ГОРЕ

Когда случилось это горе и стало ясно, что никакого интервью уже никогда не будет, и о чем теперь ни пиши, получится некролог, я бросилась в Интернет — выловить все, что можно, о живом Вахнюке. Из трех сотен ссылок примерно двадцать оказались текстами песен, десять упоминали Бориса Савельевича по причинам, не имеющим к нему прямого отношения. Нашлось два интервью. Остальное — сводки из хроники происшествий российских и зарубежных новостных лент. Смерть вытеснила все, кроме стихов. Пройдет какое-то время, и в Сеть начнут стекаться воспоминания, скрупулезно собранные друзьями и знакомыми, — наверно, их наберется на большую книгу. Все домашние записи, все старые пленки будут бережно оцифрованы, восстановлены, вновь пропеты. В утешение живым останется ими же созданный образ, может быть, даже схожий с оригиналом. После смерти судьба барда переходит в область мифов — это непреложный закон: раз уж человек всю жизнь посвятил неосязаемой стихии слова, то стоит ли удивляться, что и сам он однажды становится метафорой, крылатой фразой, надписью на обложке посмертного сборника? Поэзия всегда больше поэта, как море больше моряка. Стихам Бориса Вахнюка вообще была близка водная стихия: и Волга расплескивалась у лица, и вагон плыл, как "Наутилус", и свобода представлялась потоком, смирившимся с необходимостью моста. Он был поэтом "текущего, поящего, испаряющегося, торопящегося, топящего". Вода, плещущая рифмой, — неуловимое вещество времени. Теперь его стихотворные реки впали в море вечности. Он уплыл, а мы остались на берегу, мучительно ощущая свою сухопутную беспомощность, невозможность пуститься вслед. Это нам — не ему — нужны сейчас обрывки событий, кусочки разговоров, каждый клочок памяти. Он стоял у истоков бард-движения. Песни Бориса Вахнюка прочно перешли в разряд народных, как, например, знаменитая "Проводница". Сочинять он начал еще в студенчестве: на истфак Московского государственного педагогического института его привели, по-видимому, гены: мама была учительницей начальных классов. В школе, правда, он так и не осел: как многие выпускники МГПИ (до сих пор, кстати, сохраняющего славу альма-матер российского бард-движения), пошел в журналистику. Работал на радиостанции "Юность", вместе с Визбором делал музыкальный журнал "Кругозор", писал сценарии, тексты к киножурналу "Хочу все знать". Сочинял стихи. Объездил полстраны: в те времена легки на подъем были истинные барды. Стихи рождались в дороге, у костра, вне обустроенного быта, в простоте и первозданности лесов — там, где душа освобождалась от гнета выверенных ролей, сбрасывала гнет усредненности, становилась собой.

...Все суетимся, делаем рубли, Жилье по райсоветам выбиваем, А вот ведь бескорыстными бываем От благ цивилизации вдали, В живом лесу, где ни одной из фраз, Рожденных в кабинетах, не прижиться, Где нас мудрее малая синица, И наши дети опытнее нас...

