Поборник правды

Прежде всего, дата рождения: 6 (18) октября 1894 года. По гороскопу — Весы. «Я родился в городе Режице (ныне Резекне), часах в шести от мест рождения Михоэлса и Шагала и в восьми от места рождения и молодости Екатерины I», — так писал о себе Юрий Николаевич Тынянов. Одна фраза, а сколько в ней зашифровано информации! Выделены имена Михоэлса и Шагала, еврейские имена, ибо сам Тынянов — сын земского врача, еврея по национальности. Напрямую о своем еврействе Тынянов предпочитал не говорить. Упоминание Екатерины I тоже не случайно: Тынянов жил в Истории и, можно сказать, напрямую общался с историческими личностями. «Он был с детства книжником, самым жадным глотателем книг из всех, каких я когда-либо видел, — вспоминал Николай Чуковский. — Все писатели были для него Николаи Филипычи, Василии Степанычи, Алексеи Феофилактычи, Кондратии Федоровичи. Они-то и составляли то обширное общество, в котором он постоянно вращался». Ну а с Грибоедовым и Пушкиным, можно сказать, дружил всю жизнь. А теперь цитата о еврействе Тынянова уже из дневника Корнея Чуковского, отца. Он прочитал книгу о Тынянове и автобиографию самого Юрия Николаевича и пишет: «В книге нигде не говорится, что он был еврей. Между тем, та тончайшая интеллигентность, которая царит в его «Вазир-Мухтаре», чаще всего свойственна еврейскому уму. Сравните романы Алексея Толстого и Тыняновские. У Тынянова героями выступают идеи, идеи борются и сталкиваются и, вообще, на первом месте — идеология. Идеология, подкрепленная живописью. У Толстого — плоть». Еврей — не еврей, главное другое: Тынянов — классик советской литературы, хотя истинного советизма в нем не было ни на грош. Прозаик, литературовед, критик, переводчик. Эрудированный, умнейший человек. По окончании Псковской гимназии в 1912 году поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, где занимался в пушкинском семинаре Семена Венгерова. Первые научные работы Тынянов посвятил Пушкину и Кюхельбекеру. Женился рано, в 21 год, на Елене Зибер, сестре Вениамина Каверина («Уже женат, бедный» — Корней Чуковский). По окончании университета остался на кафедре русской литературы. Познакомился с Виктором Шкловским и Борисом Эйхенбаумом, которые стали его друзьями на всю жизнь и коллегами в Обществе по изучению поэтического языка (ОПОЯЗ). Читал лекции по русской поэзии. Привлекался Коминтерном в качестве переводчика с французского языка. В Госиздате работал корректором (где ныне эти блистательные корректоры?). Первая опубликованная работа Тынянова — статья «Достоевский и Гоголь (к теории пародий)». Затем появились другие: «Архаисты и Пушкин», «Пушкин и Тютчев», «Мнимый Пушкин». В 1924-м увидел свет главный теоретико-литературный труд Тынянова «Проблема стихотворного языка». Много занимался творчеством созвучных ему поэтов: Ахматовой, Маяковского, Мандельштама, Пастернака. Главное, что отличало Тынянова, — он умел «читать текст». Он чувствовал его интуитивно. В том же году Тынянов получил заказ на популярную брошюру о Кюхельбекере и неожиданно для самого себя написал за короткий срок роман «Кюхля» (1925). Помните, у Пушкина? «И кюхельбекерно, и тошно». У Тынянова вышло кюхельбекерно и поэтично. «Кюхлю» он написал меньше чем за три недели. «Он писал всегда запоем, по 20 часов в сутки, почти без сна и даже почти без еды, — отмечал Николай Чуковский. — Когда он писал, то переставал бриться, не выходил на улицу, ни с кем не встречался и не разговаривал. Так же написал он и «Вазир-Мухтара». «У меня странная литературная судьба, — признавался Тынянов, — своего Кюхлю я написал без материалов — на ура, по догадке, а все думали, что тут каждая строка документальна. А потом, когда появился роман, я получил документы». И еще Тынянов с гордостью говорил: «Я начинаюсь там, где кончается документ». После выхода «Кюхли» Маяковский говорил: «Ну, Тынянов, поговорим, как держава с державой». В 1927-м Тынянов закончил роман о Грибоедове «Смерть Вазир-Мухтара». Это был не биографический роман о драматурге, а нечто большее: в тексте романа писатель отразил свое отношение к истории, поиграл на параллелях «века нынешнего» и «века минувшего». Раскрыл извечную российскую проблему «горя от ума». Тынянов писал Шкловскому: «Горе от ума у нас уже имеется. Смею это сказать о нас, трех-четырех людях. Не хватает только кавычек, и в них все дело. Я, кажется, обойдусь без кавычек, и поеду прямо в Персию». Тут следует отметить, что Тынянов никогда не бросал открытого вызова советской власти. Вместо жесткой критики он предпочитал тонкую иронию. И, тем не менее, предчувствовал свою «Персию», где суждено было погибнуть Грибоедову. Хотя, в отличие от Мандельштама и других деятелей русской культуры, Тынянов не попал под тоталитарный каток. Да, он подвергался критике, но его все же не тронули. Репрессии прошли мимо. Что касается критики, то Тынянова валтузили, как и многих других. Все, что писал Тынянов, было художественно превосходно, но не было в его работах главного — исторического оптимизма, что сразу оставляло книги писателя за бортом социалистического реализма. «Много заказов было сделано русской литературе. Но заказывать ей бесполезно: ей закажут Индию, а она откроет Америку», — однажды обронил Тынянов. «Исторические рассказы Юрия Тынянова проникнуты иронией — по видимости добродушной, а на деле язвительной и горькой. Я бы сказал, — быть может, это покажется странным, — что в них есть нечто чаплинское: то соединение гротеска и трагедии, обыденного и невероятного, смешного и печального, та бессмысленность существования, против которой не только трудно, но и опасно бороться…» (В. Каверин. «Вечерний день»). А уж какое золотое перо было у Тынянова! На зависть многим. Ирония — это только один из нажимов его пера. У Тынянова, как отмечал Павел Антокольский, мертвая хватка сжатой речи, ведущей к силовому напряжению афоризма. Например, «стих — это человеческая речь, переросшая сама себя». «Пишут, как любят, — без свидетелей», — часто повторял Тынянов. Александр Архангельский посвятил ему одну из эпиграмм: Он молод. Лет ему сто тридцать. Весьма начитан и умен. Архивной пылью серебрится От грибоедовских времен. А как воспринимали Тынянова современники и, в частности, Корней Чуковский? Вот оценки из его дневника: «Мил, уступчив, говорлив». «Сама вежливость — и анекдоты». Да, Тынянов любил рассказывать анекдоты и еще любил «показывать» разных людей, умело имитируя их речь и манеры. Имитировал Маршака, показывал Горького, изображал Оксмана и т.д. Говорун он был отменный. «Все, что говорит Тынянов, он говорит с аппетитом. Жизнь, поскольку она выражается в человеческих отношениях, в разных карьерах людей, в бытовых подробностях, ему страшно любопытна как беллетристу». В жизни Тынянова было еще кино. Он выступал и как сценарист, и как теоретик кино (работы «О сценарии», «О сюжете и фабуле в кино», «Об основах кино» и т.д.). По его сценариям были поставлен кинофильм «Шинель» и «С.В.Д» («Союз великого дела») — лента о декабристах. Неудачным оказался перенос на экран «Поручика Киже». «Если есть в этой кинокартине поручик Киже — это режиссер, — удрученно говорил Тынянов. — Режиссер тут действительно Киже, потому что его нет совсем». Много сил отдал Тынянов книжной серии «Библиотека поэта» и переводам, в частности, сборников любимого Генриха Гейне «Сатиры» и «Германия. Зимняя сказка». Гейне был весьма близок Тынянову по духу и по судьбе, и та же неизлечимая болезнь рано свела в могилу и Гейне, и Тынянова. В 1931-м появилась его повесть «Восковая персона», полная трагических раздумий о русской истории, выразившая общее ощущение обреченности и безнадежности. История, по Тынянову, есть трагедия, а причастность человека к истории — это мера несчастий и поражения. В 1933-м вышел рассказ «Малолетний Витушишников» (опять ирония и трагизм). В 1932 году Тынянов начал работу над повествованием о предках Пушкина — «Ганнибалы». «Дело идет о маленьком абиссинце, который попал в Россию, во Францию, снова в Россию, женился на пленной шведке, капитанской дочке, пошли дети, и 14 абиссинских и шведских сыновей — все стали русскими дворянами. Так началось русское Ганнибальство, веселое, сердитое, желчное, с шутками, озорством, гневом, свирепостью, русскими крепостными, бранью, нежностью, любовью к пляскам, песням, женщинам…», — так в старой конторской книге Тынянов начал роман «Пушкин» — с главы о Ганнибалах. Пушкин полностью захватил Тынянова. Писатель как-то сказал Корнею Чуковскому, что в «Визире» он тужился, а здесь (о Пушкине) почувствовал, что «литература — мои штаны». Николай Чуковский-сын вспоминал: «Тынянов был похож на Пушкина не только кудрями и баками, которые он вскоре сбрил, и не только маленькой легкой стройной фигуркой, своей подвижностью, темпераментностью, веселостью, остроумием, но и гораздо более глубокими свойствами натуры, ума, склонностей, интересов…» В отличие от Пушкина, Тынянову довелось побывать за границей. Не было счастья, так несчастье помогло: его выпустили в Европу подлечиться: «У меня то нога отнимается, то вдруг начинаю слепнуть». Поездке способствовал партийный функционер Александр Щербаков. «Рассказывал Тынянов, как он был у Горького и виделся с Роменом Роланом. Впечатление произвел чарующее. Спросил Тынянова: «Вы в каком роде пишете, как Бальзак или как Золя?» — «Рассказы я пишу в духе Вольтера, а романы — в духе Жан Жака Руссо», — ответил Тынянов» (Дневник К. Чуковского, 19 декабря 1935). В рассказе о Тынянове необходимо коснуться и переписки знаменитой филологической троицы — Шкловского, Тынянова и Эйхенбаума. Друзья могли критиковать друг друга открыто и в лицо («Юра слегка Катенин, слегка Грибоедов, слегка Эдгар По, слегка «Слово о полку Игореве» — Борис Эйхенбаум). Что касается «Виардо», то это был крест Тынянова. Он любил свою жену, которая тяжело болела (белокровие) и умерла следом за ним в 1944 году, в возрасте 50 лет. И это была не совсем пара Тургенев-Виардо (Эйхенбаум чересчур увлекся литературными сравнениями). Не все в судьбе Тынянова было благополучно и благостно. Он скрывал многое. Лишь однажды в письме к Шкловскому проговорился: «Очень мне хочется настоящей жизни, хоть не миндалей, так ласкового взгляда. Меня не очень любят, и боюсь, что научусь обходиться. Верно, во всем сам виноват, но очень хочется, чтобы не сам. Николай Бурлюк, помню, писал стихи: Я потерялся? Нет, меня потеряли, Как кошелек роняют дамы. Очень обидно бывает смотреть, как никто не подбирает кошелька…» А тут еще подкравшаяся роковая болезнь. Тынянов — Шкловскому: «… Ты нездоров? Не нужно тебе болеть. Это мое дело… Я сейчас написал одно письмо одной Б-гине, но так как меня переехал автомобиль под маркой склероз ан пляк, — это письмо, и только…» (14 января 1939. Прим.: Sclerose en plaques — рассеянный склероз). Сил у Тынянова оставалось только на иронию… Болезнь то наступала, то отступала. Она мешала писать, лишая уверенности. Лидия Чуковская записала 9 апреля 1940 года рассказ Анны Ахматовой о ее визите к Тынянову: «Я еще жаловалась вам — помните? — что он со мной как-то вяло говорил по телефону? Я перед ним виновата. Он просто болен. Очень болен. Шапка каштановых волос, а под ней крошечное, сморщенное старческое личико. Он вышел в переднюю меня проводить и вдруг упал на пол, и, представляете себе, я его сама подняла. Сама! О! Какой он легонький — как тряпочка». Тынянов, несмотря ни на что, продолжал работать, и то, что он диктовал, было умно и превосходно. «Выше голову, ровней дыханье. Жизнь идет как стихи». Это было написано, когда все ниже клонилась голова, все чаще прерывалось дыхание. 20 декабря 1943 года Юрий Тынянов скончался в возрасте 49 лет. Об этом печальном известии Шкловский сообщил в Питер Эйхенбауму: «23 декабря мы похоронили Юру. Он умер в больнице… С трудом устроили похороны. Тело было выставлено в Литинституте… На похоронах были серапионы, Чуковский, Маршак, Фадеев и Эренбург. Объявления в газетах не было. Он похоронен на Ваганьковском кладбище. Семье оставлен лимит. Будут издавать книги… Кончена жизнь друга. Нас с тобой двое…» Чего хотел Юрий Тынянов как литератор? «Никогда писатель не выдумает ничего более прекрасного и сильного, чем правда», — утверждал он. Но во времена, в которые жил Тынянов, правда была опасным занятием. А ходить вокруг да около Тынянов не умел. Как это ни ужасно звучит: он умер вовремя.