Дело врача-вредителя в XVII веке

По указке царевны людей Нарышкиных хватали и бросали на поставленные копья и бердыши. Тела несчастных буквально рвали на части и, обезображенных и изрубленных, волокли по грязи на Красную площадь, выставляли на всеобщее позорище. Одной из первых жертв бунтовщиков стал бывший ближний боярин царя Алексея Михайловича Тишайшего Артамон Сергеевич Матвеев (1625–1682), в доме которого воспитывалась до замужества Наталья Нарышкина. Открыто покровительствуя Петру, Матвеев давно уже стал костью в горле партии Софьи. Потому в 1676 году, сразу же после кончины Тишайшего, когда на престол взошел старший сын царя Федор Алексеевич, боярина Артамона упекли в северную глухомань — Пустозерск. Ему инкриминировали колдовство и чернокнижие. В Первопрестольную он вернулся только тогда, когда Федор почил в бозе, а партия Нарышкиных восторжествовала. При избранном на царство отроке Петре ему, Матвееву, надлежало стать главной опорой нового правительства. Но история распорядилась иначе...
Досталось тогда всем людям, близким к Матвееву. Не миновала злая судьба и его друга и соратника Даниила фон Гадена. Даниилом именовали царского придворного доктора Стефана фон Гадена, или, как его еще величали на русский манер, Даниила Жидовина или Cтепана Фунгаданова. Этнический еврей, служивший русскому царю с 1656 года, он постепенно сделался самым популярным врачом в Москве. При Федоре Алексеевиче ему было доверено «ходить только к хоромам — к благоверной государыне царице и великой княгине Наталье Кирилловне и благоверным государям цесаревичам и к благоверным государыням цесаревнам — к большим и меньшим».
Что же объединило Артамона Матвеева и Даниила Гадена, ставших в те роковые дни жертвами разъяренных стрельцов? Дружеские отношения между боярином и лекарем завязались вскоре после того, как Гаден волею судеб оказался в перешедшей под российский скипетр Малороссии.
К тому времени сей эскулап прожил насыщенную, богатую внешними событиями жизнь и вполне сформировался как искусный мастер своего дела. Интерес к естественным наукам Стефану привил отец, «дохтур Итальянские земли жидовские веры». Судьба, однако, занесла семью в Бреславль, что в прусской Силезии, где и родился наш герой. Науке врачевания он обучался уже в Польше, поначалу в городке Каратышине, а потом во Львове, и, как видно, получил о сем надлежащий диплом (ибо в документах Аптекарского приказа именовался бакалавром медицины). Юноша отличался честолюбием и со свойственной ему изворотливостью устранял любые мало-мальские препятствия на пути к своей карьере, хотя его дорога к успеху была неровной и извилистой.
Он определяется врачом к польскому гетману Николаю Потоцкому, но армия поляков терпит поражение, и Даниил попадает в татарский плен в Крыму. Там его продают в рабство османам в Константинополь, откуда он бежит с помощью одного еврейского купца. Минуя Валахию, он оказывается в Каменец-Подольском, где лечит поляков, сражавшихся с казаками. Жительствуя некоторое время в городах Дрожиполе, Шаргороде и Сатанове (где он, между прочим, женился), Гаден решает поселиться в живописном Черткове, близ Тернополя, где также практикует медицину. Там-то и настигли его в 1656 году русские, взявшие Чертков штурмом. Даниил попадает в Киев, в полк воеводы В.В. Бутурлина, и столь же ревностно, как он лечил поляков, врачует украинцев и великороссов. «И лечил государевых ратных людей, — вспоминал он впоследствии, — а излечил государевых ратных людей сто двадцать пять человек».
Бутурлин был самым тесным образом связан с боярином Матвеевым, бывшим тогда начальником Малороссийского приказа. Оба они входили в состав Великого посольства в Польшу в 1654 году; царь дал им поручение содействовать тому, чтобы «принять под свою государеву высокую руку» новоприсоединенную Малороссию. Матвеев был частым гостем у Бутурлина, и именно он способствовал тому, чтобы Гадена перевели на службу в Москву.
Даниил был принят в Аптекарский приказ, ведавший управлением всей врачебной деятельностью державы. К концу XVII века в штате его наличествовало 100 человек: 82 медика, шесть докторов, четыре аптекаря, три алхимиста, а также ученики лекарского и костоправного дела, подьячие и толмачи. Гаден же занял поначалу скромную должность цирюльника (фельдшера – Л.Б.): в Московской Руси иностранные дипломы не признавались, так что карьеру пришлось начинать заново.
Благодаря уму и таланту Даниил добился того, что стал пользоваться большою доверенностью царя. Но на это ушли долгие годы. В 1659 году он становится лекарем, лишь в 1667 году удостоен чина «поддоктора» и только в марте 1672 года получает звание доктора — самое высокое в медицинской иерархии страны. Мало того, он получает от царя жалованную грамоту с перечислением его профессиональных заслуг. Здесь, в частности, говорится, что он, Стефан Гаден, «в дохтурском и во всяком лекарственном учении достаточно навычен и дохтурской чести достоин, и во всем человек потребный». Особо же отмечаются его «тщательство», «радение» и «верная служба».
Примечательно, что, добившись привилегированного положения, наш эскулап всегда использовал его во благо еврейству. «Жиды с недавнего времени, — свидетельствовал английский врач С. Коллинс, — очень размножились в городе и при дворе: им покровительствует лекарь-жид...» Это очень точное слово: «покровительствует»! Действительно, Гаден принимал под свой кров не только родственников, но и иудеев, едва ему знакомых. Они часто гостили в его доме, и доктор добивался, чтобы при отъезде им давались казенные подводы и подарки — соболями и деньгами. Способствовал он и тому, чтобы, несмотря на все строгости тогдашних законов, еврейские купцы приезжали в Москву с сукнами, жемчугом и другими товарами и получали комиссию от двора.
В результате пребывание евреев в Московии стало тогда столь обычным явлением, что Новоуказные статьи 1669 года, устанавливая казни за совращение христиан в другую религию, упоминают особо о евреях: «аще жидовин или агарянин дерзнет развратить от христианской веры христианина, повинен есть казни главней; а аще жидовин христианина раба имый и обрежет его, да отсекнут ему голову».
Нелишне будет заметить, что при царском дворе вместе с Гаденом благоденствовали тогда и другие евреи. Среди них — думный дьяк Алмаз Иванов, четырнадцать лет возглавлявший дипломатическое ведомство страны — Посольский приказ; русский посол в Кахетии В.С. Жидовин; приказной дьяк Василий Юдин; начальник московских стрельцов (должность по современным понятиям выше командующего Московским военным округом!) Иван Васильевич Жидовин.
Медицина была пламенной страстью не только Гадена, но и Матвеева, а должность последнего, главы Аптекарского приказа, была облечена особым доверием царя. Общепризнанно, что деятельность Артамона Сергеевича на сем поприще продвинула далеко вперед отечественную медицину. И немалую роль сыграл здесь и Гаден. Друзья внимательно следили за развитием лечебного дела в Западной Европе, заботились, чтобы в кремлевской аптеке были новейшие лекарства.
В Посольском приказе, который Матвеев по совместительству возглавлял, по его требованию переводили на русский язык надежные руководства по врачеванию недугов. Известно, что Матвеев с подачи Гадена самолично составлял списки необходимых медикаментов (коих насчитывалось более 130!) на славянском и латинском языках. 
Однако же после смерти Тишайшего Алексея Михайловича участь Матвеева, ревностного сторонника Нарышкиных, была предрешена. И показательно, что предлогом к казни боярина стала именно его медицинская деятельность. Матвеев подготовил к изданию книгу по лекарствам и травам, в которой клевреты Милославских усмотрели ересь. Но и из пустозерской ссылки, куда был отправлен Артамон, он бомбардирует нового царя оправдательными письмами, где часто поминает Гадена и ссылается на его авторитет.
