Член крошковой команды

На правой стороне улицы Чехова, в ста метрах от Садового кольца с довоенных времён находилась пекарня, где пекли и продавали горячие бублики стоимостью 6 копеек штука. Эта точка была очень популярна. Здесь же была остановка 27 трамвая, который пересекал всю Москву с юга-запада на севера-восток. Так вот, во время остановки многие мужчины успевали сбегать и купить бублики. Вагоновожатые обычно терпеливо ждали их возвращения. До войны то же самое делал и мой отец, но с войны он пришёл без ноги и бегать за бубликами уже не мог, а в 1947 году мы переехали в дом, находящейся в пяти минутах ходьбы от пекарни и за выпечкой всегда ходил только я. 

Кроме известных всем керосинки и примуса, в конце 30-х годов появилось новое изобретение – керогаз. Он просуществовал до 1953 года.
Отличался большим КПД и совершенно новым принципом работы: бесфитильное горение испарённого жидкого топлива. Стоил он дороже примуса и керосинки. Соседи в нашей коммунальной квартире очень гордились своим керогазом. Наша семья смогла его приобрести только в 1946 году. 
В каждом городе, думаю, даже в каждом населённом пункте, обязательной принадлежностью была керосиновая лавка. Обычно она располагалась в старом, отдельно стоящем кирпичном здании, почему-то всегда низком, как бы вросшим в землю. Многие писатели и поэты упоминали ее в своих произведениях. Например, И. Бродский:
«Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной 
печальный дворник круглолицый…»
Наша лавка находилась на Каретном ряду, почти на пересечении с Бульварным кольцом. После войны и до самого её закрытия ходить в керосинную лавку было поручено мне. Мне нравился запах керосина, а продавец знал моего отца и приветствовал меня каким-то особым взмахом руки. Он всегда сидел возле железной бочки с керосином. Я ни разу не видел его в другой позе. Казалось, что он припаян к своему стулу. Он наливал мне керосин с избытком, до краёв моего бидончика. Когда началась газификация Москвы, керосинную лавку закрыли и в её помещении открыли магазин устаревших армейских атрибутов и одежды, оставшихся от войны. Там ещё долго пахло керосином. Я часто заходил туда, с интересом разглядывая военный товар. Примерно в 1953 году магазин закрыли, а строение снесли. 

До газификации Москвы (1947–1950) отопление в Москве было в основном дровяное, иногда угольное. Исключение составляли многоэтажные дома, которые топились из котельных, но их было не так уж много. Талоны на дрова выдавал управдом, получали их на дровяных складах. Наш находился на Садово-Самотёчной улице, примерно там, где сейчас здание ГАИ. Дрова привозили на телегах за свой счёт. Извозчики охотно брались за доставку, но сначала всегда завышали цену. Впрочем, потом соглашались на общеизвестную. Торговались они больше по привычке, чем для дела.

До 1953 года трамваи в Москве были без дверей. Часто этим пользовались мальчишки. Они вспрыгивали в вагон и выпрыгивали из него на ходу, показывая этим свою удаль. Хотя я был довольно послушным ребёнком, но не мог показаться трусливым и принимал  участие в этом опасном озорстве. Какой-то добрый человек из нашего двора случайно стал свидетелем моего «геройства» и доложил  маме. Она была настолько возмущена, что попыталась выпороть меня ремнём. Но опыта у неё не было, и ремень скользил по моей попе, не причиняя никакой боли. Тем не менее трамвайными подвигами я больше не занимался. Что касается взрослых мужчин, то они часто пользовались отсутствием дверей, таким образом сокращая остановки, которые были довольно далеки друг от друга.

С самого начала войны и до 1947 года хлеб продавался только по карточкам в очень ограниченном количестве. У нас с мамой были две карточки – детская и для служащих. Хлеба по ним нам никогда не хватало.
В результате я пристроился к группе ребят, получивших привилегию собирать крошки после окончания рабочего дня булочной. Крошки образовывались естественным путём, так как целую буханку или батон купить было невозможно и их резали на несколько частей. В нашем распоряжении было несколько булочных в округе. Кому дать эту привилегию, а кому нет, определяли продавщицы. Крошки довольно серьёзно решали нашу хлебную проблему. Надо сказать, что члены привилегированной группы были взаимно вежливы и никогда не враждовали, вероятно из страха быть исключёнными из «крошковой» команды.

