Рина Зеленая: от чарльстона до черепахи Тортилы

А потом мне выпало огромное счастье — познакомиться лично с Риной Зеленой. После окончания гуманитарного института я стала работать в редакции журнала «Советская эстрада и цирк» — заведовала отделом эстрады. Пользуясь своим «служебным положением» я задумала сделать интервью с Риной Васильевной Зеленой. Оказалось, что она не только оригинальная и самобытная актриса, но и весьма своеобразный человек с яркой биографией.

Раздобыть ее телефон не составляло никакого труда.

Звоню. Трубку берет сама хозяйка. Я представляюсь Рине Васильевне. Тихим от волнения голосом спрашиваю — согласна ли она дать мне интервью. В ответ слышу: «Я давать интервью не умею. Когда мне под нос суют микрофон, начинаю заикаться и говорю не то, что хотела бы сказать от души. Словом, охотно с вами встречусь, но только без микрофона и диктофона, а только при блокноте. Договорились?»

После короткой паузы Рина Васильевна своим характерным голосом уточнила: «Встретимся там, где есть кусты и нет помоек». С тех пор и я, когда назначаю кому-то встречу, пользуюсь этим ее выразительным афоризмом.

Встретиться мы условились «у истоков Страстного бульвара». Конечно, я пришла пораньше, но оказалось, что Рина Зеленая уже ждет меня. На ней был зеленый костюм и косынка. На ногах белые туфли, по-моему, 38-39 размера. На голове белая шляпка-лодочка с цветочками, которые прикрывали уши. Помню все это так отчетливо, словно это было вчера.

На бульваре мы выбрали одну из скамеек и расположились на ней. Рина Зеленая извлекла из объемистой сумки (уж не знаю, что она в ней носила) какую-то тряпочку, расстелила ее на скамейке и только после этого опустилась на нее. Достала коробочку с конфетами «Цветной горошек», угостила меня и стала пристально созерцать окружающий пейзаж.

Ее благодушное состояние я нарушила потоком вопросов, ради которых, собственно, и встретилась со знаменитой артисткой. Вы думаете она стала на них отвечать? Ничего подобного.

Рине Васильевне вдруг показалось, что какой-то мужчина прошел мимо нашей скамейки несколько раз туда и обратно.

— Вот что, дорогуша, — произнесла она. — Если этот дядька пройдет здесь еще раз, мы быстро уходим. Ты встаешь первая, а я прячусь за тебя. И сейчас давай-ка перейдем на другую скамью.

Я, конечно, не стала возражать, и мы в течение часа не столько беседовали, сколько «скакали» со скамейки на скамейку. Тем не менее, на каждом новом месте люди все равно узнавали Рину Зеленую и старались так или иначе хотя бы визуально пообщаться с ней.

Что-либо записать в блокнот было очень трудно. Отвлекало не столько людское внимание к нам, сколько живость и неординарность речи Рины Зеленой. В конце концов, я спрятала блокнот и стала просто слушать, а время от времени задавала ей какие-то уточняющие вопросы.

Вернувшись домой, я по памяти воспроизвела то, что услышала от этой удивительной актрисы. Но это были только крохи.

Будучи человеком чутким, Рина Васильевна, конечно, понимала, что наша недолгая беседа там, на бульваре, далека от завершения, и пригласила меня к себе в гости на чашку чая и, разумеется, на продолжение разговора.

Жила она недалеко от Чистых прудов в Харитоньевском переулке в старинном, довольно мрачном доме. В назначенный день и час я появилась у нее на пороге. В квартире обитали какие-то чопорные дамы, которые, как мне потом объяснила Рина Васильевна, заведовали ее папками. Так она называла свои архивы.

В огромной комнате, куда меня провела одна из дам, меня поразили некоторые спортивные принадлежности. Видя мое удивление таким антуражем, Рина Васильевна так ответила на мой молчаливый вопрос:

— Спорт всегда был моим увлечением и слабостью. Я занималась гимнастикой, обожала греблю и мечтала о гоночной лодке — скифе.

Тогда я поняла, что именно занятие разными видами спорта сделало Рину Зеленую такой многогранной актрисой, которая прекрасно владела не только словом и голосом (она ведь пела), но и телом. Она отлично танцевала, например, чарльстон. По ее собственному выражению, как бешеная. А для этого действительно требуется хорошая физическая подготовка и чувство ритма.

— И еще моим увлечением был бильярд, — сказала Рина Васильевна, — Однажды мне довелось играть с Маяковским.

— И как это было?

