«Никогда не толпился в толпе…»

 Ведущий рубрики Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия
 24 июля 2007
 6345
Эти слова принадлежат Александру Володину. Он – последний человек стыда. Володин умер, и никому теперь не стыдно. За беспредел, который творится вокруг. За цинизм. За хамство. За позорное равнодушие властей. Володин олицетворял эпоху, которая ушла. Он выразил ее в пьесах, сценариях и прозе. Его «Осенний марафон» проходил в ледяную стужу.
Эти слова принадлежат Александру Володину. Он – последний человек стыда. Володин умер, и никому теперь не стыдно. За беспредел, который творится вокруг. За цинизм. За хамство. За позорное равнодушие властей. Володин олицетворял эпоху, которая ушла. Он выразил ее в пьесах, сценариях и прозе. Его «Осенний марафон» проходил в ледяную стужу. Александр Моисеевич Володин – знаковое имя среди интеллигенции. Жил тихо и незаметно. Потом неожиданно прославился – «Фабричная девчонка», «Пять вечеров», «Осенний марафон» прозвучали на всю страну. К концу жизни Володина увенчали премиями и призами. А он не изменял себе и оставался обычным «человеком из очереди». Звездность пролетела мимо, не опалив своими лучами. Интеллигент, еврей, жрец театра, урожденный Лившиц (Володин – псевдоним). Вот как рассказывал сам Володин о происхождении псевдонима: – В альманахе «Молодой Ленинград» приняли мой первый рассказ. Я, воодушевленный новостью, пришел в издательство со своим шестилетним сыном Володей. Редактор, смущаясь, заговорила о моей неподходящей фамилии. И предложила стать Володиным, в честь моего сына. И я им стал. Лившиц-Володин родился 10 февраля 1919 г. в Минске. «Моя мать умерла, когда я был таким маленьким, что даже не знал об этом. Отец женился на другой, но женщина ему сказала: «Только без детей». А у меня был маленький брат Лазик, Лазарь. Нас подкармливали соседи. Потом он заболел скарлатиной и умер, и когда я остался один, меня взяли родственники, – вспоминает Володин. – Они были хорошие люди, но время от времени выгоняли меня из дома. Я жил у них не совсем полноправным человеком. И тогда же в детстве я безумно полюбил театр. В школе нас повели в филиал Малого театра на спектакль «Без вины виноватые». Помните, Незнамов, у которого не было ни отца, ни матери? И у меня тоже не было матери и, в сущности, не было отца. И мне стало не по себе, и слезы градом...» Малый театр – это уже Москва. И учеба в школе на 1-й Мещанской. В юности у Володина были кумиры – Пастернак и Вахтангов. Поэзия и театр. Бегал на спектакли и тайно писал стихи. После школы поработал деревенским учителем и научился выпивать (в сельпо четвертинку и соевый батончик на закуску). А потом добровольцем пошел в армию, «в новое бесправное, униженное состояние». И тут война!.. Володин, как и все, радовался и негодовал: «Буденный уже взял Варшаву, Ворошилов подходит к Берлину, а мы-то когда?!..» Глупые мальчишки!.. В качестве рядового связиста Володин попал на фронт и почувствовал сразу разницу между победоносной пропагандой и горькой военной реальностью. «Вернулся с фронта получеловеком». Был ранен. Осколок снаряда остался близко от сердца. Единственную награду – медаль «За отвагу» – потерял. Итак, сиротство, война, далее – нищета и неприкаянность. «После войны я был как-то надломлен, – признавался Володин. – Душа моя увяла. И театр разлюбил. Первое, что сделал после войны, рванулся в Малый театр. Светящиеся ярусы, в зале полно штабных генералов, богатых, раздобревших... И вдруг я почувствовал, что это не театр, что это неискусство притворяется театром. А театр был убит войной... Послевоенное время оказалось не счастьем, а чем-то тусклым, опасным и уродливым. И я вопреки всему написал себе заклинание: «Стыдно быть несчастливым». Так мог сказать человек, испытавший настоящие беды и горе. Миллионы полегли на полях войны, а Володин остался жив, и вот почему нельзя быть несчастливым. Сама жизнь – это уже счастье. Поступил на сценарный факультет института кинематографии и стал сразу легендой среди поступающих: «Какой-то солдатик, по фамилии Лившиц, написал потрясающий рассказ всего на одной страничке». В 1949-м институт окончил, а в 1954-м вышла первая книга Володина «Рассказы». А далее возвращение к театру. Первая значительная пьеса «Фабричная девчонка» появилась в 1956-м (ее героиня Женька Шульженко восстает против показухи и борется с несправедливостью). Пьесу взял Товстоногов, и тут же их с Володиным вызвали на ковер в обком партии. «Почему у вас женщина одинокая? Да, к тому же поет какую-то непонятную песню: «Миленький ты мой, возьми меня с собой...» Это что – социалистический реализм? У нас такого быть не может». Сегодня в это трудно поверить, но тогда было именно так: идеологические органы строго следили за жизнью советских людей – в книгах, на сцене и на экране все должно было быть жизнеутверждающим и незапятнанным. Несмотря на препоны, «Фабричная девчонка» прорвалась к зрителям и имела большой успех. И все последующие пьесы Володина выходили с оговорками: «только для Товстоногова в БДТ», «только для Ефремова в «Современнике». Олег Ефремов говорил Володину: «Если посадят меня – ты будешь носить передачи; если тебя – носить буду я». Интересно, что Володин всегда писал текст, а у него искали подтекст. И критики постоянно визжали: нетипично, очернительство, клевета на советскую действительность. Хула и слава сопровождали Володина неразлучно. В советской литературе, в драматургии, в частности, всегда наличествовали своего рода сладость и мелодраматичность – ну, и пафос, конечно. Володин же показал нормальную жизнь человека, иногда счастливую, но чаще несчастливую, короче – будничную, заурядную, с жизненными невзгодами, неурядицами, проблемами, и это стало откровением конца 1950-х. После «Фабричной девчонки», «Пяти вечеров», «Назначения» появилось несколько его пьес притчевого характера: «Две стрелы», «Кастручча», «Ящерица», «Дульсинея Тобосская», «Мать Иисуса». А далее перешел на киносценарии. И почти все володинские фильмы становилисьли событиями: «Звонят, откройте дверь!» (1966), «Старшая сестра» (1967), «Фокусник» (1968), «Дочки-матери» (1974), «Осенний марафон» (1979), «С любимыми не расставайтесь» (1980). Пожалуй, только один фильм – «Похождения зубного врача» (1965) – оказался на полке. У остальных была счастливая киносудьба, особенно у «Осеннего марафона», который попал в нерв своего времени. «Давай? – Давай. Побежали? – Побежали». И бег, жизненная круговерть – от забот и проблем. Помните усталого и издерганного Андрея Бузыкина в исполнении Олега Басилашвили? «Андрей Бузыкин – это я», – утверждал Володин. И не он один. Критик Рассадин: «Это – про меня, о наших грехах и винах». И характерная фраза из «Похождений зубного врача»: «Я ни с кем не борюсь. Я борюсь только с собой». Никогда не толпился в толпе, Там толпа – тут я сам по себе. В одиночестве поседев, по отдельной иду тропе. Боковая моя тропа, индивидуализма топь!.. Где толпа моя? А толпа заблудилась средь прочих толп, - писал в своих удивительных стихах Володин. Сухощавый, тяжело говорящий человек с грустными смиренными глазами. Он вечно стеснялся себя, и ему всегда казалось, что он пишет не то, что надо. Как-то неуклюже, плоско, иногда чересчур высокопарно. Он часто рвал рукописи. А стихов не читал никому. Стеснялся. Вот уж кто был абсолютно не пробивной, так это Володин. И отсюда: «Жить негде. Да и жену не брошу». Он не умел решать свои проблемы, жил от зарплаты до зарплаты и горько шутил в связи с этим: «Я мог бы написать про жизнь идиота». Жил Володин в довольно ободранной квартире в Питере, на Пушкарской, 44. Рядом – рюмочная «Стаканчики», куда ежедневно по утрам наведывался драматург. Благословенные советские времена, простые и неприхотливые, – стопка водки – 40 копеек, килечка – 20, конфетка – пятачок. И каждый день – фронтовые сто грамм. Его знали и любили. Жалели: «Что с вами?» А он: «Да так, черные мысли». Он был недоволен собой, страной и многим, что его окружало. Такой вот человек был Володин – брал чужие беды на себя. И не мог любить родину с закрытыми глазами. «За страну стыдно. Но ведь получается, что это не какая-то «она» страна, это мы все. Кто захватывал и цеплял за собой Эстонию, Латвию, Литву? Нам всего мало, надо еще кого-то захватить на то дно, на которое мы спускаемся» («Общая газета», 30 апреля 1997). Прибалтику Володин знал не понаслышке, в 1940-м служил в войсках, которые перешли границу, – «ядрена мать!» – как говорили командиры. «... А на другой день оказалось, что Эстония, Латвия и Литва добровольно присоединились к СССР. Вот, что я ненавижу. Насилие это...» И в том же интервью «Общей газете»: «Сейчас такое смутное, странное, неопределенное время. Новые русские, которые ринулись в фирмы и зарабатывают деньги с большим количеством нулей, их показывают по телевизору. И в то же время люди, которые начали читать философскую и религиозную литературу. И в то же время люди, которым на все плевать. И в то же время люди, которые нищенствуют и голодают. И так непонятно, к чему идем. Вернемся к тому, что было? Нет. Придем к уродливому капитализму? Может быть. Но я был в Америке, и у меня ощущение, что нам, чтобы построить такое государство, нужны столетия». Свой взгляд у Володина был и на Великую отечественную войну: «Да, мы победили, но за счет того, что было больше в 10 раз погибших наших солдат. Надо было сделать 9 мая не днем победы, а днем траура». Он не признавал таких понятий, как «сверхдержава», «престиж страны», «авторитет страны» (авторитеты криминального мира?). Возмущался «массовым сознанием», ему претило «самодовольное и агрессивное государство». «Нужна скромность, – говорил он, – даже неуверенность в себе. Не надо претендовать на главенство над остальным человечеством». Не патриот, не государственник, – скажут иные. Он сам себя ощущал «человеком вне времени и вне планеты». А еще Володин говорил: «Я ведь уходящая натура, как снег в марте». Счастье определял так: «Счастье – это всего лишь пустынное слово среднего рода. Это очень мимолетное состояние – пронзило и ушло. Разочарование наступает мгновенно. А несчастье – длительно...» «Я всю жизнь терзаюсь своими ошибками и стыдами. Чувство вины за все, что происходит вокруг, и угрызения совести – мои постоянные спутники» (ЛГ, 16 янв. 2002). Виноватых я клеймил, ликуя. Теперь другая полоса. Себя виню. Себя кляну я. Одна вина сменить другую Спешит, дав третьей полчаса. «Ох, не люблю я людей волевых, без совести и душевных мучений, которые готовы взять в свою власть другого. Мне главное – жить незаметным человеком». «Незаметного человека» десятилетиями, как он сам выразился, «поливали помоями», а потом стали осыпать наградами. В 1999-м он получил премию «Триумф» и 50 тысяч долларов. Признался, что никогда не видел долларов и тем более не пользовался ими. «Для меня «Триумф» неприемлемо. Мне надо что-нибудь поскромнее. Я не писатель. Я не составляю фразу, просто говорю. И у меня есть интонация». Да, володинская неповторимая интонация. «Над чем работаете?» – спрашивали его. «Ни над чем не работаю, – отвечал он. – Пью больше...» И свою замечательную прозу Володин назвал немудряще: «Записки нетрезвого человека». «Не могу напиться с неприятными людьми. Сколько ни пью, – не напиваюсь. Они уже напились, – а я никак. И чем больше пью, тем больше их понимаю. И чем больше понимаю, тем противней. Никогда не пейте с неприятными людьми!» И еще из записок: «Пожизненная конкуренция. Люди ревниво сравнивают себя с другими. Комик Макс Линдер покончил жизнь самоубийством из-за того, что Чаплин его превзошел. Достоевский карикатурно изображал собратьев по перу – Тургенева и Гоголя. Булгаков в «Театральном романе» вывел в образе завистливого писателя популярного в то время Бориса Пильняка. Каждый выбирает себе предмет для соперничества и терзаний». Александр Моисеевич Володин умер 16 декабря 2001 года в возрасте 82 лет. Как кто-то написал: в тиши и печали. И золотое перо тихо выпало из его рук.


Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции