Хана Orloff и история спасения

 Ирина МАК
 12 декабря 2021
 2845

Хану Орлову обычно называют французским скульптором. Иногда, с не меньшим на то основанием, — израильским, добавляя к деталям биографии русское, по месту рождения, происхождение. В действительности Хана Орлова (Chana Orloff), чьи произведения находятся сегодня во многих главных мировых музеях, принадлежала к той пусть и возникшей в Париже, но абсолютно интернациональной модернистской среде, сформировавшейся более ста лет назад и определившей визуальный образ XX века.  Вклад Орловой, как и других еврейских художников в создание этого образа трудно переоценить.

Недавняя выставка «Музы Монпарнаса», прошедшая в ГМИИ им. А.С. Пушкина, справедливо причислила Хану Орлову (1888–1968) к главным героиням Парижской школы. Тех, кто в начале прошлого столетия впервые заявил о женских притязаниях на равноправие в искусстве — не только в живописи, но и в скульптуре. Орлову, чья превращенная в музей мастерская в 14-м округе Парижа (https://www.chana-orloff.org/) по сей день остается местом притяжения, обычно упоминают вместе с Камиллой Клодель и Анной Голубкиной. И кстати, в Москве их сейчас показывали вместе. Будучи моложе обеих на 20 с лишним лет, Орлова относится все же к следующему поколению, хотя их многое роднило. Как и Клодель, она смогла победить на французской территории — а Париж вплоть до Второй мировой войны оставался главным мировым заводом по производству искусства, открывавшим художнику дорогу в большую жизнь. И как Голубкина, она появилась на свет в Российской Империи. 
 

Первые удары
«Я родилась в царской России, в селе. Меня сразу пришлось бить изо всех сил, чтобы я задышала и начала жить», — вспоминала Хана Орлова. — Это были первые удары из тех, что настигали меня всю жизнь». Под ударами, настигшими ее после рождения, она имела в виду прежде всего погромы, от которых вся ее многочисленная семья вынуждена была бежать одной из первых за границу. Другим ударом стала вторая мировая война и нацистская операция «Мрак и туман» 1942 года, из-за которой она, уже признанный успешный скульптор, должна была вместе с сыном покинуть Францию. А родом она, восьмой ребенок (из девяти)  Рафаэля Орлова и Рашель Липшиц, была из села Цареконстантиновка Александровского уезда Екатеринославской губернии — теперь это Харьковская область, Украина. Но в отличие от Сутина и Липшица, идея покорять Париж пришла ей в голову не на родине, а на исторической родине: в 1904 году Рафаэль Орлов, не то что бы религиозный еврей, но убежденный сионист (дети учили иврит), вслед за старшим сыном, отправившимся в Эрец Исраэль на разведку, вывез в Палестину все семейство. Оказавшись в числе тех самых первых пионеров-первопроходцев, он поселился в Петах Тикве, занимался сельским хозяйством и возделывал будущий израильский сад.
А 17-летняя Хана шила, помогая  родителям содержать семью. И в Париж она отправилась в 1910-м изначально не искусством заниматься, а именно учиться шить: получить диплом закройщика и по возвращении преподавать кройку и шитье в гимназии «Герцлия». Это одна из легенд, на которых строится ее жизнеописание: Хана Орлова слишком тщательно оберегала свою частную жизнь, чтобы теперь что-то можно было утверждать наверняка. 
Даже документальную биографическую повесть  о ней «Хана Орлова. Возвращение», вышедшую в этом году по-русски в издательстве «Книжники», ее автор, французская журналистка Ребекка Бенаму, написала, основываясь на документах, свидетельствах современников и переписке —Хана не оставила мемуаров. Зато есть много апокрифов, разной степени достоверности. Например, эпизод с ее портретом, нарисованным Амедео Модильяни. «Хана Орлова — дочь Рафаэля», — надписал он свой ироничный рисунок. И это как раз не легенда, а факт, как и то, что она состояла в дружбе с Модильяни и  несчастной Жанной Эбютерн  — более того, Хана, учившаяся с ней рисунку, и познакомила в 1912 году свою подругу с Моди. Ее бронзовый скульптурный портрет работы Орловой — 1914 года, вытянутый в струну, с длинными косами и сложенными на животе руками, обнажает хрупкость возлюбленной великого художника и как будто предсказывает безнадежность ее страшной судьбы.
 

