Пир музыки Арама Хачатуряна

Творчество Хачатуряна — это каскад поистине гениальных творений. По словам музыковеда, академика Б. Асафьева, — это «пир музыки» и «роскошь оркестровых звучаний». Думаю, что фрагменты наших бесед с А.И. Хачатуряном будут интересны и сегодняшним читателям.

**

Моя первая встреча с великим композитором состоялось в ... Кремлевской больнице, где Арам Ильич лежал на обследовании. Большая светлая палата и он, мощный, грузный, лохмато кудрявый, седой творец музыки. Первое впечатление — такие, как он, достойны кисти художника или чутких рук скульптора. Не удивительно, что, как только я включила диктофон, то сразу же перестала обращать на него внимание. Настолько интересен и насыщен был наш разговор.

Первые фразы: «Ну что ж, начнем?» И ответ: «Начнем, пожалуй!» — прямо по Пушкину, настроили нас на соответствующую творческую волну.

«Хотите знать, с чего я начинал?, — лукаво прищурившись, спросил композитор. — Начинал я свою музыкальную карьеру... в детском саду. Да, да я работал воспитателем малышей в одном из московских детских садов, который находился в Армянском переулке. Потом в этом здании был институт Азии и Африки.

«Поступил» я в детский сад после окончания музыкального техникума имени Гнесиных и проработал в нем музыкальным работником три года. В детском саду я создал шумовой оркестр, и мы часто выступали на различных площадках Москвы. Кстати, я всегда рекомендовал родителям обращать особое внимание на музыкальные способности детей. Так я открыл маленького Арно Бабаджаняна, который стал впоследствии известным композитором. Среди моих воспитанников была и Зара Долуханова…»

Дети были его первыми слушателями. Он играл им народные песни, как того требовала программа, играл колыбельные, лирические, шуточные. Те мелодии, что легко запоминаются и веками передаются от поколения к поколению. Непосредственная реакция детворы на первые импровизации начинающего композитора показала ему, что только в том случае, если музыка мелодична и вдохновенна, она будит воображение и заставляет сопереживать.

Я слушала Арама Ильича, как зачарованная. А он, предаваясь приятным воспоминаниям, продолжал:

— Работа с детьми принесла мне большую пользу. Я говорил им: «Давайте поиграем в зверинец». И распределял роли: «Ты будешь лисица, ты — волк, ты — заяц, ты — медведь. Затем, рассказав о повадках животных, подобно настоящему режиссеру, показывал участникам этой игры, как надо двигаться в зависимости от той или иной роли, воспроизводил походку зверя, подражая походке сказочных персонажей. Затем садился за рояль и начинал импровизировать. По тому, как ребята слушали, как реагировали на мою музыку, я узнавал, насколько точно сумел выразить мелодией характер каждого зверя. По тому, как они угадывали, о каком именно животном я веду свой музыкальный рассказ, я судил о степени выразительности моих импровизаций. Чудесное было время. Молодость, задор, мечты…

…У меня до сих пор перед глазами картина — могучий, седовласый старец (ему было тогда уже за 70), сидящий на больничной койке, с молодым блеском в глазах, эмоционально жестикулирующий.

Сейчас вспоминаю слова Александры Пахмутовой, с которой нас в свое время связывали теплые дружеские отношения. Она сказала: «Музыка Хачатуряна — это всегда горячее человеческое сердце, полное любви, скорби и радости. Вся богатейшая гамма человеческих мыслей и чувств».

И сразу на память приходит музыка к фильмам «Отелло», «Маскарад», к балетам «Гаяне» («Танец с саблями»), «Спартак», блестящая аранжировка «Полета шмеля» Римского-Корсакова.

....Спустя какое-то время Арам Ильич от воспоминаний о детском саде обратился мыслями к своим настоящим работам, к тем шедеврам, которые до сих пор пленяют слух любителей музыки.

— Какому музыкальному жанру вы отдает предпочтение? — спросила я.

— Композитор не может быть сочинителем только в одном жанре. Ему должен быть подвластен любой музыкальный жанр. Примером такого многообразия в творчестве для меня всегда служит Сергей Прокофьев. Он был талантлив во всем — в песне, в марше, в балете, в симфонии.

— И все же к чему у вас больше всего лежит душа?

— К инструментальной музыке и балету. Меня привлекают большие формы. В них есть возможность для полета фантазии, мечты. Музыка балета — вещь сложная и тонкая. Она должна быть весьма концентрированной, скульптурно осязаемой. Там должно быть нотам тесно, а мыслям — просторно.

— Балет «Спартак» пользуется огромным успехом. Что побудило вас обратиться к этой исторической теме?

— Я хотел, чтобы «Спартак» прозвучал как апофеоз борьбы за свободу и национальную независимость. Героический образ человека, поднявшего рабов против угнетателей, волновал меня еще в юности. С годами я стал ощущать этот образ уже по-другому. Видел его силу и слабость и как народного вождя, и как человека, и как полководца. Исполнители образа Спартака — В. Васильев и М. Лавровский поняли в нем главное, суть этого образа, но каждый трактовал его по-своему. И в этом тоже есть своя правда.

Знаете, любая тема, за которую берешься, должна быть современной. Неважно, что в произведении рассказывается о далеком прошлом. Все элементы композиции должны быть выражены свежим, современным, актуальным языком. Главное в том, чтобы уметь насытить далекую эпоху звучанием настоящего и будущего.

Мне было интересно узнать у А.И. Хачатуряна, с какого возраста у него появился интерес к музыке.

— Интерес к музыке возник у меня в раннем детстве, — сказал композитор. — Я импровизировал, подбирал по слуху мелодии и даже пытался что-то сочинять сам.

— Очевидно, сказывалось влияние семьи?

— Нет, что вы! Семья, в которой я рос, не имела отношения к музыке. Мой отец был переплетчиком, а мать вела домашнее хозяйство. Правда, родители были очень музыкальны. В нашем доме часто звучала музыка и песни.

По происхождению я — армянин, но родился в Грузии. Считаю себя русским, так как учился в русской школе, мой родной язык — русский, как и культура. Живу я и работаю в Москве. К моему увлечению музыкой родители относились скептически и считали, что это занятие не для мужчины. В результате под их нажимом я поступил на физико-математический факультет Московского университета. Однако музыка все же пересилила интерес к точным наукам. Она имела надо мной такую власть, что ради нее я готов был преодолевать любые препятствия.

Арам Ильич преодолел все препятствия, которые были на пути к заветному нотному ключу, и стал впоследствии одним из выдающихся композиторов. Его «Полет шмеля» и «Танец с саблями» были своеобразными «лакмусовыми бумажками» для многих ансамблей, оркестров и инструменталистов. Вспоминаю виртуозное исполнение этих произведений оркестром Л.О. Утесова, ансамблем «Оризонт», трубачом В. Коптевским.

Не выбросить из памяти и эпизод, из-за которого мы с Арамом Ильичем чуть не рассорились.

После медицинского обследования он отправился в Америку по приглашению тамошней армянской диаспоры. Она хотела отметить его 70-летие. Как раз в то время, когда он там находился, газета «Советская Россия» опубликовала мое интервью с Хачатуряном, в котором были приведены его слова о том, кем он себя считает и какую большую роль сыграли в его жизни русская культура и искусство.

Вернувшись в Москву, Арам Ильич позвонил мне и стал сердито упрекать меня за то, что я написала то, о чем он мне не говорил, а именно, что считает себя русским, хотя по происхождению армянин. Там, в Америке, армяне, получив газету с моим интервью с ним, объявили ему настоящую обструкцию.

Редакция пригласила великого композитора в газету, собрала редколлегию, и в его присутствии была прослушана кассета с записью беседы с ним, в которой были точно те слова, что я привела в интервью. Крыть Араму Ильичу, как говорится, было нечем. Я впервые видела растерянность и замешательство Хачатуряна. Он извинялся перед редколлегией и передо мной.

В тот день ему было присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда, и мы, воспользовавшись этим, успокаивали его, как могли, и спускали всех «собак» на националистов.

Арам Ильич покинул редакцию умиротворенный, а я зареклась впредь в интервью с именитыми лицами касаться их национальности. Пусть это будет их собственностью, которой они могут распоряжаться по своему усмотрению.

Талантливым и гениальным людям многое прощается. Разумеется, и я простила Араму Ильичу те, мягко говоря, неприятные минуты, когда мне с диктофоном в руках пришлось доказывать, что в интервью мною приведены его подлинные слова.

Сегодня мои встречи, беседы, объяснения с великим композитором греют душу, возвращают в те далекие молодые годы, когда герои жили совсем рядом, были доступны в общении и разговорах. Мне повезло — у меня сохранился неповторимый голос А.И. Хачатуряна в памяти и... на кассете.

Валентина ТЕРСКАЯ, Россия