Из бардов "первой волны" мало кто сумел сколотить состояние. Борис Вахнюк долго ютился с семьей в тесной "хрущобе". Не секрет, что выручила его легендарная Алла Пугачева, сделав приписку к очередному письму барда на имя Лужкова. Минуя мэра, письмо вернулось было на привычные круги, но Алла Борисовна — человек решительный: при первой же возможности лично поведала мэру обо всей этой квартирной маяте. Через неделю Вахнюк получил ордер... Давным-давно, когда Борис был уже известным бардом, а Алла — зеленой девчонкой, которую не очень-то хотели пускать на эстраду, их вместе с командой радиостанции "Юность" отправили в командировку по таежным углам — скрашивать суровые будни геологов и нефтяников. Вахнюк с Кусургашевым олицетворяли для Аллы романтику дальних странствий, при близком знакомстве оказавшуюся весьма специфической: маленький пароходик, холод, комары, мошка и прочий гнус. Однажды сквозь шум мотора она услышала реплику Вахнюка: "А наша рыжая-то — ничего, выносливая девица". Алла даже раскраснелась от волнения: больше всего она боялась, что эти люди сочтут ее неженкой. С Вахнюком Алла выступала в одном отделении. Поскольку рояль среди дикой природы имелся не всегда, ей пришлось кое-как освоить гитару и в случае необходимости самой себе подыгрывать в распространенной тогда дамской манере — мягко, одним большим пальцем. На пленке, записанной в "Юности", остались "Не гляди назад, не гляди" Евгения Клячкина и вахнюковские "Терема". Алла спела их под рояль. Позже, с измененной в стиле "новой волны" музыкой, "Терема" вошли в фильм "Пришла и говорю". К другим стихам Вахнюка Пугачева обратилась позже, готовя в 1995 году альбом "Не делайте мне больно, господа", — это была песня "Бежала, голову сломя". Из той первой поездки Алла привезла с собой белый полушубок — подарок геологов, насмотревшихся на ее жалкое пальтишко. "Ну, ты теперь просто барышня с "Крестьянки", — смеялся Вахнюк. "Надо было как-то прикармливать молодую певицу, которая не знала, куда ткнуться, — рассказывал он. — Поэтому мы ее пристраивали в выездные бригады. В Подмосковье концерт — ей дают номерок-другой. В колхоз поехала радиостанция — и ее с собой берут. Там, в сельском клубике под мою гитару или под чей-то аккордеон, под покашливания, лузгание семечек она и пела". В тех поездках у Аллы и Вахнюка вдруг обнаружилась любовь к рисованию: оба забавлялись шаржами друг на друга. Он изображал Аллу в поле и на сцене, она его — то с гитарой, то с футбольным мячом. Вахнюк превосходно играл в футбол, и Пугачева, ранее совершенно безразличная к спорту, обязательно приходила смотреть, как он носится по полю с мячом, и кричала, размахивая руками: "Борька, давай, давай! Забивай!" На похоронах Алла Борисовна плакала. Расторопные мои коллеги уже успели объяснить слезы Примадонны тоской по прежней любви, по крутившемуся некогда роману. Словно кроме лав стори не бывает других дел. Словно закапывать в землю кусок своей жизни, юности — не больно. Борису Вахнюку был 71 год: возраст, когда уже не раз довелось оглянуться назад, решая — что же останется? Оставались не только стихи — пятеро детей: вот след, который продлится. Олеся, Таня, Коля — единственный сын: Вахнюк вместе с ним ходил в походы. Директриса Колиной школы тоже оказалась выпускницей МГПИ, как и математик, — в две гитары они с Вахнюком к восторгу пацанов перепели весь свой институтский репертуар. И две младшие дочки — Полина и Сима.

Уморительно упрямы, Но самих себя добрей Тешат маленькие мамы Наших поздних дочерей... Сыновья растут у прочих — Миру воины нужны. Ну, а мы рожаем дочек, Чтобы не было войны.

Чтобы у барда, бродяги было пятеро птенцов, да еще не по свету разбросанных, а под боком, — большая редкость. Но семья для него была главнее всего: добрая половина его стихов посвящена поискам прочного дома, гнезда, места, где принимают и понимают. Вахнюк не относился к поэтам, лелеющим и оберегающим бесприютность как источник вдохновения. Вдохновенно воспевающий потоки, дожди, ручьи, он твердо стоял на земле, глубоко врастая корнями. ...Он помнил своего отца, не вернувшегося с войны. Помнил, как в оккупированном Путивле пацаны забавлялись, перебегая едва подернутый первым льдом Сейм, и чей-то крик: "Беги, а то утонешь!" И сам бежал, "раскинув руки, как крылья птица": так потом напишется. Из собственного осиротевшего детства, наверно, и выросла эта пристальная бережность к детству вообще. Лучшая из песен Бориса Вахнюка — "Песня об отце", завоевав лауреатство, стала классикой жанра. Из пяти его нитей на земле остались три. Поля и Сима ушли вместе с отцом. Не хочется писать — "погибли"; разве погибают капли дождя, родники, скрывшиеся в песке? Маленький Принц у Экзюпери разве погиб, вернувшись на свою планету? ...Первая книга стихов Бориса Вахнюка, изданная в 92-м в Одессе, называлась "До востребования". В те годы казалось, что участь письма, пылящегося в абонентском ящике, — это все, на что может рассчитывать поэзия в России. Впрочем, востребованности в масштабе страны не наблюдается и посейчас. Но — странное дело! — записные обитатели Сети, знать не знавшие ни о каком КСП, кликая в начале июня по ссылкам новостных лент, потянулись в форумы — порасспрашивать, кто такой Борис Вахнюк, чем он занимался, о чем писал, с кем дружил... Реки, впадающие в море, возвращаются с каждым дождем.

---

ПОДРОБНОСТИ Борис Вахнюк родился 16 октября 1933 года в селе Гришки Волковинецкого района Каменец-Подольской области Украины. Жил в Москве. Поэт, журналист, киносценарист. Член Союза журналистов России. Мастер спорта по футболу, увлекался водным туризмом. Лауреат конкурсов в Бресте (1965) и Москве (1966). Его "Песня об отце" — лауреат конкурса туристской песни II Всесоюзного похода молодежи по местам боевой славы. Вел цикл вечеров в ЦДРИ; передачи о бардах и с бардами на "Авторадио", на радио "Возрождение". 2 июня 2005 года трагически погиб — на пешеходном переходе Бориса Савельевича и его дочерей Серафиму и Полину сбила машина. Похоронен на Кузьминском кладбище.