Прямо к цели

Проблемы начались после того, как я стал все больше и больше придерживаться еврейских правил и предписаний. С кошерной едой как-то можно было управиться, домашних припасов хватало на два-три дня командировки. Хуже обстояло с молитвами и в особенности с тфиллин и талитом. Показаться в таком облачении соседям по купе или гостиничному номеру казалось немыслимым.

Приходилось изобретать всяческие способы укрывательства. Минху, полуденную молитву, я замечательно исполнял в телефонной будке. Держа «сидур» точно записную книжку и прижав трубку к уху, я тихонько раскачивался минут пятнадцать, не вызывая никаких подозрений. С «аравитом» тоже можно было устроиться — дождавшись пока соседи заснут, усаживался в уголок потемнее и спокойно молился. Но шахарит, но тфиллин, но талит!

Однажды утром в Рязани долго выжидал, пока встанут, наговорятся и уберутся, наконец, мои соседи. Облачившись в боевые доспехи еврейской доблести, приступил к молитве. «Шмонэ Эсрэ» занимало у меня минут двадцать, иврит я знал плохо и читал даже не по словам, а по буквам. Ноги немели, к концу молитвы я с трудом делал три шага назад.

Где-то посредине «шмонэ эсрэ» раздался стук в дверь. Замок я предусмотрительно запер, оставив ключ внутри. Судя по голосу, вернулся один из соседей. Подергав ручку минут пять и выплеснув сквозь замочную скважину мутный вал матерщины, он ушел. Я обрадовался, но рано, вскоре сосед вернулся вместе с дежурной по этажу. Вместе они продолжили попытки проникнуть в комнату. К счастью, молитва подошла к концу, я быстро засунул тфиллин и талит в чемодан, разбросал уже сложенную постель и отпер дверь.

— Ты чё запираешься, а? Чё ты про себя думаешь, а? — начал подогревать атмосферу сосед.

— Друг, — я провел ладонью по лицу. — Понимаешь, с вечера немного перебрал, утром решил пивом замыть, да получилось еще хуже. Ни встать, ни пошевелиться.

— А-а, — умиротворенно протянул сосед, — так бы сразу и говорил.

Но хуже всего приходилось по утрам в поезде. О молитве в купе не приходилось даже и думать. Повернувшись спиной к двери тамбура и прикрыв молитвенник полой пальто, я пытался отыскать в себе точку, из которой мир представал наполненным гармонией и смыслом. Талит и тфиллин случалось накладывать гораздо позже, украдкой в какой-нибудь парадной, второпях, словно воруя.

Все эти приключения я рассказал перед очередной командировкой реб Зусе.

— Тяжело быть евреем, — завершил я свое грустное повествование и замолчал, в расчете на сочувствие и поддержку.

— Вовсе нет, — вдруг возразил мне реб Зуся. — Быть евреем — это большое счастье и необыкновенная радость. И не нужно стесняться ни своих обычаев, ни своего Б-га. В Хабаде говорят: «лехатхило рибер» — идти сразу к цели. Попробуй завтра вести себя не как трусливый воришка, а как гордый избранник Всевышнего.

Слова реб Зуси меня задели. Утром следующего дня, спустившись вниз с вагонной полки, я обратился к попутчикам:

— Хочу попросить вас о небольшом одолжении. Я религиозный еврей, а сейчас настало время молитвы. Мне придется надеть специальную накидку и молитвенные ремешки. После того как вы закончите завтрак, прошу полчаса тишины.

Тишина наступила мгновенно. Быстро допив чай, соседи с выражением почтения на лицах вышли из купе. Через сорок минут один из них приоткрыл дверь и осторожно осведомился, можно ли взять новую пачку сигарет.

В той командировке мои дела складывались на удивление легко и быстро. Двухдневное задание успел провернуть за несколько часов и, не оставаясь на ночлег, тем же вечером уехал обратно. Решив действовать по рецепту реб Зуси, сразу обратился к проводнику.

— Дело в том, что я религиозный еврей и мне необходимо молиться утром и вечером. Чтобы не доставлять неудобства попутчикам, хочу попросить вас разрешить мне молиться в вашем купе.

Проводник внимательно посмотрел на меня.

— Вы священник?

Врать не хотелось, но в моем мозгу вдруг всплыла фраза из Торы: «…и будете мне народом священников».

— Да, — твердо сказал я, — священник.

— Пойдемте со мной, батюшка, — почтительно произнес проводник. Он отпер дверь в последнее купе и пропустил меня вовнутрь. — Тут никого не будет до самого Вильнюса. Молитесь спокойно. И про нас не забудьте.

Утром я облачился в доспехи славы и полтора часа молился с чувством и расстановкой, тщательно выговаривая каждую букву

— Так-так, — стучали колеса, словно подтверждая правоту выбранного пути. — Так-так, так-так, именно так-так.