Побег из Иерусалима

 Леонид ГОМБЕРГ, Россия leonid-gomberg.ru Фото автора
 11 декабря 2017
 2198

«Никулин приехал в Израиль в самом конце 1990-го, зимой... И сразу же начал репетировать в одной из первых постановок только что родившегося театра «Гешер», в спектакле «Дело Дрейфуса» по пьесе Ж.-К. Грюнберга. Начался 1991 год, а вместе с ним и война в Персидском заливе. Не особенно обращая внимание на бомбежки, Никулин, как и другие актеры, ездил на репетиции с непременным противогазом в сумке…»

Зима в Иерусалиме 1992 года. Это были чудесные дни… Председатель Федерации писательских союзов Израиля Эфраим Баух привез нас, писателей и журналистов из России, в Иерусалим и поселил в Старом городе в общежитии для солдат, охранявших покой мирных граждан в этом, прямо скажем, беспокойном месте.
Баух проводил для нас экскурсии по городу, мы общались, привыкали к стране. А главное, дышали особенным иерусалимским воздухом, который за несколько тысячелетий до нас вдыхали библейские герои. Среди наших самых желанных, самых почетных гостей был и любимый актер, сыгравший десятки ролей в театре и кино, народный артист России, житель города Иерусалима Валентин Никулин. Он рассказывал о своей жизни, работе, планах на будущее, читал стихи. Мы разговорились. После окончания дневной программы нашего семинара я вызвался проводить актера на автобус. Мы вышли из Старого города к остановке. Автобус готов был тронуться с места, и я на своем колченогом иврите обратился к шоферу: мол, это известный артист из России, ему нужно туда-то, предупредите его, пожалуйста, когда следует выходить. Шофер посмотрел на нас с любопытством и вдруг по-русски ответил: «Да, я знаю. Садитесь, Валентин. Не беспокойтесь, доставлю в лучшем виде!»
Мы распрощались с Никулиным, назначив скорую встречу для интервью популярной русскоязычной газете, где я в ту пору работал.
Он приехал в Израиль в самом конце 1990-го, зимой... И сразу же начал репетировать в одной из первых постановок только что родившегося театра «Гешер», в спектакле «Дело Дрейфуса» по пьесе Ж.-К. Грюнберга. Начался 1991 год, а вместе с ним и война в Персидском заливе. Не особенно обращая внимание на бомбежки, Никулин, как и другие актеры, ездил на репетиции с непременным противогазом в сумке, а после сигнала воздушной тревоги проводил нудные часы в специально оборудованной комнате.
В конце мая врачи начали готовить его к сложнейшей операции — пересадке аорты. В это время как раз приехал Леонид Каневский и вместо Никулина «вошел» в спектакль «Дело Дрейфуса».
…Но и у Валентина дела пошли на поправку. Операция закончилась благополучно, и артист стал всерьез задумываться о новой работе. Осенью Никулину вдруг позвонили из «Габимы», старейшего израильского театра, созданного еще последователями Е.Б. Вахтангова, и предложили контракт. К постановке готовилась пьеса Иосефа Бар-Иосефа «Зимний праздник», написанная для шести актеров, трех пар, которые «проходят» через весь спектакль. Его партнершей стала Людмила Хмельницкая, в прошлом актриса Теат­ра на Малой Бронной.
Сперва Никулин стеснялся своего произношения, но израильские актеры подбадривали товарища; «Валя, о’кэй!», — говорили они. И вообще в «Габиме» «русский артист» пользовался заслуженным уважением — его ценили и руководители театра, и парт­неры по сцене за незаурядное мастерство и редкий талант. Но все чаще накатывала на него какая-то сумрачная тоска: он с завистью наблюдал, как его коллеги по сцене после репетиции торопились на запись радиопередач, съемки фильма, концертную эстраду. Словом, они жили полной и насыщенной жизнью востребованных актеров, той жизнью, которая в России была для Никулина совершенно естественной, но которой он был начисто лишен в Израиле.
Репетиции в «Габиме» длились два с половиной месяца и еще столько же прокат спектакля. Но жить надо было и дальше. Несколько раз он выступал с музыкально-поэтической программой «Друзей моих прекрасные черты», подготовленной еще в Москве.
«Представьте, — рассказывал Никулин, — сцена, рояль хвостом к залу, круглый столик, красная бархатная скатерть, лампа, на подиуме свечи. В глубине сцены высоко, очень высоко, портрет Александра Сергеевича, чуть пониже портреты Окуджавы, Левитанского, Самойлова, Галича... Красный подсвет. Да, еще нужен пистолет — такая штуковина, которая дает световой круг. В Израиле почему-то не пользуются этим эффектом. А я не могу без антуража…»
