Еврейский барон

Отрадно, что заслуги баронов Российской империи Штиглицей получили нынче всеобщее признание. Однако национальность их подчас стыдливо обходят молчанием, а то и искажают вовсе, причисляя к обрусевшим немцам. На это обратил внимание д-р Борис Клейн, который в статье «Принадлежность к еврейству: факты и версии» подверг критике документальный фильм о Штиглицах, показанный на российском ТВ. «В передаче подчеркивалось не раз, — говорит Б. Клейн, — что этнически Штиглицы — русские немцы. Они (известное дело — немцы) отличались врожденной честностью... Поочередно заданную тему развивали директор Эрмитажа и руководители архивов, глава Госбанка и другие солидные чиновники. Напрашивался вывод: пора вернуть таких патриотов в российский Пантеон славы». На самом же деле, если Штиглицам и суждено быть в Пантеоне российской славы, то лишь на правах этнических евреев, ибо происхождения они иудейского. И хорошо еще, что у составителей авторитетного справочника «Немцы России» (М., 1999–2006) хватило такта не включать туда этих выходцев из земли Гессен (Германия). 
Факты свидетельствуют: основателем династии был Лазарус Штиглиц (ум. 1798), придворный еврей князя Вальдекского из г. Арользена. И женат он был на еврейке, Федерике Луизе (урожденной Маркус). Своим шести сыновьям они дали первоклассное по тем временам образование. Старший, Иоганн, был «с душою прямо Геттингенской», ибо учился в этом прославленном университете. Можно утверждать, что Иоганну, как и его братьям, не чужды были интересы немецкой культурной элиты. Впоследствии он стал известным эскулапом, медицинским советником в Ганновере. 
Его брат Фридрих направил свои стопы в северную Словакию, а затем в Венгрию и сведений о нем нет. А вот остальные четыре брата — Эмиль, Бернхард, Николай и Людвиг — пошли по коммерческой части и, не добившись успехов на родине, на рубеже веков «на ловлю счастья и чинов» отправились в далекую Россию, на просторах которой было где разгуляться финансовому гению.
Николай и Людвиг получили впоследствии заслуженную известность. И хотя путь их в новом отечестве не всегда был усыпан розами, в конце концов фортуна им улыбнулась: карьера у них задалась.
Поначалу Николай Штиглиц (1772–1820) жительствовал на юге России, где вместе с известным предпринимателем-евреем Абрамом Перетцем с 1799 года выполнял крупные казенные подряды, снабжая крымской солью все западные губернии. 
Занимался Николай и винными откупами и именно на сем поприще обратил на себя внимание правительства. В 1801 году он окончательно перебирается в Петербург, где учреждает собственный торговый дом. 
В 1811 году Штиглиц организовал ввоз в Россию колониальных товаров через новоприсоединенную Финляндию. Деятельнейшее участие принял он и в огромных провиантских подрядах для русской армии в войне 1812 года. Показательно, что после окончания войны император Александр I пожаловал Николая дворянским званием «за большие заслуги». Царь поручал банкиру и дела весьма деликатного свойства: известно, что он воспользовался его посредничеством, чтобы в 1809 году перевести за границу на личные расходы более 13 миллионов рублей. 
Проявил себя он и как меценат: пожертвовал 100 тысяч рублей на учреждение в Одессе знаменитого Ришельевского лицея. А в 1817 году был назначен директором Государственной комиссии погашения долгов. Здесь, как отмечал министр финансов граф Е.Ф. Канкрин в докладе царю, его «усердие и труды... способствовали к успешному ходу первых наших займов и ускорили достижение цели правительства в одной из важнейших финансовых операций». В 1818 году он получает чин надворного советника, а в 1819-м — орден Владимира IV степени.
После смерти в 1820 году все его миллионное состояние вкупе со 100 тысячами десятинами земли и заводами овец испанской породы переходит к его брату Людвигу Штиглицу (1777–1842).
Именно Николай поддержал Людвига и на первых порах. Это он ссудил брата первоначальным капиталом в 100 тысяч рублей и ввел новоиспеченного предпринимателя в деловой мир Санкт-Петербурга, наставляя, как вести бизнес в этой непредсказуемой России. И когда поначалу бизнес его потерпел неудачу, все тот же Николай, веря в счастливую звезду Штиглицей, снова пришел на помощь — опять предоставил денежную субсидию. 
И наконец дело у молодого финансиста заладилось. Людвиг оказался предпринимателем от Б-га и самым удачливым из братьев Штиглиц. Свойственные ему сметливость, оборотистость и точный расчет определили надежный и быстрый коммерческий успех. Кроме того, Людвига отличали трудолюбие и непоколебимая честность, ставшая своего рода визитной карточкой его банкирского дома. А предприятие сие было создано в 1805 году под титулом «Штиглиц и К°» (хозяин его к тому времени уже был купцом 1-й гильдии). Контора дома находилась на Английской набережной — в самом престижном и аристократическом районе Петербурга.
Помимо экспортных операций (зерно, лес), торговый дом Людвига Штиглица занимался импортом в Россию дефицитных товаров. В 1807 году Штиглиц переходит в «вечное Российской державы подданство». 
Постепенно Людвиг Иванович приобретает в коммерческом мире всеобщее уважение и солидное имя, «возбуждающее повсеместно беспредельную доверенность». Автор статьи о нем в «Русском биографическом словаре» отмечает: «Торгово-промышленные начинания его пользовались самым широким кредитом, так как вексель Штиглица, по отзывам современников, являлся как бы наличными деньгами, а слово его ценилось выше всякого векселя». Штиглиц завоевал популярность еще и тем, что в отличие от иностранных банкирских контор и отечественных ростовщиков, брал самые умеренные проценты под кредиты — 10–12 % вместо традиционных 30–40%!
Велики пожертвования Людвига Штиглица в пользу русской армии во время войны с Наполеоном, за что он был отмечен императором Александром I бронзовой медалью на Аннинской ленте.
Но Штиглиц метит выше — в личные банкиры императора Александра I. А звание это рассматривалось как особая монаршая милость: ведь сему лицу доверялось заключать все государственные внешние и внутренние займы русского правительства. За нашего героя ходатайствуют приближенные к монарху влиятельные сановники Е.Ф. Канкрин и К.В. Нессельроде. Не последнюю роль сыграли здесь, конечно, личные качества самого претендента, ведь слыл он человеком доброжелательным и невозмутимым. О стойкости его характера слагались легенды. Рассказывали, например, что однажды Людвиг Иванович, оказавшись в крайне сложном материальном положении, обратился за помощью к одному влиятельному лицу, но получил отказ. Сей господин, наблюдая из окна, как поведет себя предприниматель, был поражен его самообладанием. Выйдя на улицу, Людвиг остановился, поднял с земли оброненную булавку и приколол ее к лацкану своего сюртука, продемонстрировав тем самым, что все обстоит благополучно. Предполагаемый кредитор, интуитивно почувствовавший недюжинную силу характера Людвига, послал за ним человека и выдал ему нужную сумму. Неудивительно поэтому, что в 1819 году «все торговое сословие указало на Штиглица как на достойного занять первенство на Петербургской бирже».
Приехавший в 1820-е годы в Северную Пальмиру сибирский купец В.Н. Баснин пишет о Штиглице, неизменно находящемся в гуще людей и событий: «Я долго смотрел на Штиглица, известного коммерсанта-богача. Можно сказать, что он душа здешней биржи: в продолжение трех часов беспрерывно его занимали вопросами и ответами маклеры биржевые, коих нынче до ста человек». Услугами банкирской конторы «Штиглиц и К°» пользовались самые влиятельные люди империи.
22 июля 1826 года по случаю коронации Николая I «за оказание правительству услуг и усердие к распространению торговли» Л.И. Штиглиц был возведен в потомственное баронское достоинство. За какие же услуги правительству император-юдофоб пожаловал этническому еврею сей высокий титул? Дело в том, что честное имя Штиглица оказалось поистине драгоценным для финансов страны. Ведь дефицит бюджета (ежегодно более 120 млн рублей) и реформирование отечественной финансовой системы вынуждали Россию постоянно просить деньги за рубежом, а Людвиг Штиглиц справился с этой задачей, заключив ряд низкопроцентных займов на сумму более 230 млн рублей. Императоры Александр I и его преемник Николай I остались весьма довольны этой его деятельностью. Основные же кредиторы России — крупнейшие банкирские дома Лондона, Парижа, Амстердама — поначалу с опаской относившиеся к придворному банкиру-посреднику, убедились в безупречной деловой репутации и значительном влиянии Штиглица в высших кругах власти Российской империи. Одно лишь упоминание его имени в любом готовящемся российском внешнем займе становилось для западных кредиторов надежной гарантией исправного получения денег.
Многогранность его деятельности была беспрецедентной. Людвиг Иванович владел крупными сахарными и свечным заводами, Екатерингофской бумагопрядильной мануфактурой, овчарнями мериносов. Он стоял у истоков и такого нового в России вида коммерческой деятельности, как страхование, способное при разумной организации тоже приносить немалые доходы. В 1827 году он возглавил Первое российское страховое от огня общество, коему дал изящное название: «Санкт-Петербургский феникс». И разве не остроумная эта идея — нетленная мифическая птица, возрождающаяся из пепла, как гарантия защиты на случай пожара?!
Знаменитая биржевая артель Штиглица была образована в 1833 году. Она возникла после слияния двух ранее существовавших при Петербургской бирже артелей — Шараповой и Бетлинговской. Под именем Штиглица артель просуществовала до середины 20-х годов XX века, пережив и самого Людвига Штиглица, и его сына Александра. В 1917 году она была переименована в Петроградскую, а затем в Ленинградскую артель общественного труда им. Штиглица. А основанная им в том же 1833 году Невская прядильная мануфактура существует и поныне (под названием Прядильно-ниточный комбинат им. С.М. Кирова).
C именем Штиглица связаны и рейсы первых российских пароходов. Образованное при его деятельном участии Общество акционеров для учреждения постоянного сообщения между Петербургом и Любеком получило привилегии на перевозку «грузов и пассажиров в гавани и из гаваней Балтийского моря». Новым и важным делом для России стало создание первой железной дороги из Петербурга в Москву. Именно при посредничестве банкирского дома «Штиглиц и К°» в 1841 году и был заключен внешний российский государственный заем на 50 млн рублей на строительство дороги (регулярное движение по ней началось в 1851 году, уже после смерти Штиглица). В том же 1841 году Людвиг Штиглиц — заседатель Совета комитета по постройке в Санкт-Петербурге постоянного моста через Неву. 
На всероссийских выставках он в 1833 году был награжден похвальной малой золотой медалью; по итогам же выставки 1839 года — похвальной медалью за отличные образцы мериносовой шерсти, а также большой серебряной медалью за бумагопрядильные изделия и стеариновые свечи. 
«За труды и усердие на пользу отечественной торговли и промышленности» барон был пожалован орденами Анны 2-й степени (1831) и Владимира 3-й степени (1836). В 1839 году он был вписан в дворянскую родословную книгу Санкт-Петербургской губернии. 
Людвиг Иванович вошел в историю и как видный российский меценат. Он осуществлял пожертвования студентам Технологического института, воспитанникам Коммерческого училища и Училища торгового мореплавания. Кроме того, на строительство трехэтажного каменного здания с церковью он предоставил Коммерческому училищу 20 тысяч рублей.
По воспоминаниям современников, Штиглиц обладал умом восприимчивым и образованным, любил окружать себя людьми просвещенными и в беседах с ними отдыхал после трудов своих. Он напряженно следил за успехами не только русской, но и европейской литературы, постоянно пополняя свою обширную библиотеку книжными новинками.
Его благотворительность была безграничной. То барон вносит внушительные суммы в пользу учреждений призрения нищих, то финансирует детскую больницу. Исключительно на средства Штиглица в Петербурге был учрежден образцовый приют на 150 сирот. При этом он не любил трубить о своих благодеяниях, как это делают иные политиканы. Штиглиц спешил творить добро анонимно, не требуя за то благодарностей и наград. Скромность была вообще исключительным свойством его натуры.
Людвиг Иванович Штиглиц скончался скоропостижно 6 марта 1843 года «от нервического удара», в возрасте 65 лет. В день его похорон в знак траура была закрыта Петербургская биржа. Еще при жизни барон желал, чтобы похороны его проходили скромно, без всякой пышности. Тем не менее в последний путь его провожали иностранные послы, министры, видные военные и гражданские чиновники, российское купечество. Вот как описывает эту церемонию современник: «Гроб покрыт был венками, которые любовь детская сплела ему из свежих цветов. Не было ни гербов, ни корон баронских. За гробом ехала не траурная великолепная карета, а обитая черным сукном скромная колясочка, в которой обыкновенно ездил покойный. Большая часть присутствующих провожала шествие пешком. Когда колесница выехала на Невский проспект, ей должно было остановиться. Вся эта широкая улица до перекрестка Литейного наполнена была народом. И далее по пустынным в обыкновенное время улицам, ведущим на Волково поле, стояли густые толпы». Людвига Штиглица похоронили на петербургском Волковом кладбище.
После смерти его тридцатимиллионное состояние перешло к сыну Александру, которому суждено было не только продолжить дело отца, но и приумножить его славу. Заслуги потомственного барона Александра Штиглица перед державой Российской настолько велики, что заслуживают не одного исторического труда. Но перед глазами этого выдающегося предпринимателя всегда стоял отец — этнический еврей, который всей своей жизнью показал ему пример, как стать бароном.
 

Лев БЕРДНИКОВ, США