«КАРДИОГРАММА» АЛЕКСЕЯ ДИДУРОВА

 Марина Гордон
 24 июля 2007
 8954
Легенда русского рока под крышей Еврейского культурного центра
Легенда русского рока под крышей Еврейского культурного центра. Алексей Дидуров — писатель, поэт, журналист уже более четверти века остается неизменной фигурой отечественного андеграунда. Его знаменитое рок-кабаре "Кардиограмма", созданное в конце 70-х, стало колыбелью нескольких поколений современных рокеров, бардов, поэтов. Здесь начинали Вячеслав Бутусов, Юрий Шевчук и Виктор Цой, Ольга Арефьева и Алексей Кортнев; в этих стенах звучали стихи в авторском исполнении Игоря Иртеньева и Виктора Коркия. Впрочем, никаких определенных стен у "Кардиограммы" не было. Со дня рождения кабаре ведет полулегальную жизнь кочевника-скитальца, трубадура, странствующего по извилистым, хитро переплетенным закоулкам города. Казалось бы, проект, не имеющий постоянной прописки в столице, обречен на гибель, однако "Кардиограмма" существует уже двадцать шесть лет. Сегодня кабаре обосновалось под крышей Еврейского культурного центра на Большой Никитской. О приключениях старейшей в стране творческой лаборатории читателям "Алефа" рассказывает сам отец-основатель. Эмигранты с Маяковской — Как мы очутились в ЕКЦ? Для начала нас выжили из "нехорошей квартиры", той самой, где Булгаков поселил Воланда с компанией. Ходили слухи, что городские власти собираются открыть музей, но я не верил, глядя, как дом с бешеной скоростью обрастает бутиками, ювелирными и меховыми лавками, ресторанами, игорными залами. Еще бы: центр, 15 минут до Кремля — не земля, а Эльдорадо! Риэлторы всех мастей зарились на заветные метры. Удерживало их лишь то, что формально квартира принадлежала Фонду Булгакова, который возглавляла Мариэтта Чудакова, самый крупный булгаковед с мировым именем. Чудакова нас и приютила, когда кабаре выперли из ЦДЛ: ей очень хотелось, чтобы в легендарных стенах оставалась хоть какая-то жизнь. Мы сделали ремонт. Я пригласил ребят из Школы театральных художников Татьяны Сельвинской, и они бесплатно оформили помещение. Каждый взял себе комнату и реализовался там в булгаковской теме на полную катушку, визуально и метафорически. Из совершенно убитой, ободранной квартиры получилось место, откуда не хотелось уходить, а вход в кабаре всегда был бесплатный. Мы собирались раз в неделю по воскресеньям. Увы, покровительство Совета по культуре длилось недолго — нас начали потихоньку выживать. Как выгоняли артистов — С тех пор как кабаре в 86-м вышло из подполья, его непрестанно сопровождает пристальное внимание родной милиции и бдительных граждан. Из доносов, которые мне довелось читать, можно было бы целую книжку составить. Помню один, особенно поразивший широтой авторского воображения. В нем сообщалось, что кабаре Дидурова — это "секта фашиствующих нудистов, алкоголиков и наркоманов", хотя у нас, между прочим, все двадцать шесть лет сухой закон. Если доносы не срабатывали, начинались визиты людей в форме. Правда, ОМОНовцы, призванные вышвырнуть нас из квартиры Мастера, сами прониклись интересом к происходящему, перевербовались и стали завсегдатаями кабаре. "Алексей Алексеевич, вы мне снитесь!" — признавался один командир милицейского наряда. Он-то шел брать очередной притон, думал увидеть шприцы, бутылки, девочек, бомжей. А тут поэты, барды с гитарами, кофе с бубликами — и хоть бы один пьяный! Убедившись, что милиция бессильна, власть предержащие решили нас попросту выкурить. В один прекрасный день вся квартира наполнилась противным вонючим газом. Дышать стало абсолютно нечем. Никто не пострадал, но я понял: все, надо уходить, чтобы не подставлять Чудакову и ее фонд. О врагах — Я долго не мог понять, кому мешает кабаре, за что нас ненавидят, пока Окуджава мне не разъяснил. "Вы сами по себе, — сказал он, — за вами никто не стоит, а тут подобного не терпят". Система, установленная в семнадцатом году "первым в мире правительством интеллигентов", исключала существование неформальных, незарегистрированных, неподцензурных объединений. Ленин, Троцкий, Дзержинский, Джугашвили, в юности писавший стихи, печатавшийся в журнале "Грузия", где редактором был великий Табидзе, — все они были образованными людьми. Им ли было не знать, что все начинается с живого, свободного слова? С самого начала власть методично истребляла потенциальных конкурентов. Если люди имеют что сказать друг другу на трезвую голову, они уже опасны. О друзьях — ЕКЦ — наша двадцать седьмая площадка, и лучшего места у кабаре еще не было. Здесь