Оказалось, однако, что вечер даже знаменитого в России Никулина мог «окупиться» всего три-четыре раза или немного более. «Вопрос на засыпку, — писал впоследствии Михаил Козаков, — что делать, скажем, народному артисту РСФСР Валентину Никулину с его литературной программой на этом русскоязычном рынке, на этом нашем восточном базаре, изобилующем российскими яствами. Удавиться? ­Уехать обратно в Россию? Пить мертвую? Выучить иврит и тем самым удрать с русского рынка, с этого непрекращающегося фестиваля в Израиле? Как русскому актеру выжить в Израиле?»
И это были не праздные вопросы. Израильский «театральный роман» Никулина грозил скорым и грустным финалом... Но неожиданно пришло спасение: артист получил приглашение принять участие в антрепризном спектакле Михаила Козакова по пьесе Пауля Барца «Возможная встреча» в роли Иоганна Себастьяна Баха!
Спектакль произвел сильное впечатление на публику. Он возник как бы из ничего, из какой-то невнятной тоски выдающихся российских мастеров о чем-то ушедшем, казалось, навсегда, но не забытом. «Спектакли “Русской антрепризы” мы играли по всему Израилю, — писал Михаил Козаков в своей «Актерской книге». — Мы иногда чувствовали себя полноценными актерами, творцами, как когда-то в Москве, в спокойной ночной Москве, где можно было отпраздновать успех в несгоревшем ресторане ВТО, а потом поймать такси и поехать допивать к кому-нибудь…»
В 1996 году Козаков уехал в Россию… И всё.
Теперь Никулин фактически сидел без настоящей, достойной его работы. Актеры, приезжавшие из Москвы в Израиль на гастроли, старались всячески ободрить товарища, а то и предложить работу. Вот вроде и Марк Розовский готов пригласить Валентина работать в Москве. Потом приехали «современниковцы». Игорь Кваша говорил: «Да приезжай ты, Валюн! Неужели же в твоем родном театре Галя для тебя ничего не придумает!» Потом приехала и сама Галина Волчек, и с ней тоже у него состоялся серьезный разговор о работе. Но ничего конкретного из этих разговоров не рождалось.
В мае 1998 года Никулин прилетел в Москву по каким-то своим делам, похоже, совсем необязательным. Желание вернуться созрело давно, но решение остаться было принято уже в Москве. И остался он буквально в чем был. Да, он знал, что страна «совершенно другая». Не только страна, но и театр уже был другим. В прямом смысле. Две трети труппы «Современника» были ему просто незнакомы.
Но все это полбеды — другим был и сам Никулин. Казалось, что-то в нем угасло безвозвратно. «Я очень устал… Я теряю себя. У меня такое ощущение, что я не очень вписываюсь в сегодняшнюю Москву. На это мне интеллигентные люди говорят: “Валька, какое это имеет значение, что не вписываешься. А ты думаешь, мы вписываемся?” Но я ничего не потерял, ибо я — нищий...»
Ему хотелось работать во МХАТе у Олега Ефремова. И Никулин начал репетировать спектакль «Интимное наб­людение» по пьесе «Орнитология» А.Е. Строганова, алтайского врача-психиатра. Олег Николаевич честно признался: «Киндинов отказался, Мягков отказался, Любшин отказался...» А что было делать Никулину? «Сотый сезон во МХАТе, пьеса с тараканами... Один я согласился», — рассказывал Валентин. Он немного преувеличивал — его парт­нерами были Евгения Добровольская и Игорь Золотовицкий, замечательные артисты. Но спектакль вскоре все-таки сняли с репертуара.
На помощь пришла Галина Волчек. Она пригласила Никулина в «Современник» «играть по договору» Чебутыкина в чеховских «Трех сестрах». Эту работу Валентин считал очень важной для себя. Казалось, еще немного, и зритель, как прежде, пойдет «на Никулина»…
Однажды мы встретились в ЦДЛ. Валентин жаловался на плохое самочувствие. Он поднял штанину и показал свою ногу, которая была перебинтована, но кое-где виднелись явные следы тяжелого заболевания. К концу 2004 года он больше не мог работать и почти не выходил из дома. Развязка наступила в начале августа 2005-го…
Никулин похоронен на Донском кладбище, неподалеку от Фаины Раневской. Не забудьте навестить при случае.
Леонид ГОМБЕРГ, Россия
leonid-gomberg.ru
Фото автора



Комментарии:

  • 14 марта 2018

    Леонид Сорока

    Валентин Никулин приземлился в аэропорту не в конце 1990-го, а одновременно с нами, вечером 8 января 1991 года. Просто случайно мы оказались тогда рядом на скамейках ожидания. Просто уточнение...


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции