ОБЫКНОВЕННАЯ РАХИЛЬ

 Майя Немировская, Владислав Шницер
 24 июля 2007
 4128
— Как вы думаете, сколько ей лет? — спросила нас приятельница, указав на идущую впереди даму в ладной канадской дубленке, модной норковой шапочке и сапожках на каблуках. — Не более шестидесяти. Мы нагнали даму в дубленке, и приятельница представила ее нам: — Рахиль Шабад. Ветеран Отечественной войны, военврач. Интереснейший человек
— Как вы думаете, сколько ей лет? — спросила нас приятельница, указав на идущую впереди даму в ладной канадской дубленке, модной норковой шапочке и сапожках на каблуках. — Не более шестидесяти. Мы нагнали даму в дубленке, и приятельница представила ее нам: — Рахиль Шабад. Ветеран Отечественной войны, военврач. Интереснейший человек. — Обыкновенная Рахиль, — рассмеялась та в ответ. На счастье — Я — третий ребенок из пяти в семье инженера Хаима Карписа из Екатеринослава (ныне Днепропетровска). Когда я родилась, отец воскликнул: «Какая красивая девочка! Назовем ее красивым именем Рахиль («Овечка» — ивр.). Чтобы она была счастлива на всю жизнь!» На всю жизнь счастья не хватило... На «штурм» Москвы После революции многие молодые евреи и еврейские семьи с детьми ринулись за лучшей долей в крупные города, где при царизме жить им запрещалось. Наша семья «штурмовала» Москву. Отец окончил МИСИ и работал на строительстве жилых домов. Тот же институт окончили сестра Эсфирь и старший брат Евсей — впоследствии известный ученый, профессор, академик. Младшая сестра Маара после окончания МАИ вместе с мужем работала у Главного конструктора Артема Микояна. Я училась во 2-м Московском мединституте, стала хирургом. Как видите, отец не зря повез детей в Москву. А завтра была война Меня война настигла в Вышнем Волочке, в больнице которого мы, студенты 4-го курса 2-го ММИ, проходили практику. С трудом добравшись до Москвы, явились в военкомат, и нас призвали в армию. Хирургом, капитаном медслужбы я прошла вместе с армейским полевым подвижным госпиталем Брянский, Волховский, Центральный, Белорусские фронты, а затем и 1-й Дальневосточный. Так что последние курсы института я заканчивала в боевой обстановке. Со скальпелем и автоматом На Брянщине наш госпиталь, двинувшись на восток за отступавшей армией, вынужден был оставить на прежнем месте отделение нетранспортабельных с тяжелыми ранениями груди и живота. За главного — я, и.о. начальника отделения. Со мной медсестра, две санитарки, шофер и солдат-ездовой. Неожиданно за лесом послышалась стрельба, приближавшаяся к нам. Только мы заняли круговую оборону, как в небе раздался шум мотора и подле наших палаток приземлился «У-2». Летчиком оказался бывший курсант летного училища Толя Киселев. Толя связался с командиром, доложил обстановку. Вскоре прилетела целая эскадрилья «У-2» и вывезла всех раненых. Нагнав на машине своих, я доложила начальнику госпиталя Иванову, замечательному хирургу и добрейшему человеку, об эвакуации. Поначалу ему попало за мое самоуправство. «Что поделаешь, моих девок с неба видать», — отшучивался он. Но когда выяснилось, что деревушку, где мы оставались, заняли немцы, меня наградили медалью «За боевые заслуги». «Плачьте, плачьте, меньше писать будете» — Плакали? Еще сколько! Помню, в 44-м после форсирования Днестра мы заняли под госпиталь здание школы. Освещение — керосиновые лампы и свечи. Парты затащили на верхний этаж. И там упала лампа. Начался пожар. Предстояло не только потушить, но и скрыть происшествие от раненых, избежать паники. Водой, шинелями сбили занявшееся пламя. Вскоре расследовать «ЧП» приехало большое начальство. Я докладываю. И вместо того чтобы рассказать, как потушили пожар, твержу: «клала» да «клала». То есть распоряжалась укладкой раненых. Начальство смеется, а у меня от обиды слезы по лицу, испачканному сажей. Не выдержала: «Не стыдно?! Мы столько пережили, на ногах еле держимся, а вы...» — и в рев. Наградили нас тогда. Меня орденом «Красной Звезды». А позже орденами «Отечественной войны» II и I cтепеней. «Сопливым девчонкам жизнь не доверяю» Мне было двадцать три, а выглядела восемнадцатилетней. Сколько недоверчивых взглядов испытала на себе, когда брала раненых на операцию! Как-то в районе Речицы с ранениями обеих ног в госпиталь поступил полковник Петр Желамский — командир 20-й Сталинградской истребительно-противотанковой артиллерийской бригады. Красавец мужчина, лет 37-ми. Я, в то время помощник ведущего хирурга госпиталя, осмотрев полковника, поняла: необходима срочная операция, чтобы избежать газовой гангрены и сохранить ноги. Доверить операцию «сопливой девчонке», как назвал меня полковник, он категорически отказался. Но начальник госпиталя настоял на своем: «Еще спасибо ей скажете». Перед отправкой в тыл полковник сделал мне комплимент: — У вас, доктор, имя такое же красивое, как вы сами, очень необычное — Рахиль. — Древнее имя, так звали прародительницу еврейского народа, — пояснила я. Оказавшись позже в Москве, Желамский зашел к моим родным, передал им от меня привет. «Спасибо вашей дочке, хожу на собственных ногах», — поблагодарил он. Не забывай, ты — еврейка! — Антисемитизма на фронте я не чувствовала. Но после войны, вернувшись в Москву... Завкафедрой грудной хирургии Московского мединститута академик Б. Линдберг сказал: у меня десять вакантных мест. Взял бы вас хирургом, но... То же ответил и известный нейрохирург профессор И. Иргер. Не побоялся неприятностей только главный врач Бассейновой больницы Б. Жодзинский, принял меня хирургом в свою больницу. И пришла любовь — Нет, не на фронте. Там было не до нее. Да и коллектив девичий. Начальник госпиталя Александр Иванов и главный хирург Петр Ильинов казались нам, двадцатилетним, древними стариками, хотя им не было и пятидесяти. Любовь пришла после окончания войны, когда я уже работала в Бассейновой больнице в Москве. Моим избранником стал прошедший войну инженер Юрий Шабад. От первого брака у него росла восьмилетняя дочка Наташа. Мы подружились с ней. И сегодня, когда я осталась совсем одна, Наташа мой единственный верный друг. Счастье было недолгим Называя меня Рахилью, отец предсказывал мне счастье на всю жизнь. Увы, он ошибся. В 1976 году умерла от рака моя единственная дочурка Сонечка, ей шел 22-й год. Я, врач-онколог, проглядела страшную болезнь у родной дочки! Шесть лет спустя умер и мой муж. Я ежедневно ездила на кладбище и молила Б-га, чтобы он взял меня к себе. Жизнь более не имела смысла. Я превратилась в воплощение горя. Была ли я в таком состоянии вправе лечить людей, обремененных собственным горем, нуждавшихся в поддержке? И я оставила работу. Мне было 65 лет. Пока живу, я женщина — Эту мудрость француженок я поняла с возрастом. Вот вы оба исподволь с удивлением поглядываете на мой легкий макияж, яркую модную кофточку... Старость, поверьте мне, сама по себе страшная гадость. Морщины, противные складки, темные пятна на лице, руках, дряблая шея, «бульдожий» подбородок — кошмар. Зачем же портить настроение окружающим? Не лучше ли полюбоваться моей кофточкой, аккуратной прической, неброским макияжем, туфлями на высоком каблучке, чем воротить нос от согбенной старушечьей фигуры в бесформенном, подпоясанном веревкой балахоне? Горе от этого меньше не становится. Земля обетованная Когда начали налаживаться дипломатические отношения с Израилем, в Москву, в Советский комитет ветеранов войны, приехала делегация ветеранов-израильтян во главе с Генеральным секретарем Израильского союза инвалидов войн Авраамом Коэном, бывшим советником в посольстве Голды Меир. Мы создали израильскую группу по связям с ветеранами войны, и вскоре я вместе с делегацией оказалась на Земле обетованной. Авраам Коэн, зная о моем горе, повез меня в Иерусалим к Стене Плача. Наверно, все камни Стены пропитаны моими слезами. А потом мы с Авраамом отправились в музей Яд ва-Шем. И когда я увидела комнату с фотографиями несметного количества детской обуви, снятой с еврейских детей перед тем, как их голышом заталкивали в печи Освенцима и Дахау, потеряла сознание. Очнувшись, почувствовала, как мое личное горе словно слилось с общим горем моего народа. И поняла, что я, еврейка, еще ничего для него не сделала. С той поры по сегодняшний день я отдаю все свои, пусть далеко не геркулесовы силы работе в группе по связям с израильскими ветеранами войн в Российском комитете ветеранов войны. Почти ежегодно бываю в Израиле, встречаюсь с военными ветеранами — бывшими советскими гражданами, воинами Армии обороны Израиля, гражданской молодежью, выступаю на фабриках, заводах, рассказываю о великой битве с фашизмом в годы Отечественной войны, о подвигах воинов-евреев, о жизни ветеранов в современной России. Посчастливилось и помочь поистине легендарному человеку, ветерану войны, тельавивцу Семену (Сендеру) Коварскому в создании уникальной видео— и фонотеки рассказов ветеранов. Вот так и живу я, обыкновенная россиянка-еврейка, которой Г–сподь ниспослал долгую жизнь, но очень мало лет отвел на личное счастье.


Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции