Спаситель Вариан Фрай

В самом начале 1940-х, работая в Марселе сначала в своем гостиничном номере, позже в небольшом офисе, Вариан Фрай спас от нацистов сотни артистов, писателей, музыкантов, композиторов, ученых, философов, интеллектуалов и их семьи – с риском для собственной жизни он отправлял их в США. Фрай был одним из всего пяти американцев, признанных Музеем «Яд ва-Шем» «Праведником народов мира» - он рисковал всем для спасения других, не имея никаких личных связей с теми, кого спасал.
В 32-летнем возрасте он сам вызвался поехать во Францию от Комитета экстренного спасения – специальной группы американских интеллектуалов. Группа эта была создана в 1940 году для распределения экстренных американских виз европейским художникам и мыслителям, которым грозила опасность. Американский госдеп поначалу поддержал инициативу комитета, но постепенно отвернулся от него, отдав предпочтение своим предполагаемым союзникам из «неоккупированного» пронацистского французского правительства. И до такой степени отвернулся, что способствовал аресту Фрайя и его изгнанию из Франции в 1941 году. 
Тем не менее за свои 13 месяцев в Марселе Фрай смог спасти 2000 человек, включая отобранный список самых ярких звезд европейской культуры. Вот лишь немногие из них: Ханна Арендт, Марсель Дюшан, Марк Шагал, Макс Эрнст, Клод Леви-Стросс, Лион Фейхтвангер, Андре Бретон.
До недавнего времени я ничего не слышала о Фрайе, хотя благодаря ему и его коллегам эти выдающиеся художники и интеллектуалы не только были спасены, но и кардинально повлияли на культуру Америки.
И вот я ехала через Лос-Анджелес, чтобы увидеть бывшие дома некоторых из этих знаменитостей – и встретиться с кем-нибудь из немногих американцев, слышавших о Фрайе.
«Мы отдаем дань Праведникам, чтобы потом их игнорировать. О них не написано выдающихся книг, нет глубоких исследований, отвечающих на вопрос, что заставило этих людей сделать то, что они сделали», - сказала я Пьеру Саважу, кинематографисту, который последние 14 лет работает над документальной лентой о Вариане Фрайе.
Бородатый очкарик в красной рубашке поло, он скорее был похож не на французского киношника, а на американского папашу, который только что отправил свою дочь в колледж. Саваж убежден, что истории о спасителях времен Холокоста, должны быть не только вдохновляющими, но и наставническими – чтобы, изучая жизнь этих выдающихся людей, мы становились чуть больше на них похожими. Удивительно, но это редчайшая точка зрения. В 1984 году Саваж помог организовать международную конференцию Праведников под председательством Эли Визеля. 
«Мы привезли всех этих «Праведников народов мира» в Вашингтон, - вспоминал Саваж. – В перерывах между заседаниями они стояли в фойе в полном одиночестве, лишенные всякого внимания исследователей. Никто не говорил с ними, не общался. Как исследователей могут не восхищать эти люди?»
Саваж – директор (и владелец) Института Вариана Фрайя, некоммерческого архива «Фрайана», как он его называет. Теплым зимним утром он пригласил меня в «институт», который оказался маленьким кабинетом, забитым полками со скоросшивателями - свидетельством зависимости, граничащей с манией. Коллекция Саважа включает все – от копий писем Фрайя и учебников, которые он писал для аналитического центра по связям с общественностью, до стихотворения, написанного им по-французски незадолго до смерти. Но основная часть «Фрайаны» хранится на компьютерах. Это видеозаписи продолжительностью в несколько тысяч часов: снятые Саважем интервью практически с каждым человеком, который когда-либо работал, общался, просто был рядом с Варианом Фрайем или хотя бы слышал о нем.
Восхищение спасителями, которое испытывает Саваж, отчасти связано с тем, что он обязан им жизнью. Он родился в 1944 году в Ле-Шамбоне, во Франции, в деревне гугенотов на юге центральной части страны, где целый город, вслед за местными лидерами протестантского духовенства, организовали молчаливый «заговор во благо», как назвал его Саваж - они укрывали евреев от нацистов. Родители Саважа были в числе тысяч евреев, которых прятали праведники из Ле-Шамбона. Его фильм 1989 года «Оружие духа» - документальная лента об этой деревне. Она стала учебным пособием, которое я смотрела на уроке французского в старших классах. Как позже узнал Саваж, его родители отправились в Ле-Шамбон после того, как в спасении им отказал Вариан Фрай.
«Яд ва-Шем» воздал почести Фрайю через 30 лет после его смерти; в его родном городке Риджвуд в Нью-Джерси есть улица его имени, как раз недалеко от моего дома. Но с точки зрения Саважа, такое признание мало значимо до тех пор, пока мы не пытаемся понять, что двигало людьми типа Фрайя. 
«Много лет назад в Нью-Йорке я прочитал о парне, который упал в метро на рельсы, и какой-то мужчина спрыгнул вниз, чтобы его спасти, - рассказал мне Саваж. – Когда его спросили, почему он это сделал, тот ответил: ‘А что я еще мог сделать? Поезд был на подходе’. Для многих это-то как раз и было бы причиной, чтобы не прыгать.
Художественная литература и театр дают искаженное представление о том, как думают спасители. Писателям нужен нарратив, вот они и показывают, как эти люди сражаются с самими собой, мучаясь тем, как поступить. Но спасители на самом деле не сомневаются и не мучаются выбором. Они действуют автоматически, мгновенно, по ситуации. Когда они говорят, что их поступок не был чем-то значимым, мы думаем, что они скромничают. Но они искренне не видят в этом ничего особенного».
Исследуя события в Ле-Шамбоне, Саваж развил свою собственную теорию о праведниках: они счастливые, уверенные в себе люди, прекрасно понимающие, кто они есть. «Я никогда не встречал несчастного спасителя, - восклицал Саваж. – Эти люди ясно осознают себя: кто они, что они любят, что ненавидят, что ценят - и это дает им твердую почву под ногами, позволяющую оценивать ситуацию». Он рассказал, какое вдохновение получали люди Ле-Шамбона от своей протестантской истории и веры, а потом стал показывать свои интервью с коллегами Фрайя, знакомить меня, пусть и после их ухода, с несколькими удивительно тонкими, яркими и искренними американцами. Все они действительно производили впечатление счастливых людей, глубоко осознающих себя.
Единственный человек, не подпадающий под его определение - Вариан Фрай.
Долгое время от историй про спасение периода Холокоста мне становилось не по себе. И не в последнюю очередь потому, что статистически доля их была ничтожной, как и вообще доля историй переживших Холокост. Когда мне было 23 и я только начинала работать над диссертацией по идишу, я плохо понимала мир, в который вхожу. Этот мир был очень далек от того, что преподавали нам для понимания американской культуры, в которой счастливый конец настолько ожидаем, что даже наши истории о Холокосте как-то должны искупаться. В литературе о Холокосте, написанной на идише, языке культуры, благополучно уничтоженной, не найти размышлений о доброте незнакомцев. Вместо этого - тоска, ярость, мотивы мести. Истории о христианских спасителях больше годятся для американских аудиторий, поскольку, будучи реальными историями, они хорошо ложатся на привычные каноны американской художественной литературы. Подавляющая реальность неотмщенного убийства невинных – реальность, зафиксированная в культуре, которая была в действительности уничтожена, – не слишком годится для Голливуда.
Но в отличие от крестьян Ле-Шамбона, Вариан Фрай был мне странным образом знаком. Не только потому, что он был юным американцем, а потому, что он относился к тому типу молодых американцев, которых я знаю лучше всего. Как и я, он вырос в спальном районе северного Нью-Джерси; закончил Гарвард в 1931 году – за 68 лет до того, как Гарвард закончила и я. На фотографиях он выглядит очень похожим на парней, с которыми я училась в колледже: худой, угловатый, немножко нелепый красавчик; он носил модные по тем временам очки и аккуратно завязанные галстуки, что было безуспешной, но милой попыткой казаться крутым. Его личные письма, которые я прочла в отделе редких книг Колумбийского университета, хорошо написаны, но небрежны по тону, они полны остроумных отсылок к занудным вещам. Если бы он не умер полвека назад, мы могли бы приятельствовать.
А еще жутко знакомыми мне были - его мотивации.
Дара ХОРН, Tablet Jewish Magazine

В недавно вышедшей книге «Люди любят мертвых евреев» Дара Хорн более полно и многогранно рассказывает историю миссии Вариана Фрайя, его жизни после нее и, кажется, необъяснимого молчания им спасенных.