ФРОЛ
«Фрол» - так любовно и уважительно называли Фрола Петровича Липсмана своего Главного инженера и Главного конструктора сотрудники Московского научно-исследовательского радиотехнического института, друзья и знакомые. Его, Лауреата Ленинской и Государственной премий, широкая общественность не знала: долгие годы он числился в особом списке совсекретных советских персон, а потом… В 2004-м, в канун его 90-летия, когда уже миновал срок «секретности», мы, решили рассказать о Фроле Петровиче в СМИ. После долгих уговоров он согласился. Но в последний момент опубликовать запись беседы отказался: «Потом, потом…- сказал он с присущей ему скромностью. – И спрятал материал в ящик своего письменного стола. – Я вообще противник паблисити». Переубедить его было невозможно. Недавно, на 95-м году жизни, Фрол Петрович Липсман скончался. Мы посчитали своим долгом опубликовать запись нашей беседы с ним в январе 2004 года.
- Вы, конечно, спросите, откуда у меня, «стопроцентного» еврея Липсмана, да еще рожденного до Октябрьской революции одессита, такое ультра-русское имя? С детства звался «Фролом». Когда в документах потребовалось отчество, стал «Петровичем», по переделанному на русский лад еврейскому имени отца.
В четвертом классе школы я познакомился с одним радиолюбителем, самостоятельно собрал свой первый детекторный радиоприемник, и на всю жизнь увлекся радиосвязью.
В 1939-м, 24-х лет от роду, закончил с красным дипломом радиотехнический факультет Киевского Политехнического института. Отказавшись от аспирантуры, уехал в Москву, где в те годы сосредотачивалась вся передовая радиотехническая наука.
Обошел, кажется, все московские радиотехнические организации. Меня с радостью брали на работу, но тут же отказывали, узнав, что я «бездомный». Пришел однажды в строго засекреченную организацию «Остехбюро» («Особое техническое бюро»). Созданное еще в 1919-м, оно переживало далеко не лучшие времена. Директора и всех руководителей отделов расстреляли как «врагов народа», а новое руководство пребывало в полной растерянности. После обстоятельной беседы, меня приняли на работу. Я арендовал комнату и поселился там вместе с женой Зоечкой, незадолго до того окончившей Киевский мединститут.
«Остехбюро», позже ставшего НИИ-20, разработало первые отечественные радиолокаторы, в создании которых участвовал и я.
В начале Отечественной войны я уже занимался проблемой обеспечения специальной радиосвязью Центра с высшим командным составом Действующей армии. Сложнейшая техника! Приходилось и самому не раз по служебной необходимости выезжать на фронт.
Война застала меня за разработкой одной из самых мощных, уникальных военно-полевых радиостанций для связи Центра с Военно-Морским Флотом.
Новую радиостанцию затребовал к себе Маршал войск связи Пересыпкин. Следует сказать, что в трудные годы тотального государственного антисемитизма в СССР Иван Терентьевич проявил себя с самой благородной стороны. Он категорически отказался расстаться со своим ученым консультантом генералом, профессором Исаем Герцевичем Кляцкиным. А когда Маршалу предложили избавиться от других специалистов с «5-м пунктом», «распихал» их по НИИ и заводам.
В середине войны самолет, оборудованный радиолокатором, разработанным нашим институтом, сумел, при испытаниях на фронте, обнаружить немецкий корабль, атаковать его и потопить. Об этом доложили Сталину. Он приказал немедленно выпустить партию аналогичных радиолокаторов и устанавливать их на бомбардировщиках. Институт срочно вернули из эвакуации в столицу.
Я занялся чрезвычайно важным делом - радиорелейными линиями, которых у нас не было, а у немцев во время войны такая связь уже появились.
В специально созданном НИИ-129 (лет через 20 он стал называться Московским научно-исследовательским радиотехническим институтом - МНИРТИ) меня назначили главным инженером; директором - Глеба Сергеевича Ханевского.
И Ханевский стал по моей рекомендации набирать специалистов из числа тех, кого в конце сороковых – начале пятидесятых увольняли по «5-му пункту». Так у нас оказалось примерно 75 процентов руководителей-евреев.
Но так просто это не прошло. Начальник отдела кадров строчил в горком и в ЦК КПСС бесконечные «телеги». Стандартные акты бесчисленных комиссий начинались словами: «В институте не уделяется достаточного внимания подбору и расстановке кадров, что видно из прилагаемого списка». Далее шел поименный список евреев-руководителей подразделений и научных лабораторий. И однажды меня и Ханевского вызвал замминистра Казанский. На нем не было лица, он бегал по кабинету и матерился.
- Это порядок?! 75 процентов руководителей - евреи! Институт окрестили «филиалом синагоги»! (Кстати, Московская хоральная синагога находится неподалеку. - Авт).
Меня чиновник не напугал. Всегда мог вернуться в лабораторию к осциллографам, заняться только наукой. И я ответил:
- Мой отец говорил, что при царе для евреев существовала трехпроцентная норма. Какова она при Советской власти, мне не говорил никто.
- Три процента слишком мало, – заметил замминистра, напрочь лишенный чувства юмора.
- Что же делать? – спросил я. - Увольнять?
- Кто сказал «увольнять»?! – возмутился Казанский - А работать кому? Назначьте еще столько же начальников, но с русскими фамилиями. Тогда суммарно получится евреев не 75, а 50 процентов.
Главное, в штатном списке полный ажур, и никаких неприятностей. В результате никого не уволили.
Меня же из-за «5-го пункта» в открытую не притесняли. Я был нужен. Отношение ко мне проявлялось опосредствовано. Например, готовится международная конференция по нашим делам в Женеве. По заданию министерства пишу доклад, высказываю свои мысли по теме, как представитель СССР, даю рекомендации. Наступает время, и с моими материалами едет кто-то другой. Мне же лапшу на уши: «Вам за границу нельзя, знаете слишком много. Гостайна!».
В 1949-м мы успешно разработали первую целевую многоканальную радиорелейную линию (РРЛ). У немцев эти линии существовали еще в войну. РРЛ, в частности, воспользовался Паулюс, находясь в окружении под Сталинградом. Отечественную РРЛ назвали «ЛИС» (Липсман и Сосунов – мой заместитель). Коллектив разработчиков и меня, Главного конструктора, удостоили Сталинской премии. Помню, получив ее, хотел купить пальто, но для этого пришлось дополнительно продать свой радиоприемник.
Мне довелось стать одним из главных конструкторов при разработке системы Противоракетной обороны (ПРО) для Москвы.
Задача архитрудная, сложить голову над ее решением ничего не стоило.
4 марта 1961 года, после промахов, аварий и напора оппонентов, доказывавших нереальность затеи, антиракета попала в цель и уничтожила ее. После этого Хрущев в ООН похвалялся, что мы можем попасть «и в муху в космосе».
Работу по созданию ПРО, в том числе и системы передачи данных, отметили Ленинской премией. Ее получили все главные конструкторы, занимавшиеся этой темой.
Я собрал наш коллектив в ресторане «Украина», и мы вместе отметили это событие.
Четыре года после кончины Глеба Сергеевича Ханевского.я оказался един в нескольких лицах: и.о. директора, заместитель директора по науке, главный инженер и главный конструктор.
Новый директор Геннадий Корольков имел весьма сомнительное отношение к технике, однако, был человеком порядочным, и два года никаких мер по «кадровым вопросам» не принимал, а ЦК КПСС настаивал на этом. Но вот, директором института назначили Михаила Ивановича Борисенко, махрового антисемита. С первых же дней он начал кромсать кадры. И преуспел в этом.
Шло время, я практически уже не работал, меня окружили вакуумом. В мой кабинет заходили только смельчаки.
Однажды меня вызвал начальник главка и предложил «уйти на заслуженный отдых». Мне было 64 года! Я здоров, полон физических сил и творческих идей, важных для страны! Шел 1979-й. Маршалы, с которыми я работал, возмущались: «Почему? Вы еще молоды! Вы же наш конструктор! Мы с этим не согласны. Будем говорить с вашим министром!» Но… с министром никто не говорил. А может, и говорил… ЦК КПСС, приславший Борисенко, был всесилен.
Позже я узнал, что Борисенко направили к нам с заданием: разогнать «эту синагогу в Большом Вузовском переулке».
Не успел министр подписать приказ о моем переходе на пенсию, ко мне явился кадровик и предложил сдать пропуск не только в министерство, но и в институт, созданный моими руками. Даже не дали попрощаться с людьми, с которыми проработал многие годы.
Борисенко свою задачу выполнил и… умер
Больше я нигде не работал. Решил, если я, еврей, как специалист в определенной области, России не нужен, - значит, не нужен. Пойти работать неизвестно куда, заниматься бумаготворчеством ради пары сотен рублей, не в моих правилах.
В это время, морально чрезвычайно трудное, серьезной поддержкой для меня стало внимание друзей и бывших сослуживцев по МНИРТИ – моих учеников. Некоторые из них репатриировались в Израиль, эмигрировали в США, пишут мне, звонят по телефону.
С началом перестройки, когда пенсия превратилась в гроши, а я физически начал сдавать и мне потребовались дорогостоящие лекарства, с трудом сводил концы с концами. Спасибо, помогает еврейская благотворительная организация «Рука помощи». Мне приносят обеды, женщина-помощница убирает квартиру. Лишь полгода назад Правительство РФ приняло постановление, которым ряду лиц, в том числе лауреатам Государственной и Ленинской премий, ежемесячную пенсию увеличили на целых $50! И если раньше я получал 2700 рублей, то теперь 4200. (около $170 по курсу 2004 г.- авт.) Богач! Но не подумайте, я, якобы, горюю, что в свои без малого девяносто не накопил богатства. Никогда не стремился к нему. Нестерпимо обидно, что из моей жизни беспардонно украли как минимум полтора десятка полноценных лет, в течение которых, поверьте, я мог бы сотворить еще немало новых и полезных дел. Пожалуй, ни одна другая страна в мире не относилась так расточительно к своим гражданам, как Советский Союз».
Майя Немировская, Владислав Шницер, Россия
Комментарии:
Иванкевич Юлия
Гость
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!