Джимми Дуглас: «Музыка — это язык общения»

Фрагменты интервью с Джимми Дугласом представляем вниманию наших читателей.
Джимми Дуглас: «Мне нравится то, что я делаю»

– Как вы относитесь к тому, что электронная музыка постепенно вытесняет живой звук?
– Раньше вы плакали от музыки потому, что она была страсть как хороша, а теперь потому, что она плохая. (Смех в студии.) Я работал и тогда, и мне нравилось то, что я делал тогда. Я работаю и сейчас, и часто мне нравится то, что я делаю. Моя задача в том, чтобы передать то послание, которое артист закладывает в свою песню. Я родился в Филадельфии в американском штате Пенсильвания, и мой отец был с юга, и его мать была с юга. Вы понимаете, что в Америке есть большая разница между южными и северными штатами. Это разное воспитание, разные традиции, разная культура. У себя дома я слышал музыку в стиле биг-банд. Я рос в 1950-е годы, когда в Америке звучал классический рок-н-ролл, но мы в своей черной общине этой музыки не слышали. Я в это время слушал музыку в стиле Rockets. В 11 лет я переехал в Нью-Йорк, это совсем другой город. Там одна из самых сильных еврейских общин в Америке, и там звучала совсем другая музыка — новый рок-н-ролл. И я, со своими уже имеющимися вкусами, столкнулся с этой музыкой. В том возрасте я был очень восприимчив к музыке. То, что я слышал, навсегда отпечатывалось в моей памяти. И точно так же нынешние: у них есть своя музыка, и она их так же трогает, как нас трогала музыка нашей юности. Мы не можем им сказать, что их музыка неправильная, а вот та музыка — это да!
Музыка — это язык общения, и каждый музыкант имеет право передать свое послание на своем языке. Вот о чем я думаю каждый день, начиная работу. 
Мне нравится стиль соул, R&B, но сейчас появилась танцевальная музыка в стиле EDM (электронная танцевальная музыка). Она мне не нравится, но я заставил себя в ней разобраться, научился выбирать лучшие композиции. Я хотел стать частью этого движения, и мне это удалось. Хотя каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что не люблю эту музыку. Слава Б-гу, она потихоньку сходит на нет.
– Насколько в песне важны эмоции? Многие считают, что в песне главное — мелодия.
– Мелодия — это душа, которая ведет тебя к песне. Слова — это твой посыл слушателю. А аранжировка — это одежда, в которую ты упаковываешь свой посыл. Песни 1960-х годов были одеты в смокинг, а современные песни требуют современной одежды. Смотрите, какая сейчас одежда: приспущенные джинсы, свободные толстовки. То, что мы делаем, — одеваем мелодию и посыл в правильные одежды. А что касается эмоций, то в голову исполнителя мы залезть не можем, а эмоции песни, в конечном итоге, определяются эмоциями исполнителя. Сегодня в песне должен быть ритм, а иначе люди не поймут вас.
 

«Рок-музыка коммерческого успеха не приносит»
– С кем из знаменитостей вам было бы интересно работать? Кого бы вы могли выделить из тех, кто вам нравится?
– Я сам! (Смех в студии.) Мне нравится Джастин Тимберлейк. Он приходит на студию и знает, как что работает. Он легок в общении и при этом абсолютно погружен в работу. Про всех, с кем я работаю, можно сказать, что это хорошие люди, но это не простые люди. 
– Какое место сейчас занимает рок-музыка, каким вы видите ее развитие в будущем?
– По американскому радио вы теперь рок-музыку не услышите. Надо очень долго щелкать переключателем, чтобы найти станцию с этой музыкой. А если найдете, это будут все те же 100 песен, что были несколько лет назад. Даже странно, что в стране, где рок-музыка родилась, теперь ее нет. Поп-музыка дает возможность зарабатывать десятки миллионов долларов, а рок-музыка коммерческого успеха не приносит. Мне кажется, это происходит потому, что люди переключились на другие стили. Ко мне приходят инди-команды с самых низов. Они пытаются записываться, но из этого ничего не выходит.
 

Три совета от Джимми Дугласа
– Какие три совета вы дали бы начинающим звукорежиссерам?
– Не занимайтесь этим, не занимайтесь этим, не занимайтесь этим!!! (Смех в студии.) А если говорить серьезно, то ничего особенно сложного в этом нет. Во-первых, сейчас есть интернет, в котором огромное количество знаний, открытых для всех. Во-вторых, сегодня есть много школ, где можно научиться чему-то большему. Когда я был подростком, ничего такого не было. Я сам научился играть на гитаре, на клавишах. Мы играли в школьных группах и ни о чем не задумывались. Включали радио, слушали музыку и не знали, как устроен этот бизнес. А когда я попал на работу в Atlantic Records, я никакого отношения к записи музыки не имел. Я копировал записи с пленки на пленку. Мне пришлось изучить, что такое запись звука на пленку, но не потому что я хотел стать великим звукорежиссером, а потому что это была работа, которая позволяла мне оплатить обучение в колледже. Там был один очень известный звукорежиссер, который позволял мне присутствовать при работе. Я сидел и беззвучно наблюдал, не задавал никаких вопросов, словно меня там и не было. С каждым днем я все больше понимал, как надо работать, а потом сам стал записывать группы, которые приходили на студию. Сам же и сводил музыку. Потом я отдавал запись на студию, и оказывалось, что никому не нравится ни музыка, ни слова песен, но всем нравится, как музыка сведена! И мне предложили стать микс-инженером. Вот во что превращается мечта…
Записала Лариса ТОКАРЬ, Россия
Фото: Сергей Макаров и Sandlerstudio