Рецепт Амоса Оза: Чувство юмора как прививка от фанатизма

— Господин Оз, это ваш первый визит в Россию?

— Да, я впервые в жизни посетил Россию. Но для такого человека, как я, у которого обширные русские корни, это далеко не первый раз. Тот, кто вырос на великой русской литературе, приехав сюда наяву, знает, что он уже много-много раз бывал здесь в своих снах и мечтах. Мои родители разговаривали между собой по-русски, но меня они русскому языку не обучали. Приехав в Израиль, они хотели оставить все позади и начать все с чистого листа. Но совершенно очевидно, что никакого чистого листа не было, нет и быть не может. Тоска родителей по России, их память об этой стране наполняет и мои книги.

— Как же не зная русского языка, вы узнавали Россию?

— Тот иерусалимский квартал, в котором я вырос, был огромным лагерем еврейских беженцев. Там были люди из Украины, Польши, Румынии и других стран Европы, но, в основном, это были беженцы из России. В нашем квартале жило очень много толстовцев, которые истово выполняли все заповеди его учения. Среди нас жили и такие люди, которые одевались точно так же, как Толстой. Это было так поразительно, что когда я впервые увидел портрет Толстого, я был уверен, что он живет в нашем квартале. Приверженцы Льва Толстого были такими, будто сошли прямо со страниц романов Достоевского. Мятущиеся, страждущие души. Наш квартал был наполнен тоской и воспоминаниями. И толстовцы, и те, кто любил Достоевского, все они были полны любви к местам, покинутым ими, — совсем, как герои Чехова.

 — Кто из русских писателей, кроме уже названных, вам наиболее интересен?

— Конечно же, Платонов. Правда, увы, я читал его в переводе на английский язык. У нас нет его переводов на иврит. Естественно, Булгаков, которого я читал и по-английски, и на иврите. И время от времени я читаю современного русского писателя Андрея Битова.

— Не кажется ли вам, что во всем мире интерес к чтению падает?

— Увы, и в Израиле чувствуется некий спад интереса к чтению. Однако до сих пор и Израиль, и, полагаю, Россия — одни из самых читающих стран в мире. Я думаю, что для книг рай продолжался 150 лет — с середины XVIII века до конца XX века, но этот период заканчивается. Мы вступаем в эпоху, когда книга будет принадлежать только тем, кто ее любит. Миллионы будут продолжать читать книги, но десятки миллионов, быть может, не будут их даже открывать. — Назовите, пожалуйста, книгу, которая, на ваш взгляд, является лучшей книгой всех времен и народов?

— Я должен признаться, что любовь моя путешествует от книги к книге. В вопросах книг я отнюдь не моногамен. Но если вы меня все-таки спросите, каков он — самый великий роман всех времен и народов, я назову его. Это «Дон Кихот» Сервантеса.

— Считаете ли вы, что жизнь, биография писателя сама по себе является фактом творчества? — Книги, которые я написал, в большей степени моя биография, чем моя реальная биография.

— Какую из ваших книг вы бы порекомендовали российскому читателю прочитать в первую очередь?

— Мой большой автобиографический роман «Повесть о любви и тьме», который повествует сагу моей семьи и сагу целого поколения уроженцев России. Они прибыли в Израиль в 30‑40 годы, и принесли в Израиль Россию, которую никогда не могли забыть. И еще я бы порекомендовал познакомиться со вторым изданием романа «Мой Михаэль», вышедшем в этом году в издательстве «Амфора». Первое издание вышло в России в 1994 году — еще в то время, когда здесь практически не издавалась израильская литература. Этот роман, как никакой другой, представляет суть, квинтэссенцию иерусалимской жизни в 40-е и 50-е годы.

— Над чем вы работаете сейчас?

— Над новой книгой, но свою «беременность» я не облучаю «рентгеновскими лучами». Как вы знаете, это для плода очень вредно.

— Что вы можете сказать о процессах, происходящих в Израиле сегодня?

— Я прибыл из страны, которая страдает от обилия войн, но я и мои друзья никогда не прекращаем борьбу за справедливый мир между двумя народами. Подлинный конфликт на Ближнем Востоке — это не конфликт между палестинцами и израильтянами. Это конфликт между фанатиками и всеми остальными. Я полагаю, что фанатизм — болезнь нашего века. А фанатики существуют в любом лагере. Подлинный враг, с которым люди встретились в ХХ-XXI веках, — фанатизм всех видов, толков, мастей и оттенков. Я лично полагаю, что верным лекарством от фанатизма является чувство юмора. Я никогда не встречал фанатика с чувством юмора. И я никогда не видел человека с чувством юмора, который превратился в фанатика. Если бы я мог чувство юмора расфасовать по маленьким капсулам и сделать прививку всему человечеству против фанатизма, быть может, я был бы достоин Нобелевской премии, но по медицине, а не за литературу. Все рассказы и романы, которые я написал, посвящены необходимости представить, как думает наш ближний. Совсем не для того, чтобы с ближним согласиться. И даже не для того, чтобы быть с ними солидарным. А только для того, чтобы задать самому себе вопрос: «Что бы было, если бы я оказался на его или на ее месте?» Возможность представить себя на месте другого — это тоже своего рода прививка от фанатизма. Так и вся моя литературная работа — это попытка борьбы с фанатизмом.

— Но скажите, на ваш взгляд, способны ли два народа в Израиле жить вместе, способны ли они строить в дальнейшем единое государство?

— Землю, которую мы называем Израилем, палестинцы называют Палестиной. Это земля, которая принадлежит двум народам. У евреев, как у народа, не было никакой другой земли и страны, другого государства. И у палестинцев нет никакой другой земли, которая бы была палестинским государством. Они не могут стать одной счастливой единой семьей, ибо они не семья и не счастливы. Поэтому есть необходимость этот общий дом поделить на две квартиры меньших размеров. Израиль и Палестина будут жить «дверь в дверь». Я уверен, что это случится, потому что нет никакого иного пути, только не могу сказать вам, когда это произойдет. И единственная причина, по которой это еще не произошло до сих пор — это фанатизм, проявленный обеими сторонами. Но у меня нет никакого сомнения, что в конце концом будут созданы два государства. Я не люблю выступать в роли пророка, потому что в этой области есть слишком большая конкуренция, особенно для тех, кто родился и прибыл из Иерусалима. Но, тем не менее, я произнесу одно пророчество. Будет посольство Израиля в Палестине и будет палестинское посольство в Израиле. И оба эти посольства будут располагаться недалеко друг от друга. Единственная вещь, которую я пока сказать не могу, это назвать вам точную дату, когда это случится. Счастливы ли оба народа оттого, что эту землю надо поделить? Нет, они не счастливы. Будут ли они плясать на улицах в тот день, когда земля будет поделена между ними? Нет, они не будут плясать. Но я могу вам сообщить хорошую новость: оба народа уже знают, что это крайне необходимо.

— Господин Оз, возвращаясь к разговору о литературе, хочется узнать, сколько ваших произведений переведено на русский язык?

— Семь моих книг переведены моим другом и замечательным переводчиком Виктором Радуцким. Три из них уже изданы в России. Для меня переводы моих книг именно на русский имеют особое значение. Ведь, как я уже говорил, у меня русские корни. Поэтому, мне кажется, когда мои книги переводят на русский язык, то они как бы возвращаются домой.