Еврейский путь коммуниста Мазина

– Валерий Александрович, в семье ваших родителей соблюдали еврейские традиции? Вы что-то знали в детстве и юности о еврейской истории, культуре?
– Я родился в интеллигентной семье: мама — интересная и обаятельная еврейская женщина, посвятившая себя мужу, домохозяйка, папа — крупный чиновник, коммунист. Он работал в среде людей, которые в определенной мере поддерживали государственный антисемитизм. Поэтому дома любые разговоры на еврейские темы моментально пресекались. Мама свое еврейство не афишировала, многие знакомые о национальной принадлежности красавицы-блондинки и не подозревали. Лишь однажды я услышал, как бабушка и дед говорили между собой на незнакомом мне языке, — как я понял позже, на идише. Так что никакого отношения к еврейской традиции в детстве я не имел. Это пришло гораздо позже.
– Вы много лет проработали по специальности — горным инженером, сотрудничали с несколькими научно-исследовательскими институтами, служили в министерстве… Каким был технический период в жизни?
– В студенческие годы я был большим шалопаем, стилягой. При этом, правда, успел потрудиться в колхозах, на целине — в Акмолинске. По распределению после окончания вуза поехал работать на шахту в Воркуту с напутствием от отца: вернуться инженером и коммунистом, познать жизнь простых людей. Так и произошло. Наверно, в некотором роде это был трудный, но крайне нужный мне опыт, изменивший характер.
Я увидел настоящие трагедии, когда друзья уходили молодыми. 20 февраля 1964 года на нашей шахте произошел взрыв, погибли 58 человек. После этого события секретарь парткома вызвал меня и сказал, что я должен заменить погибших товарищей. Там я вступил в Коммунистическую партию, отказаться по моральным соображениям не мог. Времена и настроения были совсем другими.
На шахте из меня жестко выбили скромность, толерантность, терпимость ко лжи. Я стал прямым человеком. В тех тяжелых условиях надо было говорить только то, что ты видишь, что действительно думаешь, поскольку от этого зависела жизнь и безопасность многих людей. До сих пор я уверен, что мужчина в любых обстоятельствах должен быть прям и мужественен, что требует соответствующей закалки.
После работы в Воркуте вернулся в Москву, работал в НИИ, который занимался строительством подземных гидротехнических сооружений. Это был замечательный период в моей жизни: я находился на острие научных достижений, разрабатывал и внедрял передовые технологии, много ездил по командировкам, повидал весь Советский Союз. Жизнь была густо насыщена событиями и впечатлениями, я общался с лучшими представителями научно-технической интеллигенции, инженерной мысли. До сих пор мне не хватает общения с разносторонне развитыми личностями, интеллектуалами, энциклопедически образованными людьми. 
Мой недостаток заключается в том, что я всегда был абсолютно нечестолюбив, все решения о моих назначениях принимались «наверху». Работа чиновника в министерстве и карьерные перспективы меня совершенно не вдохновили, поэтому, пробыв на государевой службе года полтора, я вернулся в НИИ. Всегда оценивал людей не по положению на иерархической лестнице, а по тому, что у них происходит в душе и сердце. Среди моих друзей находились и поэты-дворники, и ученые, и крупные чиновники.
В те годы я познал колоссальный ­масштаб нашей страны, необыкновенную красоту ее природы, на своей шкуре испытал, что такое многонациональная общность советского народа. Люди тогда не были братьями в полном смысле этого слова, но дружили, старались помогать друг другу. На бытовом уровне сталкивался и с антисемитизмом, и с русофобией — одинаково не приемлю любую форму ненависти. Подобные проявления свидетельствуют в первую очередь о низком уровне культурного развития. 
– Как начался и развивался ваш духовный путь?
– Наверно, в душе я все-таки гуманитарий, люблю историю, литературу, даже пытался вести дневники... О Всевышнем впервые услышал от школьного приятеля, известного в узких кругах диссидента. Потом читал Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого. Изучал литературу, ходил на лекции и семинары, но нутром не воспринимал в человеке Всевышнего, в результате продолжал духовные поиски.
В 1995 году пришел в организацию ХАМА, где лекции по иудаике читал раввин Довид Карпов. Считаю его моим духовным наставником. Не менее года посещал занятия, поступил в Еврейский открытый университет, окончил курс устной традиции. Поближе познакомился с ребе, стал общаться с руководителями ХАМА — Цалелом Ициковичем Штейном и Гретой Семеновной Елинсон, предложил организации свою помощь. Мне поручили руководство программой «Еда на колесах»: нужно было развозить на дом обеды нуждающимся. Многие люди в 1990-е годы недоедали, страдали от материальных трудностей. Так я впервые увидел евреев — нищих и бомжей. Ездил к бабушкам, беседовал с ними, знал проблемы каждого. Среди них встречалось немало интересных людей.
Поначалу было непросто, еврейская благотворительность — особая сфера, многое в организации процесса удивляло, вызывало вопросы. После работы в шахте или НИИ работа казалась даже чересчур простой. Зато трудно находил общий язык с руководством, мы немало беседовали, дискутировали. Я начисто лишен еврейской толерантности, называю все явления своими именами, это и создавало на первых порах проблемы. Однажды меня даже уволили, но через пару месяцев пригласили работать обратно.
Изначально я начал воспринимать боль чужого человека, как свою, — стал сердобольным. Именно это качество я хотел бы передать дальше — дочерям и внукам. Осознал, что работаю не на начальство, а на подопечных, это придавало сил. Вскоре мне поручили новый проект «ХАМА-Подмосковье», который включает уход на дому, доставку гуманитарной помощи, лекарств, предметов личной гигиены, еврейской литературы. Была выстроена специальная система кураторов, чтобы каждый нуждающийся еврей в Подмосковье (их 1347 человек) смог получить необходимую помощь и внимание. Уверен, что в этом плане мы по-прежнему делаем очень большое дело.
Главное личное достижение двадцати лет моей работы в ХАМА — осознание того, что я счастливый человек. Ежедневно вижу плоды своего труда, поддерживаю теплые отношения с подопечными и руководством.
Закономерным итогом возвращения в еврейство стал обряд обрезания, который был совершен в синагоге на Большой Бронной. Мне тогда исполнилось 58 лет. Мой любимый герой в еврейской истории — талантливый военачальник, прекрасный организатор, поэт, музыкант, строитель, мудрец царь Давид. Поэтому я выбрал для себя именно это еврейское имя.
Недавно в Израиль репатриировалась моя младшая дочь Татьяна с мужем и внуком. Осенью планирую ее обязательно навестить. Я бывал на Святой земле дважды, прочувствовал ее изнутри, могу сказать: Израиль — уникальная страна, в основе создания которой лежит идея, что само по себе — исторический феномен. А возрождение древнего иврита в качестве официального языка — тоже настоящее чудо.
В обычной жизни стараюсь следовать требованиям Торы, по возможности соблюдать кашрут, продолжаю читать много книг по еврейской и русской истории, культуре, традиции. На Йом Кипур обязательно хожу в синагогу, отмечаю праздники. В душе я иудей, но по культуре — русский, очень люблю многонациональный народ России, поэтому считаю себя настоящим патриотом.
Беседовала Наталья ЛАЙДИНЕН
Фото: Яна Любарская