— Помните, он где-то в стихах заметил: «Мне бильярд — отращиваю глаз, шахматы ему — они вождям полезней*». Он имел в виду зоркость и точность поэтического взгляда. Так вот он играл на бильярде виртуозно. Мне довелось играть с ним в Ялте, когда мы с группой артистов приехали в Крым на гастроли, а он в это время там отдыхал и встречался с читателями. Вообще-то мы познакомились с Владимиром Владимировичем еще в Москве, в Политехническом музее, где он читал стихи. И держался он удивительно, был полон достоинства и спокойствия. Желающих попасть на его вечер всегда было много. Он стремился взорвать, расшевелить аудиторию, вызвать у нее своими остроумными репликами и ответами на выкрики из зала обостренную реакцию. И это ему всегда удавалось. Вечера неизменно заканчивались бурными овациями взволнованных и благодарных слушателей. В их числе была, конечно, и я. «Может, зайдем в бильярдную», — предложил Маяковский. Я, разумеется, не возражала. Мы играли до полуночи, до закрытия. Мне очень хотелось выиграть, но я понимала, что силы наши неравны. Маяковский выиграл две партии, третью — я. Не знаю, подыграл он мне по-джентельменски или нет, но я и этим довольна и счастлива.

Рине Зеленой довелось жить в одно время со многими известными людьми. И в каждом из них она умела разглядеть то, что не замечали другие.

— У Юрия Никулина детские глаза — сказала она — и человек он необычайно добрый. Всем, кто к нему обращается, непременно помогает, даже лекарство дает. Карандаш — великий клоун. Он в цирке своего рода Станиславский, а ведь играть на арене цирка не то, что на сцене театра, где артисту и декорация помогает. И эту систему здесь разработал Карандаш. До Майи Плисецкой не было подобного. Пройдет много лет, но второй такой все равно не будет. Никогда.

Была у Рины Васильевны встреча с Николаем Островским:

— Как-то Рая, жена Островского, пригласила меня в гости. Он был уже тяжело болен, прикован к постели и ничего не видел. Я читала ему стихи. Он спросил: «В каком классе учится эта девочка?» Это было для меня, артистки, высокой похвалой. Значит, я сумела войти голосом и интонациями в роль ребенка.

С волнением рассказывала Рина Зеленая о концертах фронтовых бригад во время Великой Отечественной войны, в которых она принимала участие.

— Выступлений было столько, что, если подсчитать, то получится астрономическая цифра. От Волоколамска до Сталинграда, на кораблях в горящем Севастополе. Поляны, землянки, госпитальные палаты, санитарные поезда заменяли нам концертные залы. Ездить тогда приходилось и верхом, и на бронетранспортерах. Мы не знали, что такое усталость. Вспоминаю один концерт. Наша группа после выступления осталась ночевать в воинской части. Ночью разразилась гроза, и от грома все проснулись, выскочили из палаток, решили, что поблизости рвутся снаряды. Солдат, стоявший на часах, объяснил артистам: это не взрывы, это — гроза и сверкает молния. Тогда я невольно воскликнула: какое счастье, что есть гроза, созданная природой.

Рина Зеленая вглядывалась в окружающее пристально, внимательно, как и ее юные герои, которых она талантливо озвучивала на эстраде, раскрывая нам, взрослым, их богатый и своеобразный внутренний мир. Надо было только научиться видеть и слышать ребенка, вдуматься в то, что он говорит. И этим даром она обладала.

Встречаться с Риной Васильевной мне доводилось потом еще не раз. Однажды мы случайно столкнулись в театре на какой-то премьере, а потом на площади Маяковского. В этом районе ей дали новую квартиру. Она запомнила меня. Что и говорить — у нее была феноменальная память.

В одну из таких встреч я поинтересовалась:

— Рина Зеленая — это ваш псевдоним?

И вот, что она ответила:

— Мою фамилию и в самом деле часто принимают за сценический псевдоним. Это сейчас стало модным, выбирают позвончее, и чтобы легко запоминалось. А вот другие, более осведомленные в истории России, спрашивают — не родственница ли я Одесского градоначальника Зеленого? Был там когда-то такой. У отца моего по этому поводу были в свое время большие неприятности. Ему пришлось доказывать свое пролетарское происхождение, чтобы не попасть в число лишенцев, как тогда называли бывших богатеев, которых лишили собственности. А вот имя у меня и в самом деле не настоящее. Произведено от того, которое родители дали мне при рождении — Екатерина. «Рина» возникла совершенно случайно. Однажды, когда писали афишу и на ней перечисляли участников концерта — «Екатерина» на листе не уместилась. Вот и ограничились «Риной». С тех пор так и пошло.

«Екатерина», может быть, на афише тогда и не уместилась, а вот в памяти россиян эта прекрасная, своеобразная артистка останется навсегда.

Рис. Сергея Гриншпуна, Россия

* В.В. Маяковский. Поэма «Владимир Ильич Ленин».