Скрипочка Пикайзена и гитара Кима

Но не уточнял, к какому именно Якову это обращение относится. Тем более что оба Якова редко совпадали вместе в Пярну. Поэтому, когда выходил из дому, собираясь навестить того или другого, Самойлов говорил одно и то же.
Дом Самойлова располагался на улице Тооминга, в прекрасном тихом и зеленом месте: 10 минут до моря, 15 — до центра. Окна кабинета выходили в сад, за забором стоял дом, комнату в котором каждое лето снимал известный скрипач Виктор Пикайзен. ДС отмечал удобство — не надо было ехать в Москву, чтобы наслаждаться классической музыкой, которую он очень любил. Иногда притворно удивлялся, что после концертов, которые музыкант порой давал в городской ратуше, он скромно ужинает кефиром с булочкой и потом сам себе еще играет на ночь на скрипочке. 
– Ему, оказывается, все мало! — умиляясь, восклицал ДС. 
Утверждал, что умный, приятный и милый его сердцу Пикайзен вовсе не Пикайзен, а обыкновенный Айзенпик — откуда у еврея такая странная фамилия!
Напротив, через дорогу, стоял другой обычный, ничем не примечательный деревянный дом, в котором всегда останавливалась другая мировая знаменитость — Давид Ойстрах. О чем свидетельствовала мемориальная доска, на которой это было запечатлено. 
Самойлов шутил: 
– Когда помру, нашу Тооминга переименуют в улицу «Двух Давидов». 
И после паузы добавлял: 
— Чтоб никому обидно не было!
Когда же в Пярну наведывался Юлик Ким, на Тооминга он всегда приходил с гитарой, к которой относился бережно и трепетно, как к любимой женщине. ДС говорил: 
– Если хочешь что-то спеть, то спой мне песни лирицкие и худозственные, а палитицких не надо.
Эту классификацию поэтических жанров он услышал на заре своей переводческой деятельности от одного акына. Акын делил все стихи «на палитицкий, лирицкий и худозственные». Молодой Самойлов, начинавший свою профессиональную переводческую деятельность, такой классификацией восхитился и запомнил на всю жизнь. 
ДС, вторя акыну, повторил Юлику: 
– Спой худозственные. 
Потому как «крамольных» песен Кима он не любил. Относил их к разряду «палитицких».
Юлик настраивал свою гитару и начинал петь. И среди прочих исполнил свою цыганочку — «Матушку Россию»: 
Моя матушка Россия
пошла утром на базар.
Торганула в магазине 
С-под прилавка самовар…

Весь такой изысканный,
«Маде ин Джапан»,
По бокам транзисторы,
Двадцать один кран!

Моя матушка Россия
В него водки налила,
Апельсином закусила,
Мне по ж… поддала...
ДС потянулся за сигаретой, медленно прикурил и хмыкнул, не то с одобрением, не то с осуждением. Так же непонятно смотрели на Кима портреты Ахматовой и Пастернака, висевшие на стене в кабинете гостеприимного хозяина, где мы удобно расположись послушать Юлика. Конечно, его больше волновала непосредственная реакция живого классика, нежели висевших на стене. На кухне, где хлопотала с приготовлением обеда Галина Ивановна (ГИ), и откуда тянуло аппетитными запахами, сначала что-то звякнуло, затем грохнуло и на следующем куплете: 
Хоть кругом материя,
А я не гляжу:
Я середь безверия
Веру нахожу! —
 в дверях с кухонным полотенцем в руках появилась хозяйка.
– Галка, послушай! — обратился ДС к жене, — какую Юлик замечательную песню поет.
– Да я за этим, собственно, и пришла, — ответствовала ГИ, вытирая руки о полотенце и присаживаясь рядом с мужем. — Про материю — это хорошо.
Юлик, ободренный вниманием мужской половины слушателей и польщенный не только пониманием, но и поддержкой женской, запел вновь: 
Моя матушка Россия —
Чай, с дипломом депутат,
Замминистра пригласила, — 
Ведь у ней везде есть блат!
На этих словах в кабинете, как черти из табакерки, появились замурзанные самойловские сыновья Петька и Пашка и стали бесцеремонно рассматривать хорошо известного им Кима. На их лицах блуждали глумливые улыбки. Мы с ДС и ГИ переглянулись — было ясно, что скоро в кабинете появится приехавшая к родителям на каникулы дочь ДС Варвара. Юлик, не обращая внимания на деток, вновь ударил по струнам и протяжно, своим характерным голосом, но очень жалостливо, затянул: 
И упекли меня в Лубянку,
Там я плачу без конца — 
Больно жалко мне маманьку,
Больно убивается…
Вот здесь-то и случилось явление Варвары народу, пришедшей на пение гостя откуда-то из глубин дома. Она вошла в кабинет с бутылкой местной минералки «Вярстке» и мрачным немигающим взглядом уставилась на хорошо известного ей Кима. 
Сил выдерживать этот спектакль больше не было, и мы втроем покатились со смеху, а Юлик, воспринявший смех как награду за исполнение, вновь ударил по струнам:
И дубьем, и добром,
И отдельно, и гуртом,
И галоперидолом —
Ставит из себя!..
Спев два последних куплета и отдышавшись, Ким обвел взглядом аудиторию. Мы утирали глаза. Варвара пила из горлышка воду. Петька и Пашка размазывали грязь по лицам. Придя в себя от смеха, мэтр похвалил Юлика, чем он был несколько удивлен: 
– Это же политическая!
– Нет, художественная! — возразил ДС, и мы перешли в столовую, дабы отметить успех песни Юлия Черсановича, которая понравилась не только взрослым, но и детям. Видимо, они нашли в этой глубокомысленной «худозственной» песне что-то свое. 
Варвара не хотела говорить, что именно. Ну а Пашке и Петьке, как они потом мне признались, понравилось «сучье семя» и «тля». Они уже тогда медленно, но упорно осваивали все богатства русского языка.
За столом ДС говорил, что у русского человека есть одновременно два противоположных стремления: остаться дома, на месте, у истоков и удрать неизвестно куда и поселиться неизвестно где. Убеждал, что в России было пять истинных умов. Пушкин — ум эстетический, Герцен — гражданский, Достоевский — ум духовный, Толстой — нравственный и Ленин — ум политический.
Мы с Кимом пытались втянуть ДС в дискуссию — а как же Тютчев, он что — ум не эстетический? У Салтыкова-Щедрина не гражданский ли ум будет? А Троцкого со Сталиным куда отнести? Но Самойлов твердо стоял на своем и упорно повторял: пять. Всего пять. Если говорить об умах истинных.
Спорить больше не хотелось, мы молча обдумывать мысль ДС и в конце концов признали ее верной. Потому что ДС говорил о самых значащих личностях в России.

Печенье для Захарчени
Однажды позвонил известный физик, членкор АН СССР, профессор Ленинградского электротехнического института Борис Петрович Захарченя (БП). Сказал, что давно любит стихи ДС, попросил разрешения прийти в гости, познакомиться. 
ДС всегда тянуло к физикам — его интересовали вопросы устройства Вселенной. Лауреат Государственной и Ленинской премий, Борис Петрович был известен своими трудами по оптике твердого тела. Рассказывал, что открыл и исследовал осцилляции магнитопоглощения, связанные с оптическими переходами между уровнями Ландау в кристаллах. Долго говорил что-то о своих трудах в области спектроскопии и полупроводников.
В монологе члена-корреспондента АН поняли только два слова: Ландау и полупроводники. Все остальные «осцилляции» были за гранью понимания. Не помог даже отборнейший коньяк, который захватил с собой БП.
Со временем визиты Захарчени стали регулярными. Каждое лето он отдыхал в Пярну и каждый раз навещал ДС. Был Борис Петрович лыс, некрасив и смешно шевелил большими ушами. Но был весьма образован и начитан — не только в своей сфере деятельности. При этом — необычайно занудлив, к нему относились иронически и терпели как неизбежное.
Помню, как Захарченя нервно протирал огромные блюдца-очки, реагируя на резкие выпады ГИ в адрес советской власти (ну нельзя же так про власть, которая все нам дала!), с удивлением — на нелицеприятные рассказы ДС из литературного быта (надо же, а еще инженеры человеческих душ!). 
Однажды Самойлов написал шуточное стихотворение, обращенное к ленинградскому члену-корреспонденту, и когда во время очередного посещения членкора хозяйка дома пригласила его к столу, хозяин, подкрепив приглашение, прочитал (привожу первые 4 строки):
Захарченя, ешьте зелень,
Витаминов много в ней.
Так советовал Зеленин,
А оно ему видней.
Полезную траву в тот раз принес Иван Гаврилович Иванов, лихой морской волк и местный прозаик-самородок, которого в доме Самойловых привечали и любили. Особенно с ним нянчилась ГИ, которая была первочитательницей его сугубо реалистической прозы. Ну а под Зелениным подразумевался тот самый профессор Зеленин, который изобрел известные капли.
Летом 1985-го ДС посвятил Борису Петровичу и серьезные стихи:

Конец системы самооправданья —
Начальный пункт самоуничтоженья.
Подобно это разрушенью зданья
От изверженья и землетрясенья.
Есть оправданье в самообвиненье:
К самим себе являемся с повинной;
Поэтому достойны снисхожденья.
Вот вам сюжет комедии старинной.
Ну а в тот визит, когда собравшиеся за столом дружно налегали на зелень, овощи и сервелат, запивая все это превосходным вином, которое на этот раз захватил с собой БП, все стали свидетелями непреднамеренного соревнования Варвары с отцом по части иронической поэзии.
После ужина и разговоров ученый, отсидев за столом положенный срок, как всегда, раскланявшись, собирался покинуть гостеприимный дом, так сказать, островок русской словесности в Б-гом забытом эстонском городке Пярну. В тот момент, когда он скрылся за дверью, мы услышали, как Варвара, выдохнула в спину члену-корреспонденту:
Борис Петрович Захарченя,
Возьмите со стола печенья.

P.S. Из переписки автора с Самойловым
…Прошло уже больше недели, как мы вернулись из Пярну. Постепенно втягиваемся в размеренный, я бы даже сказал вялый московский быт. Тем самым еще больше ощущаешь остроту пярнусского жития, которое имеет свой неповторимый вкус. 
Завершить эту часть моих воспоминаний о том времени я хочу стихотворением ДС, входящем в цикл «Пярнусские элегии» и посвященном жене Г.И. Медведевой:
Когда-нибудь и мы расскажем,
Как мы живем иным пейзажем,

Где море озаряет нас,
Где пишет на песке, как гений,
Волна следы своих волнений
И вдруг стирает, осердясь.
 

Геннадий ЕВГРАФОВ
Россия