я обнаружил совершенно волшебных людей: за пять лет — ни одного конфликта. А пригласил нас первый директор центра Борис Рубинштейн, который когда-то у меня в подполье вместе с Тимуром Кибировым читал стихи. То ли из "Известий", то ли из "Комсомольца" он узнал, что нас опять выгнали, разыскал мой телефон, позвонил и сказал: "Ты меня принял, когда я никому не был нужен, а теперь приходи и живи у нас". Он совершил фантастически рисковый шаг: поселил кабаре без аренды, зная, что мы принципиально бесплатны, поскольку искусство и рвачество несовместимы. Миллионеры к нам не ходят. Аудитория кабаре — продвинутая московская интеллигенция от школьников до стариков, которые еще с Цветаевой чаи гоняли и на Брюсова в Политехнический бегали. Они нищие. Куда им податься? В телевизор смотреть страшно, в Большом — дорого. Выходит, кабаре — единственное место, где они могут найти что-то для себя. Еще к нам часто заглядывают иностранцы с Востока и с Запада, главным образом русисты, прицельно занимающиеся здешней культурой. А вообще жизнь в кабаре — почти детектив, никогда не знаешь, кого занесет. О цензуре — У нас никогда не было идеологических цензов, всегда шла чистая честная игра. Помню, пришел один замечательный поэт, изобретший к тому же собственную технику игры на гитаре, — профессионалы только языками цокали. Умница, талант, но нацист. Дома на книжных полках — полные собрания сочинений Гитлера, Розенберга, Макашова с Баркашовым… В одно из воскресений попал этот приятель на выступление Саши Фишмана, одареннейшего, энциклопедически образованного парня, который с первого дня работает в "АиФ", в бюро проверки. Саша — король имени, даты, факта, но главное, человек высочайшей поэтической культуры. И вот еврей Фишман читал стихи, а бард слушал, слушал, потом начал к ним музыку подбирать. Вечером они с Сашей к метро вместе отправились. Через полгода заглянул я к барду в гости — полки стоят пустые, ни Макашова, ни Гитлера. Фишман своей поэзией пробил его нацизм. О деньгах — Часть народа, выросшего в кабаре, перебралась на другие площадки, попала в бомонд, в круги шоу-бизнеса. Вспоминают и приветы передают все, но по воскресеньям больше не приходят: не хватает смелости, чтобы вернуться и посмотреть из своего нынешнего сытого благополучия в глаза себе вчерашнему. Чтобы выжить "наверху", нужно иметь предрасположенность к грязи, к крови, к насилию: там ведь и убивают нередко. Деньги — это суперсила, но ничего, кроме зла и разочарования, они не приносят. Будь у тебя хоть целый остров с заливом, личный самолет, счет в швейцарском банке, всегда найдется кто-то, у кого остров больше, самолет шире, банк надежнее. Меж тем все самое лучшее в жизни абсолютно доступно и абсолютно бесплатно. Разве мы луне платим за свет? Проплачиваем воробью каждый чирик? Тебя бросили, предали — а тут сидит живое маленькое существо и выдает свою песню, и лечит тебя своей красотой, живостью, свежестью. И ты вдруг понимаешь: обман, предательство, подлость — это все шелуха, нынче есть, завтра нет. Причем завтра наступит само, без всяких взяток! Не нужно ни денег, ни связей, ни ракет, чтобы черемуха цвела и девушки по улицам ходили. О счастье — Я очень рано понял, что сам себя сделать счастливым не могу. Да, я сочиняю, но есть Пушкин и Бродский. Глупо думать, что удастся затмить "Онегина" или "Письма к римскому другу". Когда человек пишет, на него спускается что-то свыше; если очень повезет, может спуститься нечто такое, чего ни у Пушкина, ни у Бродского не было, но в целом их вершин, конечно, не достичь. Женщины? О, это такая хитрая ловушка! Есть блондинки, брюнетки, рыжие… Любовь к каждой настолько эксклюзивна, что остановиться на одной раз и навсегда просто немыслимо. Счастье — это ощущение достижения, которое с женщиной невозможно в принципе. Только скажешь себе: вот оно, есть! — как из-за поворота выходит такая… Две самые достойные величины, эрос и творчество, не приносят счастья. А все остальное — деньги, власть, влияние — просто мусор. Единственная, последняя возможность быть счастливым — что-то делать для других людей, особенно для юных, потому что они носители надежды. Ждать от них чудес не имеет смысла, но помочь им стать действенными производителями радости и света можно. Пока их не съела энтропия, пока жизнь не растворила их, как кислота, научив подлости, рвачеству, паразитизму, они успеют сделать много доброго. А добро — оно передается, как вирус. Остальное от лукавого.


Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции