Суета вокруг могилы

– А в чем заключаются обязанности? — поинтересовался я, принимая ключ.
– Чтоб так особенно, то ни в чем. Держи порядок, наведывайся почаще и, если кто попросит, води смотреть. Но будь осторожен, близость к праведнику — непростое дело.
– А чего остерегаться?
– Да конкретно ничего, будь хорошим евреем и не обижай людей.
Реб Берл начал посылать ко мне тех, кто хотел посетить могилу Гаона. Их было немного, этих гостей, и все они оказались со странностями, каждый со своей.
В одну из суббот в синагоге появился хабадник* из Ленинграда, Авигдор. Он остановился у своей дальней родственницы и вечером пришел на миньян. Мы разговорились, Авигдор выглядел обычным, не внушающим никаких подозрений человеком. 
Странное началось на следующий день, после утренней молитвы. Синагога была полна книг, их присылали со всей Литвы из разрушенных и разграбленных молитвенных домов. По словам стариков, приходили посылки даже из украинских и белорусских городов, в которых не осталось ни синагог, ни евреев. Книг собралось великое множество, целая библиотека, и мы с приятелем потихоньку разгребали это богатство, сортируя, очищая от пыли и расставляя по полкам на втором этаже, в женской половине. Женщины, древние старушки, появлялись там один раз в году, на Йом-Кипур, и «женской» половина называлась исключительно по старой памяти. Хотя, в общем-то, вся синагога держалась именно на той самой старой памяти, поскольку новых событий в ее жизни уже не происходило.
Разыскав среди завалов особенно хорошо сохранившиеся книги, мы переносили их вниз, в главный зал. Постепенно там также собралась очень прилично выглядевшая библиотечка. Огромные тома Талмуда в толстых кожаных переплетах с золотым тиснением, сборники галахических постановлений, книги наиболее известных комментаторов. Конечно же, на почетном месте красовались четыре тома «Шулхан Аруха» из частного собрания купца Лейба Виткина. Так, по крайней мере, было вытиснено на корешках. Авигдор снял с полки одну из них и буквально впился в нее глазами, казалось, совсем позабыв о молитве.
После окончания службы он подбежал к реб Берлу с выражением чрезвычайного беспокойства на лице, покрытом клочковатой бородой.
– Вы староста синагоги?
– Да, — ответил реб Берл.
– А раввин тут есть?
Более идиотский вопрос трудно было задать. На весь Советский Союз власти разрешили только одного раввина, в Москве, и ходить к нему советоваться означало то же самое, что ходить советоваться прямо к куратору еврейского отдела КГБ. Не знать таких элементарных вещей Авигдор не мог, следовательно, в его голове варилась очень странная каша. Но это еще было ничем по сравнению со следующим вопросом.
– Нет, последнего виленского раввина расстреляли в сорок первом году. У вас есть еще вопросы?
– Да, да, — зачастил Авигдор. — Я остановился у родственницы, пожилой женщины, лет шестидесяти, если не больше, да? 
– Что «да»? — не понял реб Берл.
Но Авигдор продолжал, «да», как выяснилось, он добавлял почти после каждого предложения, вместо точки или для связки мыслей.
– Так вот, комната у нее одна, я спал на диванчике за шкафом. А сейчас прочитал в «Шулхан Арухе», будто если мужчина провел ночь в одной комнате наедине с женщиной, он должен на ней жениться, да?
– Что «да»? — опять переспросил реб Берл. 
– Так я обязан жениться или нет?
Реб Берл тяжело вздохнул.
– Так, значит, я обязан жениться, да? — вздохнул в ответ Авигдор.
– Если вам так сильно хочется, можете попробовать. Она ваша дальняя родственница или ближняя?
Глаза у реб Берла заискрились. Авигдор, наконец, понял всю нелепость своего вопроса и тоже заулыбался.
На следующий день, в воскресенье, я повез его на кладбище. Молился Авигдор неистово и бесконечно: я успел прочитать все свои постоянные псалмы, перечислить просьбы, просто подумать, разглядывая серую стенку склепа, погулять по кладбищу, еще раз постоять возле Авигдора, а он все раскачивался и раскачивался, ничего не замечая вокруг себя. В конце концов мне это надоело, и я начал интеллигентно покашливать. Никакой реакции. Закашлял сильнее. То же самое. Наконец я решительно прикоснулся к плечу Авигдора:
– Мне пора, я должен запереть склеп.
– А, да-да, хорошо. Хорошо.
Он замолчал на секунду, а затем быстро забормотал:
– Гаон ребе Элиягу бен Шломо Залман! Я прощаю тебе все сломанные судьбы, все искореженные жизни, все расстроенные браки, которые произошли из-за твоих последователей, злобных миснагдим. Спи спокойно, ребе Элиягу бен Залман, и молись за нас перед вышним престолом.
«Ненормальный, — подумал я. — Как говорит реб Берл, амишигинер ид».
Мы вышли наружу. Лицо Авигдора сияло.
– Знаешь, какая роскошная идея пришла мне в голову? — сказал он, словно подтверждая пришедшую мне мысль. — Пора кончать эту свару между хасидами и миснагдим. Я соберу хабадский миньян, мы приедем сюда на могилу и завершим двухвековую распрю, да?
– Вряд ли Гаон станет с вами разговаривать. А больше тут завершать не с кем.
Но Авигдор не слушал, его несло:
– Отцы ели виноград, а у детей оскомина. Сделаем лехаим, почитаем псалмы, поучим хасидут — и делу конец.
– Ой ли, конец?
– Конец, конец, я тебе говорю, нет такой преграды, что устоит перед желанием**, да?
Всю дорогу обратно он гудел и, крутя руками, словно пропеллером, перечислял тех, кому он позвонит, кто согласится наверняка, а кого придется уговаривать. Когда автобус въехал на улицы старой части Вильнюса, Авигдор уже призвал под свое знамя около тридцати хабадников и лихорадочно соображал, как и у кого их разместить. От продолжения разговора я уклонился, сославшись на семейные дела, и поскорее удрал. 
Еврейский мир очень тесен, и слухи в нем разносятся со скоростью электричества, мчащегося по телефонным проводам с одного конца света на другой. После возвращения в Ленинград Авигдор развил бурную деятельность и даже начал собирать с потенциальных участников деньги на билеты. Дело начало приобретать реальные очертания, пока кто-то из хасидов не поведал о затее одному из заезжих раввинов, проникавших в Союз под видом невинных туристов. Раввин пришел в ужас и тут же позвонил в Бруклин другому раввину, тот написал записку Любавическому Ребе. Что точно ответил Ребе, молва не сохранила, но Авигдор несколько дней ходил с видом побитой собаки и возвращал собранные деньги. Так бесславно, даже толком не начавшись, закончилась попытка хасидско-литовского примирения.
 

Янкл МАГИД 
Израиль

_______________
*Хабадник — последователь одного из направлений в хасидизме.
**«Нет такой преграды, что устоит перед желанием» — известное выражение Баал-Шем-Това.