Орлеанская дева российской поэзии

Пять лет назад, в декабре 2002 года, в «Алефе» было опубликовано интервью с Риммой Казаковой. Сегодня, к горькому сожалению, ее уже нет, и поэтому вспомним судьбу и стихи этой замечательной поэтессы.

меня с Риммой Федоровной были короткие, но весьма острые отношения. Дело в том, что она — моя ровесница, и, естественно, я включил ее в свой «Клуб 1932» — мемуарную книгу о своих звездных ровесниках (Жаке Шираке, Элизабет Тейлор, Василии Аксенове, Андрее Тарковском и других, всего более 80 звезд). Вот как была представлена в ней Римма Казакова:

«МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА, СТАВШАЯ ПОЭТЕССОЙ. Она родилась 27 января 1932 года в Севастополе. Первые стихи опубликовала в 1955 году... В одном из интервью, вспоминая прошлое, сказала: «... все жили по принципу:

Нет, я жил по другому принципу и никогда не любил Ленина.

Уже будучи взрослой, в интервью «АиФ» (24 декабря 1997 года) она сказала: «У меня каждый день праздник, а когда дело доходит до настоящих праздников, я остаюсь одна. Когда были мужья, я выясняла, где они шляются и почему не дома. Теперь хоть и живу с сыном, но и его не вижу. Стихов к Новому году не писала никогда, а чужие читать не люблю...»

А я люблю чужие. Люблю талантливые чужие стихи, а не свои, хотя их тоже пишу. Но ближе к теме. Я с удивлением узнал, что настоящее имя поэтессы не Римма, а Рэмо: Революция, Электрификация, Мировой Октябрь. Так назвал ее отец. Вот уж воистину, она — дитя эпохи. Про себя Казакова говорит так: «Комсомолка, спортсменка, красавица». Кроме разве последнего, все было при мне...»

Но что для поэта внешность? Главное — лицо творческое. Оригинальность мысли, изящество стиля, музыкальность строк. Все это, конечно, есть и у Казаковой, но ее как поэта, на мой взгляд, губит некий советский шлейф, который за ней тянется. Впрочем, вот как писала она сама:

Ах, это сердце!.. В интервью газете «Экстра М» (20 сентября 1997 года) Римма Казакова, отвечая на вопрос, как она переживает расставания, ответила: «Я смертельно переживаю. У меня есть стихи: «Моя последняя любовь, заплаканная, нервная, моя последняя любовь — ты первая!» Когда я была моложе, всегда считала — пусть меня лучше обманут, чем я обману. Но сегодня, видимо, «любительное вещество» закончилось... И я прекрасно понимаю, что не юна...»

«Любительное вещество» — неплохо сказано.

Словом, каждый занимается своим делом. Римма Казакова, член виртуального «Клуба 1932», переживает, думает, пишет, и дай ей Б-г здоровья, сил и поэтического вдохновения и дальше. В заключение еще несколько ее строк о прошлом страны, о тогдашних:

Так была представлена Римма Казакова: очень коротко и без излишних деталей. Книга «Клуб 1932» оказалась в руках Риммы Федоровны. Более того, на 70-летие почитатели таланта подарили ей несколько экземпляров. И при разговоре со мной она выразила явное неудовольствие тем, как я о ней написал. Ей хотелось более возвышенных и пафосных слов в свой адрес, а я написал о ней как бы мимоходом (ровесников-то много!) Потом мы не раз встречались и разговаривали, и каждый раз Казакова продолжала меня корить за написанное. Как-то в Союзе писателей Москвы она познакомила меня с одним литератором и сказала при этом: «А это Юрий Безелянский, который написал обо мне не так, как надо». В конечном счете, мы все же помирились. Сегодня мне очень жаль, что Римма Федоровна ушла из жизни. И я готов «исправиться», по крайней мере, написать о ней более пространно и глубоко. Она это заслужила.