Модный портретист
По работам Орловой видно, как много у них с Модильяни общего — не только явное влияние африканского искусства, которое в тот момент увидел Париж, и Африка была тогда в большой моде. Это был период увлечения Модильяни скульптурой, когда он занимался только объемными вещами, а Хана всерьез занялась  скульптурой, которая так и осталась смыслом ее жизни. И именно у Модильяни она переняла лаконичную вытянутость форм, стремление к упрощенности, которая в их случае не отменяла достоверности и естественности. Это все реальные сюжеты, имеющие много подтверждений. Апокриф же состоит в том, что тот пародийный рисунок был сделан в  «Ротонде», где они по обыкновению сидели. У Моди в руках якобы был конверт, он его раскрыл и на внутренней стороне сделал шарж, надписав его юной барышне на иврите. Этот рисунок и стал обложкой книги Бенаму. 

Другой апокриф: Хане приснилось, будто она лепит с натуры портрет Хаима Бялика, которого она читала в ранней юности, и, по легенде, именно так возникла ее мечта о скульптуре. Это наверняка миф, несмотря на то, что сон стал реальностью. Однако случилось это годы спустя, а до этого  Хана все же поступила ученицей к портнихе. Но не абы куда, а в модный дом Paquin, созданный прославленной Жанной Пакен, и параллельно занималась рисунком, чтобы через год поступить в Национальную школу декоративных искусств, и постигать в классе профессора Бруно, куратора Лувра, рисунок, а под руководством Поля Витри изучать историю искусств. 

 

Скульптурный портрет Жанны Эбютерн

Потом был скульптурный класс в так называемой Свободной русской академии, устроенной на Монпарнасе художницей Марией Васильевой (это заведение, больше напоминаюшее клуб, еще знают как Académie Vassilieff). И она стала своей в кругу обитателей Монпарнаса — Пикассо, Фуджиты, Риверы, Аполлинера, Кокто, Жакоба. И, конечно, среди них хватало евреев: Шагал, Липшиц, Паскин, Сутин, Цадкин… Они  стали не только ее ближайшим окружением, но моделями для портретов с натуры. В 1913-м она превратилась из Орловой в Orloff, с тех пор выставлялась на Осеннем Салоне, потом в Салоне Тюильри и Салоне Отверженных. В 1916 году участвовала в выставке в Галерее Жана Бернхайма — вместе с Кесом ван Донгеном, Анри Матиссом и Жоржем Руо. 
Это был важный год в ее жизни: Хана вышла замуж за уроженца Варшавы, польского поэта и писателя Ари Юстмана, с которым познакомилась уже живя на Монпарнасе. 4 января 1918 года она родила сына Эли, которого всю жизнь называла Диди, но брак оказался недолог. 12 января 1919 года Ари заразился гриппом — в Европе свирепствовала «испанка» — и умер. Кажется, что ту фигуру сына в матроске — куда более поздний, 1927 года,  портрет, который  Хана изваяла из камня и цемента, — она сделала в память о муже. Эта камерная в общем работа, с очень четко переданными беззащитностью и трепетностью мальчика, производит впечатление монументального памятника — его без потерь можно было бы многократно увеличить.   
А в 1919 году в память о муже Хана сделала одиннадцать гравюр на дереве, которые были сразу опубликованы. Это был первый альбом — свидетельство о ее жизни, тогда же она начала работать над следующим,  собравшим 41 ее ксилографических друзей и близких. Его выпустило издательство  «д`Алиньян», оно же опубликовало книгу Жана Пеллерина и Гастона Пикара «Сегодняшние лица», для которой Хана Орлова выполнила портреты всего литературно-художественно-музыкального бомонда того времени: Жана Кокто, Макса Жакоба, Жана Полана, Андре Салмона, Пабло Пикассо, Жоржа Брака, Андре Дерена, Мойше Кислинга и Фернана Леже, Жоржа Орика и Артура Онеггера.  Среди них были и Наталья Гончарова с Михаилом Ларионовым, почти одновременно с Ханой Орловой осевшие в Париже. Как и они, Хана не забывала о русских корнях — в декабре 1920 года участвовала вместе с другими художниками-эмигрантами в большой интернациональной выставке в Женеве, в 1921-м — в Первой Русской выставке декоративно-прикладного искусства, прошедшей в Лондоне. Но родиной Россию, похоже, больше не считала — родиной стала Палестина. А Париж давал возможность жить. 
 

Счастливый случай
Портретируя французскую элиту, прощавшую автору небанальное чувство юмора, никогда, впрочем, не доводившее ее скульптуры до карикатурности, она стала действительно заметной персоной. Ее участие в салонах, на выставке в Амстердаме не прошло незамеченным — в 1925 году, после того как Хана приняла французское гражданство, она была удостоена и главной национальной награды — ордена Почетного легиона, который с благодарностью приняла. Она победила не только на французской, но и на американской территории, что, кроме Бранкузи, из европейских скульпторов вообще мало кому удавалось — в 1929 году Хана Орлова стала единственной женщиной, принявшей участие в интернациональной выставке в Нью-Йорке. В 1937-м, в Париже,  на выставке «Мастера независимого искусства» (Les Maîtres de l’art indépendant) у нее был целый зал в Пти Пале, и в те же годы ее выставляли в Лондоне и Цюрихе, Чикаго и Бостоне, Филадельфии и Бруклине, Тель-Авиве и Иерусалиме. С 1920-х она рвалась в Германию,  но после прихода к власти Гитлера и уничтожения Баухауса о немецких выставках пришлось забыть. 
Свидетельством первых военных лет — до 1942 года Хана с сыном оставались в оккупированном Париже — были миниатюрные композиции, которые она называла карманными (sculpture de poche). Когда начались облавы, они чудом спаслись и 16 июля 1942 года вместе с сыном, воспользовавшись помощью Жоржа Карса — еще одного еврейского художника, с которым она была связана в те годы, перебралась сначала в свободную зону, а потом и в Швейцарию.
Из всех этих перипетий, как бы тяжелы они ни были, следует одно: история Ханы Орловой — счастливый случай. Все в ее жизни происходило к месту и ко времени. Успела спастись от погромов, вовремя покинула Париж. В годы войны в Швейцарии нашлись друзья, помогавшие добывать материалы для работы (скульптура — дорогое удовольствие) и обеспечивать ее заказами.
Да, рано умер муж, а в феврале 1945 года, уже после освобождения Парижа, покончил собой в результате депрессии Карс. Но они с сыном выжили, и совсем не в гетто и лагерях. Когда после смерти Карса они вернулись в Париж, дом и студия Орловой были разграблены, не было ни одной целой скульптуры — в отличие, например, от скульптур Жака Липшица, которые его брат, остававшийся в Париже член французского сопротивления, успел закопать. Но созданное Ханой Орловой в 1946-м «Возвращение» было немедленно выставлено в галерее De France, а потом ее ретроспективы, до которых многие художники в принципе не доживают, прошли в Амстердаме, Осло, Нью-Йорке, Чикаго и Сан-Франциско.
Она имела успех, о котором сегодня трудно судить адекватно, потому что после создания Израиля, имея там ближайшую родню, уже будучи известнейшим скульптором, Хана Орлова много времени проводила там. Принято считать, что останься Хана Орлова в Париже, она стала бы величиной уровня Цадкина. И единственной на этом олимпе женщиной.
Но в 1949 году Тель-Авивский музей устроил ее персональный проект, показав 37 скульптур, и она год не уезжала из Израиля, чтобы  закончить монумент в память о героях Эйн-Гева и сделать портрет Давида Бен-Гуриона. И еще раз, там была семья — весьма заметная в только что созданной стране, в истории которой, помимо Ханы, остался ее старший брат Цви Нишри (Цви Нишри-Орлов), один из основателей спортивного движения в Палестине и когда-то лидер местных скаутов. Он был первым учителем физкультуры в той самой гимназии «Герцлия», где начинала преподавать еще перед Парижем юная Хана. А ее племянник, сын сестры Мирьям, генерал Рафаэль Эйтан, стал главным героем Войны Судного Дня, а позже известным политиком. Она была, что называется, укоренена в этой земле, которая ее признала. Вряд ли кого-нибудь там выставляли в 1950-1960-х чаще, чем Хану Орлову. И в 1968-м в Израиле собрались устроить ее юбилейную, к 80-летию, ретроспективу, на которую она и прилетела. Но в аэропорту почувствовала себя плохо и 18 декабря умерла, так и не увидев выставку, посвященную ей.
Ирина МАК

 

Амадео Модильяни. Шарж с надписью на иврите: "Хана - дочь Рафаэля".

 

Хана Орлофф. Курящий трубку

 

Портрет сына на выставке в Москве
Фото: Ирина Мак

 

 

На выставке в Москве
Портрет Александра Яковлева. 1921 год
Фото: Ирина Мак



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции