РЕНА ЯЛОВЕЦКАЯ: «УДЕРЖАТЬ УСКОЛЬЗАЮЩЕЕ ПРОШЛОЕ»

 Мария Михайлова
 24 июля 2007
 4385
Каждый из нас стал таким, каким стал, благодаря впечатлениям, событиям, атмосфере, в которой мы росли. Каждый хранит и проносит через всю жизнь эту сокровенную «шкатулку». Запахи и вкусы, голоса и трогательные семейные легенды... Бабушкин черемуховый пирог, тополь, заглядывающий в окно, любимая, но неизбежно разбитая чашка...
Каждый из нас стал таким, каким стал, благодаря впечатлениям, событиям, атмосфере, в которой мы росли. Каждый хранит и проносит через всю жизнь эту сокровенную «шкатулку». Запахи и вкусы, голоса и трогательные семейные легенды... Бабушкин черемуховый пирог, тополь, заглядывающий в окно, любимая, но неизбежно разбитая чашка... Однако редко кому удается отблагодарить этот исчезающий мир. Запечатлеть и бережно передать в руки последующим поколениям эти чудные и горькие, веселые и трагические мгновения. Книга Рены Яловецкой «Сибирские палестины» — редкий и счастливый случай. По словам известного кинодокументалиста Герца Франка, «книга эта — совершенно нетронутая страница российского еврейства, рассказы о судьбах и мечтах людей, занесенных некогда в Сибирь, обрусевших, но не забывших родства». — Рена Константиновна, вы киновед, проректор Высших режиссерских курсов, и вдруг — книга рассказов, совсем не о кино? — Я считала, что моя стезя кинематографическая. Долгое время работала в Музее кино, делала интервью и репортажи. Но на каком-то этапе я поняла, что меня мучает мое сибирское прошлое. Сибирь имела надо мной власть и была притягательна, словно магнит. Я не могла никак привыкнуть к Москве. Вплоть до того, что время от времени бегала на Ярославский вокзал, куда приходили поезда из Красноярска, в надежде встретить хоть какого-нибудь знакомого, чтобы просто увидеть родное лицо. И вот спустя много лет меня просто начали «преследовать» образы людей, рядом с которыми я выросла. Учительница музыки Мина Герцевна из Варшавы, шалун и вундеркинд черноглазый сосед Илька, рыжеволосая красавица Мара, ее угрюмый муж — портной Лахтман, мороженщик — «белый» Шандор... Они стали «являться ко мне», и я поняла, что должна это запечатлеть, не упустить, потому что это прошлое — ускользающее. Этот еврейский сибирский мир просто исчезает. — Вы родились в Сибири? — Я сибирячка в четвертом поколении. Мои предки со стороны бабушки были из Варшавы. Видимо, они примкнули когда-то к польскому восстанию. Семейных легенд по этому поводу было множество, и их не расплести. Они попали в сибирское село Ирбей на реке Кан, довольно известное как место ссылки. Там было несколько еврейских и польских дворов, а коренное население — русские и татары. Это был некий конгломерат. Мои предки, попав в это село, стали вести деревенский образ жизни. Прабабушка нарожала детей, их было у нее двенадцать или даже четырнадцать. По семейному преданию, история встречи прабабушки Симы и прадеда Лазаря была очень романтичной. Они впервые встретились на этапе. Лазарь был из семьи адвокатов. Но сам не успел получить образование. Говорят, что нрав его был горяч, и в ответ на оскорбление урядника он замахнулся подсвечником и убил чиновника. И вот он, 16-летний мальчик, подошел к подводе и увидел девочку двенадцати лет. Он попросил попить, они поглядели друг на друга — и все!.. Спустя несколько лет он разыскал ее в Ирбее и женился. Так пошел наш клан Барканов. У прабабушки Симы было 60 внуков. Я ее прекрасно помню, она дожила до 98 лет. Со стороны деда мои предки — из кантонистов (солдат, которые служили 25 лет в царской армии). Прадед был из белорусских евреев. Отслужив, он мог жить где угодно, но почему-то выбрал Сибирь. Он построил в Красноярске, можно сказать, городскую усадьбу — два дома и флигель. В одном из них я и выросла. — Какими источниками вы пользовались в процессе работы? — Источник книги — мои воспоминания, рассказы моих предков, моей многочисленной родни. Дело в том, что Сибирь — это уникальный котел. Там так клокотала еврейская жизнь! Хотя, безусловно, сибирские евреи несколько отличаются от южных. Они более спокойные, в них нет экспансивности. Они очень ироничные, добродушные и несколько медлительные. Чуть «примороженные» Сибирью. И в этом их некая самобытность. Их идиш оставлял желать лучшего. Тем не менее еврейское начало существовало. По пятницам зажигали свечи, была синагога. Это был свой суверенный мир. Потом, уже написав книгу, я наткнулась на записки енисейского губернатора. Это было издание 1928 года, в котором описано появление евреев в тех местах. Они сразу заняли свою нишу, занимались извозом, торговлей, аптекарским и ювелирным делом. Но все это я прочла позже. Известно было, что евреи появлялись в Сибири как каторжане, политические ссыльные в конце ХIХ — начале ХХ веков. В 30-х годах начали прибывать спецпереселенцы из южных областей — бывшие цадики, раскулаченные, владельцы маленьких заводов и просто ремесленники. Евреи из Прибалтики и Молдавии появились в начале 40-х. Пополнили еврейское население эвакуированные, часть из которых потом осталась. В 50-е годы началась борьба с космополитизмом, и очень много блистательных профессионалов — медиков, педагогов, лингвистов, журналистов, музыкантов были сосланы в Сибирь. Для них это было, конечно, тяжело, но город благодаря этим людям обрел потрясающий духовный климат. Когда в нашем дворе стали появляться эти странные люди из ссылок, они часто походили на нищих — были в отрепьях, в телогрейках, но в то же время видно было, что это существа иного мира — у них как-то по-особому светились глаза. Это была другая речь, другая манера поведения. В них ощущалась какая-то высокая мета. Они не могли просто сидеть по домам, и когда после лагерей им разрешали поселение в Красноярске, они шли работать в газеты, издательства, филармонию, институты, больницы... — Каждый ваш рассказ — удивительная судьба, необыкновенная история! — Все мои рассказы обретают в жизни своего рода послесловие. Со мной часто происходят какие-то встречи, которые продолжают рассказ. В частности, я хотела бы сказать несколько слов о рассказе «Коза — еврейская корова». Там в конце написано, что мы встретились с героем рассказа мальчиком Илькой через 30 лет, он был уже профессором, и мы вспоминали наш двор и детство... А было это так. Я приехала в Красноярск с лекциями о кино, и в Академгородке меня узнал и подошел ко мне один из слушателей. Это оказался Абрам Фиш — прототип моего героя Ильки. После лекции он пригласил меня к себе в его квартиру, полную книг и каких-то невероятных морских диковин. Абрам стал ученым, исследующим магнитные колебания океана... Он познакомил меня со своей женой и двумя дочерьми. Одна девочка занималась дельтапланеризмом, а другая — мотоциклетным спортом. И я подумала: «Просто какой-то парадокс! Настоящее торжество ленинско-сталинской национальной политики». А через несколько лет у меня в Москве раздался звонок. Звонил Абрам Фиш. Когда мы встретились, то я увидела, что он в кипе. Он рассказал, что на научной конференции познакомился с одним иерусалимским раввином: «Мы проговорили всю ночь, и я понял, что занимался не своим делом, что никакая наука, никакие магнитные колебания, никакие материалистические идеи меня больше не интересуют, что я хочу заниматься еврейской религией». Он собрал вещи, поднял свою семью, и они уехали в Иерусалим. Вот такое продолжение было у одного из моих рассказов. А у рассказа «Сталин часто курит трубку» — автобиографической истории о девочке из поколения сталинских внучат, которые вырастали без отцов и дедов, — совсем другое продолжение. Когда я стала взрослой и пришла преподавать на Высшие режиссерские курсы, то в числе моих студентов появился студент Виссарион Джугашвили — правнук Сталина. Вот так совершенно невероятно перекрещиваются судьбы. Сама жизнь предлагает такие сюжеты, которые невозможно предвидеть. — Ваши смешные и одновременно трагичные рассказы, можно сказать, подхватывают и продолжают интонацию рассказов Шолом-Алейхема... — В связи с этим я хочу рассказать еще об одном случайном, но значимом переплетении судеб. Однажды моя книжка попала к американской писательнице Бел Кауфман, внучке Шолом-Алейхема, и она ее прочла. Мне передали ее слова: «Какая свежая книга! Я не знала о существовании сибирской ветви евреев!» Художественного освещения сибирской жизни евреев в литературе вообще прежде не было, и в этом смысле я чувствую себя первооткрывателем «острова».
Фото Вячеслава МИХАЙЛОВА



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции