Авантюрный роман с властью

реди чужих, чужой среди своих… Здесь все зависит от людей: кто-то мне чужой, кто-то — свой. Знаете, все имеет свои плюсы и минусы. Если хочешь далеко глядеть, нужно высоко сидеть. С этого места я дальше вижу. Но за кресло свое, поверьте, не держусь. И с точки зрения моего писательского интереса очень любопытно: как же отсюда уходить буду? Как? Когда? Из-за чего? — А зачем вы, успешный адвокат, вообще сюда пришли? — Когда меня позвали на работу в Белый дом, я долго думал, размышлял. С одной стороны, любопытно посмотреть изнанку власти, а с другой — к той же власти я всегда относился негативно. Думал примерно так: во власти только одни дураки и сволочи. Но согласился представлять интересы правительства в Конституционном суде по двум причинам. Первая: любопытно посмотреть, как здесь, в Белом доме, все устроено. Вторая: позвонил близкому товарищу посоветоваться. Он — главный редактор одной оппозиционной газеты, я был уверен, что он мне скажет: конечно, работай, но руки я тебе не подам. А он наоборот: соглашайся, если хочешь написать авантюрный роман, нужно прожить авантюрную жизнь. Я рассчитывал, что проработаю в Белом доме от шести месяцев до двух лет. Рассуждал примерно так: если не продержусь и полугода, значит, я полный дурак и меня подсидят в результате аппаратных игр. Ну, а больше пары лет здесь точно не продержусь. Вышло, как вы знаете, все совершенно иначе. — Но представления о власти совпали с действительностью? — Нет. Как только я согласился здесь работать, у меня началась полоса преодоления стереотипов. Оказалось, что мои представления о власти и о людях во власти абсолютно не соответствуют действительности. — Они еще хуже? — Намного лучше! Здесь много умных людей и тех, кто реально предан своему делу. Работают не за страх, а за совесть. Количество подозреваемых мною взяточников, коррупционеров на порядок меньше, чем я себе это представлял. Оказывается, управление страной намного более сложное дело, ни по одному вопросу нет простого решения. Вот вам пример. Я пришел в правительство в ситуации, когда были внешние заимствования и не знали, как удержать рубль от падения по отношению к доллару. В то время правительство занималось только этим. Сегодня проблема в том, как досрочно вернуть долги, потому что денег — море. И как сделать так, чтобы уже доллар не грохнулся по отношению к рублю. То есть все изменилось на сто восемьдесят градусов, и экономическая ситуация выправилась. Правда, выяснилось, что когда много денег — это тоже проблема. *** — Ваши предки — и немецкие дворяне, и потомственные раввины. А кем вы себя ощущаете? — Вы затрагиваете очень серьезный вопрос. Вот при царе понятия национальности не существовало, было — вероисповедание. Советская власть религию, как вы знаете, не признавала. И поэтому где-то в 30-е годы XX столетия появляется графа: национальность. В то время как в цивилизованный странах, например, в США, в графе национальность прописано: «американец», во Франции: «француз». Что же касается меня, то я не могу понять, что же такое национальность. Например, то, что еврею, проживающему в России, еврей, проживающий в Эфиопии, в большей степени родственник, чем Лев Николаевич Толстой, — абсурд! Для меня национальность — это гражданство. А еще и культура: если твой язык русский и твоя культура — русская. В общем, считаю себя россиянином, и не признаю деления на национальности. — Да ладно, Михаил Юрьевич, все же мы выросли в стране советов… — Я понимаю, что вы хотите от меня услышать. Мне в советские времена часто напоминали, что я еврей. Кстати, это очень закалило характер: я понимал, если хочу получить пятерку, мне необходимо отвечать на шестерку. Ну, наверное, существует еще и такое понятие, как комплекс еврейского мальчика, который стимулирует доказать себе самому и окружающим: нет, я — человек не второго сорта. Поверьте, это очень хорошая мотивация для каких-то достижений в жизни. У меня мамина мама — чистокровная немка из тевтонских рыцарей. Поэтому, по законам иудаизма, я к евреям не имею никакого отношения. Но горжусь тем, что у меня со стороны папиной мамы 13 поколений «казенных» раввинов. Поскольку раввины считаются более мудрыми, чем тевтонские рыцари, то в большей степени я бы причислил себя к первым. *** — После окончания института вы ведь довольно скоро стали известным в Москве юристом?.. — Ну, почему, не так уж и скоро… — …лет через шесть после окончания вуза. — Раньше. — Михаил Юрьевич лукаво улыбнулся и после короткой паузы заметил: — Обычный гениальный еврейский ребенок. С ударением на слове обычный. — А если серьезно: вы начинали карьеру с ведения уголовных дел. Почему впоследствии от них отказались? — С 1985 года я перестал заниматься уголовными делами и перешел только на гражданские, а с 1988-го уже в основном занимался бизнес-адвокатурой. Почему оставил уголовные дела? По ряду причин. Мне было очень тяжело ходить в тюрьму. Чисто психологически — когда за мной клацала решетка. Второе — это глаза моего подзащитного, который смотрел на меня с надеждой. А в советском суде в те годы анекдот ходил — судья пишет приговор и спрашивает: как пишется: «аправдать» или «оправдать», а то я двадцать лет работаю и ни разу не писал. Плюс ко всему, с моей точки зрения, уголовное право — простая вещь, ну типа алгебры. А гражданское право — это высшая математика. Бизнес-адвокатура — еще круче. — А что для адвоката опаснее? — За все то время, что я занимался уголовными делами, только один раз следственные органы пытались оказать на меня давление. Хотя вернее будет сказать — поиграть на нервах. В других адвокатских сферах все гораздо опасней. — Интересно, вы можете почувствовать, когда подзащитный вам лжет? — Думаю, на интуитивном уровне я научился отличать вранье от правды. Но я никогда не разрешал, не допускал, чтобы мой подзащитный рассказывал, как все было на самом деле. Меня это не касается, я не судья. Есть показания, которые он давал следователю. Все. Больше для работы мне ничего не нужно. Последнее дело в своей карьере я проиграл в 1985 году. Причем очень важно — почему проиграл? Ты ошибся, когда вел дело, или твой клиент не прав — это большая разница. Все равно, что у хирурга: одно дело — пациент умирает на операции по удалению нарыва на пальце, а другое — во время операции по пересадке сердца. Вина хирурга разная. Так же у адвокатов. — Вы были на стажировке в Америке. Первое ощущение, когда туда приехали? — Ой, ну это невозможно описать. Вот я пишу художественную прозу. Она не автобиографическая, но в значительной степени основана на моих собственных переживаниях, ощущениях. По поводу Америки я пишу книжку, в которой порядка пятисот страниц текста. И как я могу пятьсот страниц текста вам изложить? Одно могу сказать: культурного шока не было. Потому что до этого я побывал в Финляндии. Но я увидел другой мир. И главное, основное, я понял: скоро мы будем жить так же. Поэтому, приехав из Америки в 90-м году, я создал в России первое частное адвокатское бюро по западному образцу. На меня тыкали пальцем и твердили: сумасшедший! Я ведь был такой благополучный, у меня все так было хорошо, а тут вдруг — рисковать вздумал. Но я понимал, что это нужно делать сейчас, потом будет поздно. И действительно, подобные бюро буквально через год стали расти как грибы после дождя. Но первым был я. И сливки все снял. — Среди ваших клиентов много VIP. Получается, если вас просит о защите известный человек, вы никогда не отказываетесь? — Почему? Отказываюсь. Уже много-много лет я позволяю себе роскошь делать выбор: работать мне с клиентом или нет. Вот, например, просит меня взяться за дело очень хороший человек. Но если он не прав, я не буду браться за это дело. Откажу ему. — Можете сказать, с кем из подзащитных было особенно сложно? — Конечно, бывало всякое. Но, знаете, есть такое понятие — адвокатская тайна. Я никогда фамилии своих клиентов не называл и не назову. Как не стану выносить сор из избы, рассказывать, кто в Белом доме мне по нраву, а кто нет. А вообще-то я и так говорю слишком много лишнего и не пойму, почему меня до сих пор отсюда не выгнали. — А почему вы не комментируете дело Ходорковского? — Это принципиальная позиция. Я слишком много знаю. И с той, и с другой стороны… *** — Михаил Юрьевич, признайтесь, каково терпеть фиаско, проигрывать дело? — Холодный душ очень полезен. Вот у меня спрашивают: «Ваша формула успеха?» Я говорю: даже в минуту наивысшего триумфа надо уметь анализировать свои ошибки. А оказаться неправым… — понял с возрастом: это прибавляет опыта и знаний. — Вас часто можно увидеть по ТВ. Для вас это пиар? — В этом я давно уже не нуждаюсь. Просто считаю своим долгом поделиться с окружающими накопленными знаниями. Поэтому и принимаю участие в некоторых телевизионных проектах. Но вот сегодня, например, я отказался от участия в одной передаче — слишком занят. — А сколько времени у вас уходит на работу с делами? — У меня это доведено до совершенства, поскольку все делают мои блестящие помощники. — Что же остается делать вам? — Даю советы и хожу в суд… — Вы написали две книжки. Как относитесь к критике? — Когда пишу, даю прочесть жене. С некоторыми замечаниями соглашаюсь. Например, в книге «Автор» в моем самом любимом рассказе «Прачка» концовку фактически жена придумала. А вот с дочкой Наташкой у меня разные вкусы — ей вообще не нравится, когда я пишу не сюжетные вещи: лирику, описание природы. А мне это нравится, поэтому ее замечания я игнорирую. *** — Вы в семье лидер? — У нас классическая схема: я — голова, жена — шея. Но по принципиальным вопросам решение принимаю, конечно же, я. Не без учета ее мнения. С дочкой мы друзья. И именно так построены наши отношения: друзья не лезут с советами, а к ним обращаются за советами. — Ваша дочь — адвокат. А у нее был шанс выбрать другую профессию? — Был — формальный. Когда Наташа училась в девятом классе, она вдруг сообщила, что хочет стать бизнесменом. Я очень испугался. — Почему? — Да потому что хотел, чтобы она стала адвокатом. Но все же сказал дочке: ну, давай, вперед — классная профессия! Не стал ее отговаривать, напротив, живописал все преимущества бизнеса. Но посредством таких примеров, что на всю жизнь отбил у нее охоту заниматься данной сферой деятельности. Детям нельзя запрещать, детям нужно разрешать. Но только в такой форме и с такими аргументами, чтобы они сами отказались от своей затеи. — А есть ли у вас отрицательные качества? — Совершенно не умею отдыхать и расслабляться. А если еще учесть, что я не пью… — А вы всегда были таким трудоголиком? — Знаете, есть люди, которые живут, чтобы работать. А есть те, которые работают, чтобы жить. Так вот: мой случай — первый.