До денежной реформы 1961 года стоимость одного разговора по таксофону стоила 15 копеек. После реформы – 2 копейки. Так как деньги меняли 1:10, то ясно, что один звонок подорожал на треть. Таким образом двушка, то есть 2 копейки, стала дефицитной монетой. А до реформы такой монетой была пятнашка, то есть 15 копеек. Одновременно с хлебными крошками эти же мальчишки занимались таксофонным промыслом. Заранее копилось большое количество пятнашек. Задолго до закрытия собирались в булочной, где ещё с довоенных времён находился таксофон. К нему, как всегда, была очередь. В связи с низким качеством таксофонов, куда монеты часто проваливались ещё до начала или во время разговора, в очереди начиналось волнение из-за отсутствия пятнашек. Продавщицы в сговоре с мальчишками никому ничего не меняли. Тут наступала наша очередь. Мы продавали пятнашки дифференцированно – военным по рублю, штатским по 50 копеек, женщинам по 30 копеек. Граждане никогда не возражали и кроме благодарности ничего не высказывали. 

Продовольственные карточки просуществовали с 1941 по 1947 год.
Независимо от категории, в них были талоны на водку и табак. Это имело для нашей семьи исключительное значение, так как водка и табак нам были не нужны, но их можно было обменять на любое другое продовольствие.
Ежемесячно в день выдачи карточек у нашей квартиры толпились претенденты на обмен. Мне было 8 лет, и в основном процедурой обмена и отовариванием этих талонов, не только своих, но даже некоторых соседей занимался я.

С 1941 по 1947 год учителя распределяли среди учеников талоны на одежду – в основном на обувь и пальто, без которых зимой невозможно добраться в школу. Обычно на класс давали 2-3 талона в декаду. Происходило это так: всех, одетыми в пальто, выстраивали в ряд, и учитель внимательно и не по одному разу всех осматривал, выбирая двух-трёх учеников с наихудшими показателями по верхней одежде и обуви, и отдавал им талоны. Правда, ещё существовали толкучки, но цены там были невообразимые, не известно на кого рассчитанные. Лично я дважды получал талоны на обувь и один раз на зимнее пальто. Но в магазине нам выдали шубу из светлого искусственного меха. Уже дома мы обнаружили, что она застёгивается на женскую сторону. Но кого это могло волновать, если зимой в шубе было тепло?

Однажды во время эвакуации мы с мамой перебирались из одного города в другой, и получилось так, что небольшую часть дороги проехали «автостопом» на военном грузовике. Нас разместили в кузове вместе с группой женщин, которые ехали в том же направление, что и мы. Мне было уже 6 лет, и, как все мальчики, я увлекался машинами и знал все немногочисленные марки легковых и грузовых автомобилей, выпускаемых в СССР. Я сразу понял, что мы едем на «полуторке» ГАЗ-ММ. Но каково было моё удивление, когда рядом с кабиной водителя я увидел металлическую печку. Мы ехали по лесной дороге. Спустя некоторое время шофёр вместе со своим напарником вышли из машины и стали топорами рубить в лесу сухие ветки. Они побросали их в горящую печку, и мы поехали дальше. Потом я ещё несколько раз видел такие машины на дровах, а уже учась в школе, прочитал, что эти машины вместо бензина работали на генераторном газе, получаемом от сжигания дров. Они были достаточно популярны, а иногда просто незаменимы во время войны. А сегодня я прочитал, что единственная страна, где до сих пор ездят машины на дровах – это Северная Корея.
С 1943 по 1954 год школы были раздельными – мужские и женские.
Чем было вызвано разделение и последующее объединение школ, непонятно. До седьмого класса нас это не волновало, но потом был организован кружок танцев. Руководил занятиями пожилой танцор из кордебалета театра оперетты. К нам в школу стали приходить девочки из соседней женской школы. Изучались только бальные танцы, такие как вальс, мазурка, падепатинер, падеграс. В девятом классе начались совместные вечера, которые в 1970-х годах назвали бы дискотеками. Музыку организовывали сами ученики через школьный радиоузел. Такие танцы, как танго или фокстрот, были категорически запрещены. Однажды умники-радиолюбители врубили танго. Одна пара отважилась на танец. Через пару дней оба были исключены из комсомола.
Медицина в СССР была общедоступной и бесплатной. Действовала обязательная ежегодная диспансеризация. Объекты здравоохранения были скромными, иногда бедными, но всегда чистыми и с внимательным персоналом. Система, внедрённая ещё до войны профессором наркомом Н. А. Семашко, в 70-е годы стала терять свою эффективность и к моменту распада СССР развалилась окончательно. В бюджете страны много тратилось на оборонку, а медицине доставались лишь крохи. К тому же медицина была не вполне и не всегда бесплатной. Когда встал вопрос о повышении зарплаты врачам, Сталин был против. Он сказал: «Хорошего врача народ прокормит». Действительно, врачам дарили кофеты, духи, коньяк, что было совершенно неадекватной заменой денег, которых врачам всегда не хватало. 

