Трехлетними в детских садиках мы становились октябрятами. На наши старенькие рубашонки торжественно привинчивали значок с портретом златокудрого мальчика — будущего нашего дедушки Ленина, которого полагалось любить больше, чем родителей.

В третьем классе торжественно принимали в пионеры, повязывали алые галстуки, учили отдавать честь пионервожатому и строго подчиняться пионерской дисциплине. 14-летних «последователей великих учений Маркса – Ленина – Сталина», нас принимали в комсомол. Мы свято верили, что наша Советская Родина — лучшая страна мира, и бодро распевали песни о могуществе и несокрушимости ее Вооруженных сил. Восторгались советской дипломатией, заключившей пакт Риббентропа–Молотова о ненападении и тем самым не только остановившей войну с Гитлером, оккупировавшим почти всю Европу, но и присоединившей к СССР три прибалтийских государства, Западную Украину и Молдавию, входившую ранее в Румынию. И вдруг — война!

Позволю себе забежать вперед. Историки Великой Отечественной рассказывают: Гитлер планировал войну с Россией как летнюю трехнедельную прогулку своих войск с конечной остановкой в Москве и Ленинграде. Встретив яростное шестимесячное сопротивление Красной армии, принудившей его войска к беспорядочному отступлению с многочисленными жертвами, не простил себе, что допустил финско-советский конфликт. «Это, — говорил фюрер, — стало генеральной репетицией для русских, когда они поняли, что к войне не готовы, и стали стремительно перевооружаться».

Фюрер в данном случае прав: к войне с его оснащенной военной техникой, мощной профессиональной армией под командованием опытных генералов и командиров мы готовы не были. У нас еще бытовала настойчиво внедрявшаяся наркомом обороны Климом Ворошиловым тактика внезапного удара по противнику мощными кавалерийскими соединениями (вместо танковых колонн!) 

Серьезное рассмотрение такой, с позволения сказать, военной доктрины стало возможно только потому, что наш Верховный главнокомандующий накануне войны обезглавил собственную армию. Страдая маниакальной подозрительностью параноика, он легко оказался в сетях немецкой разведки и, уверовав в готовившиеся на него покушения, заговоры, уничтожил почти весь цвет высшего и среднего командования.

Майя НЕМИРОВСКАЯ, гвардии сержант, 

Владислав ШНИЦЕР, 

капитан III ранга, Россия

Фото: Илья Долгопольский

Окончание в следующем номере



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!