Граф Валентин Потоцкий — Гер-Цедек

Через открытую дверь из зала долетал каждый звук. Мы специально ее не закрывали, чтобы слышать, что же происходит внутри. Порядок литургии казался нам бескрайним, точно море: каждый день всплывали новые подробности, а из тумана незнания, словно очертания неизвестных островов, проступали неведомые обычаи и законы. Мы не понимали, как старики ухитряются помнить столько деталей. Сегодня, спустя тридцать лет моего присутствия в синагоге, море превратилось в уютную домашнюю ванну, где все знакомо, близко и лежит под рукой.
На второй день Шавуот реб Гирш, читавший «Изкор», стал говорить нечто новое. Мы прислушались. По правде, разобрать в точности, что именно произносил реб Гирш, было совсем не просто: голос его то повышался до срывающегося фальцета, то опускался до трагического шепота. 
– Да упокоит… вознесется… душа святого… Авром бен Авром…
После окончания «Изкора» вернувшись в зал, я подошел к Элиэзеру, читавшему молитву по недавно умершему отцу.
– О ком это говорил реб Гирш? — спросил я.
– Ты разве не знаешь? — удивился Элиэзер. — Это особая поминальная молитва по Гер-Цедеку. Ее уже двести с лишним лет читают в главной синагоге Вильны.
– Но почему сегодня?
– Гер-Цедека сожгли на ратушной площади во второй день Шавуот. 
Реб Берл многозначительно похлопал рукой по биме3, давая нам понять, что сейчас не время для разговоров. Начинался «Мусаф»4, я вернулся на свое место и погрузился в молитву.
Под вечер, когда мы снова собрались в синагоге на «Минху»5, я пристал к реб Берлу с вопросами о Гер-Цедеке. О нем мне были известны только самые общие сведения. Граф Валентин Потоцкий, «праведный прозелит», Авраам бен Авраам — знатный польский магнат XVIII века, сожженный по приговору виленского церковного суда за переход в еврейство.
Не знаю, насколько достоверно предание, рассказанное мне реб Берлом, но, по его словам, в Вильне оно передавалось из уст в уста две сотни лет.
В ночь перед казнью Гаон пришел к Гер-Цедеку в тюрьму. Охраняли заключенного остервенело, и проникнуть через тройную цепь часовых было невозможно. Поступок молодого графа разъярил шляхту, и она мстила ему так же страстно, как еще совсем недавно лебезила перед ним, наследником знатнейшего рода и самого крупного состояния Польши.
– Пойдем, — Гаон протянул руку и кандалы, словно бумажные игрушки, упали с ног Гер-Цедека. — Я выведу тебя отсюда.
– Скажите мне только одно, — попросил Гер-Цедек, — это решение Неба?
– Решение, — ответил Гаон, — но в моих силах его изменить.
– Не нужно ничего менять, — Гер-Цедек отодвинулся в глубину камеры. — Я не хочу пользоваться сверхъестественными силами для своего освобождения.
Гаон не ответил. Несколько минут в камере царила тишина.
– Хорошо, — произнес наконец Гаон. — Но знай: написано в наших книгах, что погибающие за веру не чувствуют боли.
Историю сожжения Гер-Цедека реб Берл рассказал мне во второй день Шавуот в перерыве между «Минхой» и «Майривом». Не успел он завершить рассказ, как сидевший неподалеку реб Гирш, обычно не принимавший участия в наших беседах, многозначительно закашлялся. Все, что касалось Виленского Гаона, привлекало пристальное внимание реб Гирша. Я повернулся в его сторону, ожидая продолжения рассказа. И он не замедлил последовать.
Когда Гер-Цедека вели на костер, у него возник серьезный галахический вопрос. С одной стороны, еврей должен предпринимать все для спасения жизни. Значит, нужно идти на площадь как можно медленнее, выигрывая несколько минут. С другой стороны, ожидающий его костер — это освящение имени Всевышнего. Значит, нужно торопиться, чтобы быстрее начать освящение.
Однако задать этот вопрос было некому. Опасаясь погрома, все евреи Вильны заперлись в своих домах. Кроме одного, ребе Лейзера Сиркиса, помимо глубоких знаний и праведности известного тем, что у него не росла борода. Гаон послал ребе Лейзера на площадь подкупить после казни стражника, собрать останки святого мученика и похоронить по еврейскому закону. Сиркис переоделся в польское платье и затесался в толпу сразу после стражников, ведущих Гер-Цедека. Благодаря Сиркису нам стало известно, как все происходило.
Гер-Цедек шел, радостно улыбаясь и приплясывая, словно во время Симхес-Тойры. Но не спешил, а еле переставлял ноги, скованные массивными цепями. Когда он особенно замедлял шаг, стражники кололи его кинжалами. 
Путь к ратушной площади, на которой приготовили столб и дрова, в изобилии доставленные жителями виленского предместья Супиники, шел через гетто. Гер-Цедека специально повели таким путем, чтобы еще больше напугать евреев. Все двери были заперты, окна наглухо закрыты ставнями. Проходя мимо дома Гаона, Гер-Цедек поднял голову и посмотрел на окно его комнаты на втором этаже. В ту же секунду окно отворилось, и оттуда донесся голос Гаона:
– Не медли, реб Авром, не медли!
Получив ответ на свой вопрос, Гер-Цедек подхватил волочившиеся по булыжной мостовой цепи и максимально ускорил шаг.
Поленницу, на которую палачи поставили Авром бен Аврома, предварительно облили водой. Мокрые дрова горят медленно, и осужденный умирает не от пламени, а от жара, долгой и мучительной смертью.
Влажное дерево дымило, и клубы дыма закрыли Гер-Цедека от взоров любопытной толпы. Обычно треск разгорающихся дров перекрывался криками жертвы, но на этот раз их не было слышно. Площадь притихла, а когда порыв ветра отнес дым в сторону, взглядам палачей и ксендзов открылось удивительное зрелище: человек, стоявший на костре, улыбался...
– Душа Гер-Цедека вознеслась на небо во второй день праздника Шавуот. Вы знаете, сколько тогда лет было Гаону?
Я отрицательно покачал головой.
– Двадцать девять, — вздохнул реб Гирш. — Всего двадцать девять лет. 
– Я разберусь во всем этом, — негромко пробормотал Элиэзер, когда реб Гирш закончил свой рассказ. — Я подниму литературу, все выясню и расскажу вам, как оно было на самом деле. 
Свое общение Элиэзер выполнил. Но ждать его рассказа нам пришлось почти год.
 

Янкл МАГИД, Израиль
 

___________
1 Йом-тов — праздничный день, отличается от субботы тем, что можно переносить огонь, зажженный до его наступления, и готовить на этом огне пищу.
2 Курить в йом-тов можно, но нельзя уничтожать надписи, сделанные на сигаретах. Поэтому обычно или не докуривают сигареты до конца, давая огню самому уничтожить буквы, или до наступления йом-тов зачеркивают эти буквы.
3 Бима — возвышение посреди синагоги, на котором читают свиток Торы.
4 «Мусаф» — дополнительная молитва суббот и праздников.
5 «Минха» — послеполуденная молитва.