С появлением чёрно-белого  телевизора «КВН-49» в 1949 году можно считать, что телевидение в СССР стало относительно массовым явлением.
В первые годы телевизоры могли приобрести далеко не все. И появилась такое странное обыкновение, связанное в основном с тем, что 90% семей жили в коммунальных квартирах – соседи каждый вечер приходили смотреть телевизор в комнату счастливых обладателей телека. Первое время спрашивали разрешения, а затем приходили просто так, и не только вечером, а и в другое время, если были интересные передачи - например, парад на Красной площади, важнейшие футбольные матчи и т.д. Являлись со своими стульями, иногда со своей снедью и напитками. Это положение длилось примерно 10 лет, пока не начали выпускать другие марки телевизоров, ставщие более доступными (примерная стоимость 120 рублей – обычная пенсия служащего), и походы к соседям постепенно сократились.

В начале 50-х годов в Москве появились автоматы  с газированной водой. Стоимость стакана воды с сиропом – 3 копейки, без сиропа – 1 копейка. С этими автоматами были сплошные проблемы: монеты иногда проваливались, наблюдался недолив сиропа, вода наливалась неохлаждённой, часто автоматы вообще не работали. Но самой большой проблемой было исчезновение стаканов. Хозяева автоматов не жадничали, с утра стаканов было в избытке, но уже к 11 часам они исчезали окончательно (в 11 часов утра –начиналась продажа алкоголя). Многие приходили пить воду со своей тарой. Кстати, со своей тарой ходили за пивом, квасом, молоком, сметаной и многим другим.

Я помню два обмена денег в СССР, в 1947 и 1961 годах (третий, в апреле 1991 года, не в счёт). Оба были схожи тем, что меняли деньги 1:10. Было много нюансов, в основном связанных с вкладами в Сбербанк. Мне больше запомнился второй обмен из-за того, что прошёл слух, будто разменная монета (мелочь) останется в своём номинале. Получалось, что любая монета в одно мгновение дорожает в 10 раз. Началась погоня за мелочью. Несколько последних дней до обмена сдачу в магазинах монетами не выдавали. В городском транспорте разрешали бесплатный проезд, лишь бы не давать сдачи мелочью. Надо сказать, что слух подтвердился лишь частично. При своём номинале остались только медные монеты. Стоимость городского транспорта в СССР не повышалась долгие годы почти до распада страны. Поездка, вне зависимости от длины пути, стоила в трамвае – 3 копейки, троллейбусе – 4, автобусе и метро – 5.
Билеты на поезд и самолёт продавались только в один конец. Как только пассажир достигал пункта назначения, он тут же озадачивался проблемой обратной дороги. В домах отдыха и санаториях были специальные работники, которые принимали заявки на обратные билеты. Уже на следующее утро после приезда отдыхающие выстраивались к ним в длинную очередь. Люди боялись остаться без билета и посвящали этой проблеме первый день отдыха. Прибывшим неорганизованно было гораздо сложнее. Касс по продаже билетов на транспорт было мало, перед ними всегда толпились люди, а билетов на нужный день, как правило, не было. В конце концов все как-то возвращались домой, но с большим трудом.

По личным причинам в 1968 году в течение двух месяцев на выходные дни я ездил в Ленинград. Каждый раз я заранее покупал билет на самолёт, естественно, в один конец. Я улетал в пятницу вечером, а возвращался поездом «Красная стрела» в субботу вечером. Билетов на поезд я не покупал по простой причине – их не было в продаже, но проводники этого поезда с удовольствием подсаживали пассажиров за наличные. Причём  стоимость никогда не превышала государственную. Что касается полёта в Ленинград, то он был максимально комфортным. За полтора часа до вылета я приезжал в аэровокзал на Ленинградском шоссе, проходил незатейливую регистрацию (без документов и без проверки багажа) и садился в автобус, который подъезжал в Шереметьево прямо к трапу самолёта. Все время в пути от моего дома в Москве до аэропорта Пулково в Ленинграде занимало 2 часа 45 минут. 
Сейчас это совершено немыслимо.

В СССР купить квартиру было нельзя. Можно было только поменяться квартирой или комнатой с другими обладателями жилплощади. Сделать это можно было только при помощи государственных обменных бюро. Даже при согласии двух сторон произвести обмен было сложно. Требовалась масса документов и соблюдение специальных условий. Деятельность этих бюро была связана со взятками и другими мелкими преступлениями. Вокруг них всегда крутились нелегальные маклеры и разные тёмные личности. Обмен квартир постепенно превратился в большой теневой рынок.  В 1965 году появилась новая форма приобретения жилплощади – ЖСК (жилищно-строительный кооператив). Никаких задач по обеспечению населения жилплощадью она не решала. ЖСК строилось крайне мало, менее одного процента от общего ввода жилья.
Спортивные секции в СССР были бесплатные и легкодоступные. Например, я в 1952 году без знакомств, придя с улицы, записался в конькобежную секцию ЦСКА, самую серьёзную в то время. Тренером был мастер спорта, чемпион Москвы Е. Соболев. Начинал я кататься на своих «гагах». Через неделю мне выдали ботинки с беговыми коньками и чёрные рейтузы, которых в открытой продаже не было. Когда через два года я получил первый юношеский разряд, а следом третий взрослый, мне выдали новые беговые коньки, самые лучшие из сделанных в СССР. Если бы я занимался далее и получил первый взрослый разряд, то могла бы осуществиться мечта каждого конькобежца того времени – получить норвежские беговые коньки «Nordway», но по ряду причин я ушёл из секции, не дождавшись заграничного подарка. Ещё раньше в 1948 году в ЦПКИО им. Горького меня легко записали в теннисную секцию. Но когда я пришёл на первое занятие, то оказалось, что нужно иметь собственную ракетку. Где её можно купить, тренер и сам не знал. Он сказал, что ракетки не покупают, а достают. Мой папа плохо себе представлял, что такое теннисная ракетка и где можно её достать. На этом моя теннисная карьера закончилась, не успев начаться.

К праздникам по месту работы выдавали продовольственные наборы.
Состав набора был крайне дифференцирован. Руководители партийных, советских органов, министерств и ведомств получали наборы с очень дефицитными продуктами: икрой, севрюгой, балыком, коньяком и т.д.
Типовой набор для служащих состоял из банок печени трески и шпрот, палки копчённой колбасы, пачки чая со слоником, растворимого кофе и кое-чего ещё. Рабочие, как правило наборов не получали.

С 1961 года тариф на такси был определён в 10 копеек за 1 км.
Когда в 1977 году тариф повысили в 2 раза, то две недели на них никто не ездил. Они стояли вдоль улиц длинными очередями, и все увидели, как много в Москве такси. Но уже через пару месяцев все забыли о прежней цене и такси стало дефицитным как прежде. Заказать такси по телефону казалось невозможным, хотя некоторые особо упорные пассажиры этого добивались. На стоянках такси всегда были длинные очереди. Можно было остановить проезжающее такси, но, если водителю не нравился предложенный маршрут, он говорил, что едет в таксопарк и быстро уезжал. По этому поводу ходило много шуток, часто эту тему использовали конферансье в своих скетчах и фельетонисты в своих сочинениях. С самого начала появления такси в Москве в 1907 году, считалось, что у таксиста всегда можно достать алкоголь, познакомиться с женщинами легкого поведения и тому подобное.
Яков ГЕЙЦЕР
(Продолжение в следующем номере)