Сохранилось описание последних минут его жизни. Боярин пытался увещевать стрельцов, но те яростно накинулись на него. Артамон вырвался и успел добежать до своего любимца Петра и схватить его под руку. «Стрельцы ворвались, — пишет далее очевидец, — выхватили его из царской руки, сбросили его с крыльца на копья; потом сняли с него одежды, вывели за Крым-город и разрубили на части. Видя это, иные бояре разбегались, кто куда мог».
А что же Гаден? Избежав каким-то чудом гонений при Федоре Алексеевиче, еврейский доктор как человек, близкий Матвееву, теперь становится одним из тех, кто «царевны Софьи Алексеевны стороне противны или подозрительны были». Масла в огонь подливало и то, что он был нерусским, «жидовской породы», и с ним расправились «по ненависти к чужеземцам».
Однако и заслуги Гадена не помешали Милославским объявить еврея первостатейным злодеем, якобы уморившим Федора Алексеевича ядовитым кушаньем. Обвинение странное, если принять во внимание, что все лекарства и блюда, прежде чем попасть к царю, непременно дегустировались челядью и врачами! Но кого интересовало действительное положение дел?! В отравители монарха невежественная чернь записывала всех, кого ей заблагорассудится. 
Чудовищная напраслина, возведенная на медика-еврея, столь же абсурдна и нелепа, как и шельмование Матвеева, якобы общавшегося с нечистой силой. Потому-то и искали царского медика разъяренные стрельцы.
«В этот же день, — свидетельствует современник, — разыскивали и лекаря жида Даниила, но не нашли его, потому что он, переодевшись в страннические одежды, пробрался на Кукуй (так называли Немецкую слободу в Москве. – Л.Б.)». Итак, Гаден бежал от кровавой вакханалии стрельцов в Кремле. Двое суток он прятался в Марьиной Роще и окрестных местах. Но, одержимый голодом, направился вновь в Немецкую слободу, где надеялся найти приют у одного знакомого. На улице он был узнан, схвачен и приведен во дворец.
«Здесь, — рассказывает историк Сергей Соловьев, — царевны и царица Марфа Матвеевна умоляли стрельцов пощадить доктора; уверяли, что он совершенно невинен в смерти царя Феодора, что он в их глазах сам прежде отведывал все лекарства, которые составлял для больного государя, — все понапрасну!» Медика повели на пытку в Константиновский застенок.
И, совсем как в будущие сталинские времена, Гаден, не вытерпев мук, наговорил на себя разные разности. Он не только признался в том, что сам был врачом-отравителем, но пообещал назвать всех своих выдуманных сообщников, прося на то три дня сроку. «Долго ждать!» — закричали стрельцы, потащили его на Красную площадь и там разрубили на куски. Вместе с ним умервлещены были его сын Михаил, «немец» доктор И. Гутменш, ассистент Гадена, а также его слуги — 50 человек простого люда.
Символично, что и похоронен доктор был по иудейскому обряду. Вот что рассказывает еврей-очевидец: «Я приехал в Москву через три или четыре дня после погрома (в Кремле. – Л.Б.) и пошел на похороны с другими.., что был дан от царя приказ похоронить убитых. Даниил был изрублен на куски: отрублены были одна нога и одна рука, тело проколото копьем, а голова разрезана топором. Я и другие анусим похоронили Даниила и его сына… в поле».
Место захоронения Стефана фон Гадена неизвестно. И имя его знают только дотошные историки. Но разве не поучительно, что по прошествии более двух с половиной столетий в пресловутом сталинском процессе над врачами-вредителями повторился тот же навет, замешанный на невежестве и ксенофобии, который стоил жизни московскому доктору?
Лев БЕРДНИКОВ, США