Мама поэтессы, Софья Александровна, караимка, крымская еврейка, в январе 1932 года приехала рожать в Севастополь, где жили ее родители. Отец Риммы, Федор Казаков, был военный, и ему приходилось служить в разных городах страны. Однажды он был вызван генералом, и тот с опаской спросил: «Федя, у тебя что, жена — еврейка?» Казаков ответил: «Никак нет, моя жена — караимка». «А, ну тогда ничего», — облегченно вздохнул генерал.

Детство Римма Казакова провела в Белоруссии, школьные годы — в Ленинграде. Великая Отечественная война застала семью в Ленинграде: блокада, артобстрелы... После эвакуации вернулись в город на Неве. Когда умер Сталин, Римма Казакова искренно и горько плакала, а в дневнике записала: «У нас страшное горе: умер родной и любимый Иосиф Виссарионович Сталин...» Позднее, разобравшись в отечественной истории, написала стихотворение «Вожди»: «Я больше лба себе не расшибу ни об одну державную икону!»

В 1954 году Казакова окончила исторический факультет ЛГУ. Как признавалась сама поэтесса, «по комсомольской дурости» уехала на Дальний Восток, в Хабаровск, и надолго там застряла.

Застряла, но получился результат. В 1958-м вышла первая книга стихов «Встретимся на Востоке», и Казакову приняли в Союз писателей. Приехала в Москву, поступила на Высшие литературные курсы при Литературном институте, вышла замуж за писателя Радова. Начала печататься — и где? — на самых престижных площадках: в «Новом мире» и «Юности». Ее учителями стали Михаил Луконин и Евгений Евтушенко. Кстати, Казакову в 1960-е годы звали «Евтушенко в юбке». У Казаковой было много стихов со словом «дорога» — разъезжала и по стране, и за ее пределами — от Вологды до Токио. Основные темы стихов: дружба, любовь, верность, материнство. В начале ее творческого пути поэт Виктор Боков сказал ей: «Девочка, мне очень нравятся ваши стихи. Но признайтесь, что на вас очень повлияла Марина Цветаева». Казакова удивленно подняла брови: «А это кто?» Тогда она не знала никакой Цветаевой и писала по-своему: «Люби меня застенчиво», «Быть женщиной — что это значит?..», «Как просто быть счастливой в этом мире!..».

Сборники стихов, преодолевая поэтические муки, выходили один за другим. Всего более 20 книг. Римма Казакова издавалась и выступала наряду с другими кумирами 1960-х годов во многих залах и даже на стадионе в Лужниках.

Не боялась? Позднее она признавалась: «Я была неуверенная, робкая, и всю жизнь старалась преодолеть робость в себе. Я считала себя провинциалкой...» Кумиром Риммы Казаковой была Белла Ахмадулина — «красавица, ангел». Да к тому же всегда эффектно одетая, «хорошо упакованная», как выразилась Казакова. Конечно, она ей завидовала. Но сумела преодолеть это чувство и поняла простую истину: надо быть самим собой. И она стала Риммой Казаковой, совершенно отличным от Ахмадулиной поэтом, со своим внутренним миром, со своим стилем и со своей позицией в литературной тусовке. Когда-то она написала: «Поэзия — мужичье дело, /Воловий труд, соленый пот./ Зачем же Орлеанской девой/ В поэты девочка идет?» Всей своей последующей жизнью Римма Казакова на этот вопрос дала четкий ответ.

В интервью газете «МК» в 2002 году Казакова признавалась: «Я очень высоко ставила Андрея Вознесенского, Беллу Ахмадулину, Юнну Мориц. Но годы шли, и постепенно я осознала: чего я, как бедная родственница, кручусь у стола господ. Пускай они живут сами по себе. Я другая. Я поняла, что я все-таки поэт, что по жизни меня вело то, что называется призванием... у меня нет ни званий, ни наград, но иногда я понимаю, что у меня есть свой читатель...»

И Римма Казакова пошла своей дорогой. Выступала и как публицист, и как переводчик. В 1976–1981 годах работала секретарем правления Союза писателей СССР, организовывала Пушкинские праздники поэзии. В стихах чеканила свое имя. Многие из них стали популярными песнями: «Ненаглядный мой», «Мадонна», «Ариадна», «Дурочка», «Ты меня любишь».

Одна критикесса в восторге написала: «Солнечный, жизнеутверждающий, радостный талант дал Б-г Римме Казаковой». Но этот «солнечный и радостный» талант был затенен событиями в стране, развалом Советского Союза и последовавшими за ним «развеселыми делами».

Будучи натурой общественной, не замкнутой в своем мирке, Римма Казакова в последние годы писала горькие стихи: «...Я наконец-то поняла — / как отрубила, / что многое, чем я жила,/ напрасно было... /Во всем какой-то сбой, пробой, /печаль разлада./ И государство, и любовь.../ Подумать надо!»

С удивлением смотрела Казакова на молодое поколение, которому, в отличие от старшего, было совсем «не по кайфу ишачить целый день». В «Монологе современной девчонки» декларировалось:

Римма Казакова удивлялась: она так не могла. Она поступала иначе: «Все ухожу оттуда, где не больно,/ и все туда, где больно, прихожу...» И с горечью: «Творю добро, а все не легче...» Жизнь кругом перестраивалась, но от этого легче не становилось. Знаменательно стихотворение Казаковой «Недоверчивое»:

Сплошные «неужели?» — «И Лубянка без секретов,/ и — нет власти без Советов?!.» Перестройка кончилась, и на развалинах былой великой империи возникло нечто новое, явно монструозное:

И возмущенный крик исторгается из казаковского сердца: «О, жующая столица!/ Искореженные лица./ Стадный ужас длится, длится,/ хоть в нем пользы ни на грош./ Ты жуешь, жуешь, жуешь...»

Жуют. Жрут. Танцуют. Пляшут. И легко обходятся без всякой культуры, на что Римма Федоровна однажды резко сказала: «Забудьте о нас окончательно. Мы подохнем. Живите без стихов». Сама она так не могла. Она до последних дней не расставалась с поэзией. Возглавляла беднейший Союз писателей Москвы. Про себя говорила: «Я нищая, несчастная бабка, которая доживает свои дни». И еще: «У меня сознание социал-демократическое, и я не понимаю, как можно наслаждаться жизнью, покупать иностранные футбольные команды или демонстрировать свое богатство, когда в стране столько бедных людей!..»

Но что об этом в стотысячный раз! Никто не услышит и никто не поможет. Римма Казакова всегда отличалась прямотой и откровенностью, никаких вуалей, никаких иносказаний — все открытым текстом. О себе говорила: «Вообще-то я — прирожденная жена. Люблю готовить, люблю сидеть дома. Я вообще считаю, что женщина должна служить мужчине... Я отнюдь не феминистка. Терпеть не могу всех этих эмансипированных штучек и не понимаю, почему в Америке, по рассказам, женщины иногда мужчин достают на тему приставания. Мне это не понятно. Если ко мне кто пристает, я думаю: ох, как хорошо — еще кому-то нравлюсь!»

Вот уж точно не феминистка! Обыкновенному женскому счастью посвящена последняя книжка Риммы Казаковой «На баррикадах любви» (2002).

«Ваш главный проигрыш в жизни?» — как-то спросили Казакову. Она ответила: «Нет мужчины рядом. Хотела состариться с любимым человеком. Но, может быть, это лишь иллюзия?..»

Здоровье тоже не оправдало надежд поэтессы. Она поехала поправить его в подмосковном санатории в поселке Перхушково и... 19 мая 2008 года оторвался тромб. И все.

Римма Федоровна Казакова прожила 76 лет. Удивительно насыщенных. Взволнованных. Драматических. За две недели до смерти она написала строки:

Римма Казакова была пленницей собственного сердца. Женского и поэтического.