Эстафета доктора Геббельса

Сперва спустили на меня виршемарателя, наделенного каким-то лауреатством, но обделенного способностью к членораздельной речи. Он облаял меня за "клевету" на Владимира Даля, которого ритуалисты жаждут прихватизировать. До русских классиков сия свора особенно охоча: думают их именами облагородить собственное непотребство. Даля несут как знамя, размахивая приписанной ему "Запиской о ритуальных убийствах". А в моей книге показано, что Даль той "Записки" не составлял, пришита она ему фальсификаторами. Как не зарычать, если отобрали такую сахарную косточку! Когда фокус с Далем не удался, решили тем же способом отыграться на моей биографии: приписали мне чужую мерзопакостную книженцию. Пришлось снова ткнуть ритуалистов в их собственное дурно пахнущее болото. Но и этот урок не пошел впрок. И вот развернули фронт против "ритуальной" фамилии, полученной мною от предков. Первый наскок — "Стасика" Куняева — был оставлен без ответа, что, видать, и взбодрило раба Божьего Игоря Самина из "Руси православной". Я по-хорошему завидую Юрию Окуневу: детально зная родословную своей семьи, он с большой теплотой рассказал о судьбе ее нескольких поколений. Его книга — редкий документ, в котором живые люди соотносятся с дыханием Истории. Один из ее героев, дед автора, Исаак Окунев, достойнейший человек, погибший в осажденном Ленинграде, был по профессии резником. Мой дед, Велв (Вольф) Резник, умер еще до Первой мировой войны, когда отец был ребенком, потому знаю я о нем очень мало, а о более далеких предках не знаю ничего. Могу только догадываться, что кто-то из них, живший в начале XIX века, действительно был резником. Тогда евреев в России наделяли фамилиями, часто фамилией становился род занятий. В детстве мне довелось вместе с матерью гостить в родном местечке родителей, и меня несколько раз посылали к резнику (шойхету) с купленной на базаре курицей. Я обмирал от страха, когда первый раз шел выполнять это поручение: кошелка в одной руке, зажатая рублевка в другой. О том, как забивают кур, я знал со времен эвакуации, когда мы жили в деревушке в Пензенской области. Вырывавшуюся с квохтаньем пеструху укладывали на пенек, брали топор и отсекали голову. Голова с розовым гребешком и разинутым клювом комочком скатывалась с плахи, а тушка, из которой хлестала темная кровь, судорожно бия крыльями, поднималась в воздух и описывала дугу, прежде чем плюхнуться в четырех-пяти шагах. Однажды хозяйка забила петуха — большого, сильного, она едва с ним совладала. Его обезглавленное тело, громко хлопая крыльями, пролетело шагов пятнадцать — больше половины двора. Этот мертвый полет птицы без головы я и представлял себе, тащась со своею ношей к резнику. Изба шойхета была неказистая, покосившаяся, такая же, как все соседние. Ко мне вышел сутулый старичок с седой бородой, в ермолке и несвежем фартуке. Он сел на скамейку, стоявшую тут же у крыльца, вынул из кошелки стреноженную курицу и, зажав ее коленями, сделал тонким ножом быстрый продольный надрез на шее. Курица дернулась и замерла. Когда стекла кровь, он подвернул ее головку под крыло и положил обратно в кошелку. Я разжал кулачок и отдал ему рубль. Не могу сказать, что в следующий раз я нес свою ношу к шойхету с легким сердцем, но такой напряженной жути уже не испытывал. Позднее узнал, что резники-шойхеты проходят особую выучку: они должны действовать так, чтобы животные испытывали как можно меньше боли. На бойнях, где забивают крупный скот, мне бывать не доводилось. Догадываюсь, что зрелище не из приятных, и отдаю должное умельцам ведомства Геббельса: они знали, что делали, когда заснятые на бойне кинокадры включали в агитки для нагнетания ненависти к "кровожадным иудеям". Меня восхитила наивная откровенность "раба Б-жьего" из "Руси православной": он не утаил, что познания почерпнул из нацистского фильма 1940 года, когда в гитлеровской Германии с особым напором готовилась почва для "окончательного решения еврейского вопроса". Научили "раба Б-жьего" Б-гу молиться, а имя тому "богу" — Геббельс. Убийство животных — вещь жестокая, но необходимая, ибо человек нуждается в мясной пище. Вопрос может идти о мере жестокости. Иудеи еще на заре цивилизации задумались над тем, как эту меру уменьшить. Соблюдение строгих правил забоя скота, употребляемого в пищу, исключило из жизни евреев некоторые варварские занятия, по сей день практикуемые повсеместно, например, охоту. Братьев наших меньших убивают оптом и в розницу, часто без нужды, ради забавы. Многие виды животных истреблены, другие — на грани истребления. Если бы все народы Земли следовали примеру религиозных евреев, то насколько богаче была бы природа, насколько меньше зла в мире! Мой предок, от которого пошла моя фамилия, занимался полезным и гуманным делом — не в пример братве, что засела в "Руси православной", "Нашем современнике" и иных подобных вертепах. Но если бы эти вегетарианцы лили свои рептильные слезы только по убиенным животным! Нет, они увязывают убой скота с "ритуальным употреблением христианской крови", то есть приписывают евреям людоедство. Как тут не вспомнить пословицу из сборника Владимира Даля: "Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала". В языческой древности все народы и племена приносили жертвы Б-гам, дабы заслужить их благорасположение. Приносили в жертву не только скот, но пленников и соплеменников — непорочных дев, малых детей, стариков. С ростом цивилизованности народы отказывались от этих страшных обычаев. Одни раньше, другие позже. А между "раньше" и "позже" дистанция порой в тысячи лет. Библейское сказание повествует о том, как Г-сподь, испытывая патриарха Авраама, потребовал от него принесения в жертву горячо любимого сына, а в последний момент велел заменить отрока ягненком. Истолкователи Библии — иудеи, христиане, мусульмане, атеисты — едины во мнении: здесь в образной форме выражен религиозный запрет на человеческие жертвоприношения. У язычников они продолжались до введения христианства, а предки иудеев покончили с этим варварством за две тысячи лет до рождения Иешуа. Иешуа учил: прежде чем искать соринку в чужом глазу, поищи оглоблю в собственном. Но не его учению следуют "рабы Б-жии" из издания, кощунственно названного "Русь православная". Игорь Савин цитирует мою книгу и комментирует: "Резник все же не отрицает существования неких "ритуалистов" — членов тайных иудейских сект". Позвольте Вам не позволить, уважаемый раб. Вы отлично знаете, что ритуалистами в моей книге названы не некие, а вполне определенные распространители нацистской заразы, ваши прямые предтечи. Хотите дальше нести эту эстафету, — действуйте, пока российская Фемида пребывает в летаргической спячке. Но не прикидывайтесь, будто приняли эстафету из моих рук. Вы получили ее из рук доктора Геббельса, в чем сами и расписались. Юрий Окунев пишет, что от статьи И. Савина пахнуло средневековьем. Как снова не вспомнить Ежи Леца: "У каждого века есть свое средневековье". Рис. Менделя Горшмана